[Kamean]

Цветок может попасть к На'ви, а те научить её соедтняться с Древом Душ. А может и сама, или с помощью Задиры, его найти. А вот что она увидит при этом - не знаю, может какая идея и придёт в голову. Но изложить её смогу лишь на следующей неделе.

[Аннаэйра]

*подергиваю крыльями* Однако, рассказ будет огромадным... уже перевалило за полсотни страниц, а конца-края все не видно... Кусочек крупный, ибо мне не хочется разбивать его на части, дабы не терять смысловой нагрузки - так что не обессудьте.

И знаете, что?.. Знаю, там воняло. Знаю, там было мокро и холодно. Знаю, там были пауки, многоножки и всякая прочая гадость, но – но! – я бы, наверное, с удовольствием спустилась бы под эту самую школу еще не раз, и даже не два – лишь бы после каждого возращения меня ожидало то же лицо, что было у Кусати, когда я, тяжело пыхтя, выволокла ее драгоценную подвеску наружу. Какие у нее были глаза… Она так и не отпустила своего брата, продолжая прижимать его к груди, однако, как мне кажется, ее лицо сказало мне больше, чем любые движения или жесты. Даже у Энту, мимолетом взглянувшего на перепутанный грязный комочек, как-то странно задрожали губы, однако я это увидела уже, если можно так выразиться, краем ума – испытывая, по известным причинам, злостную тягу к текучей воде, я направилась к ближайшему источнику – тому самому ручью, который я давеча столь бесславно пересекала. Правда, теперь он вызвал во мне куда больше приятных ощущений, и, крепко зажав подвеску зубами, я принялась полоскать ее в воде, ориентируясь лишь по шлепанью и плеску воды. Признаться честно, я искренне сомневалась, можно ли вообще отмыть эту штуковину, однако – дело есть дело, и, мало-мало ее отполоскав (мысль о том, что нести ее придется-то мне только добавила мне рвения), я осторожно положила ее на берег, на всякий случай еще и накатив сверху небольшой камень, после чего принялась отмываться сама, фыркая и встряхиваясь всей шкурой, точно какой-нибудь гребнешей.
«Вижу, вода тебя уже куда меньше напрягает», - заметил Задира со смешком, когда я, мокрая, но довольная, вышла на берег.
«В ней находишь уйму положительных качеств, когда требуется смыть с себя грязь, - хихикнула я в ответ, энергично отряхиваясь, - Так что, мы идем?»
«Сейчас? Рассвет совсем скоро».
«Хм. Тогда что? Будем ждать следующей ночи?»
«Думаю, разумнее всего будет отправиться в путь сразу после заката, - кивнул Задира, после чего оглянулся на троих детей, стоявших неподалеку, - Возражений нет?»
«А пока не наступит вечер, у нас есть куча времени, чтобы заняться очень важным и нужным делом», - заметила я.
«Это каким же?»
«Как – каким? Узнать друг о друге побольше, разумеется! – я аж засмеялась, увидев выражение у него на лице, - Что? По-моему, отличная идея! – и, посмотрев на двуногих, спросила, - Расскажете нам о себе? Вы ведь сказали, что наши друзья ошибались, когда говорили о вашем племени – ну, так поведайте о нем сами!»
«Если вы хотите узнать – конечно, расскажем, - кивнул Энту, - Только рас-сказ может оказаться длинным…»
«Ну, а мы никуда и не торопимся», - волей или неволей, но я почти повторила слова Задиры, сказанные мне в день нашей встречи, и, кажется, он тоже это заметил – во всяком случае, его губы тронула ухмылка. Подобрав подвеску (даже после мытья она стала немногим лучше на вкус), я вернулась обратно в школу, безошибочно отыскав понравившееся мне место. Задира тут же устроился у меня за спиной, как будто прикрывая, а дети расселись вокруг, подтянув под себя ноги. Выражения на их лицах были крайне торжественны, как будто они совершали некий важный ритуал, и даже малыш Ломпо не ерзал на руках у сестры, с крайне сосредоточенным видом грызя собственный палец.
А потом Энту запел.
Как он потом, позже, признался, он долго думал, как бы лучше донести до нас суть того, что он собирался рассказать, но, в конце концов, решил, что ничто не выразит это лучше, чем песня. В жизни его соплеменников – он называл их На'Ви, или «Народ» – песня не была чем-то особенным, и услышать поющего На'Ви было едва ли не проще, чем На'Ви говорящего, однако тогда я этого еще не знала, и меня тут же зачаровали эти глубокие переливы, то быстрые, то медленные, то грустные, то почти веселые. Чуть погодя к пению присоединилась Кусати, и ее звонкий голосок ничуть не нарушил, а наоборот – подхватил пение Энту, добавив ему чистоты и яркости звучания. Сначала я внимательно вслушивалась в слова песни, пытаясь в них разобраться, однако потом поняла, что это бесполезно – и, чихнув на все это, попросту отдалась самой песне, что уводила меня все дальше и дальше, в самое сердце мира На'Ви. Кажется, ее сочиняли на протяжении не одного поколения, и она постоянно менялась, словно бы составленная из нескольких маленьких кусочков: в ней слышались то яростные, мощные напевы охотничьих песен, то нежная мелодия колыбельной, а то и грустные отблески траурных плачей по умершим близким. Жизнь и смерть сплелись в этой песне воедино, закручиваясь тугой спиралью, и под конец я не выдержала – принялась подпевать, бессловно, бессвязно, но с каким-то диким восторгом, захватившим все мое существо. Я словно была там, с ними, сквозь толщу воспоминаний этих детей – я танцевала вокруг полыхающего костра, почтительно касалась морды убитого на охоте двурога, играла в догонялки, заворожено следила за чьими-то ловкими пальцами, проворно сплетающими из цветных шнурков легкую ажурную накидку, а чуть погодя – уже сама пыталась плести что-то похожее, слушая, как работающие рядом женщины на пять голосов поют какую-то старинную песню о делах давно минувших дней… Я не знаю, были ли те отрывочные видения лишь плодом моего воображения, или же сами дети, не осознавая того, подарили мне частицу своих воспоминаний, но одно скажу точно: подобного я еще ни разу не испытывала, и, когда песня закончилась, я почувствовала, как по моим щекам текут слезы, то ли от печали, то ли от радости. И когда за своей спиной я услышала какой-то хриплый, судорожный вздох – честное слово, сначала отнеслась к этому, как с само собой разумеющемуся!
Только пару мгновений спустя до меня наконец-то дошло, что вздыхать здесь могла одна только я.
И когда эта мысль наконец-то достучалась до моего сознания…
Знаете, какой главный принцип ответственен за выживание моих сородичей в лесу? Когда речь заходит о спасении шкуры – доверяй телу, а не разуму.
А тело приказало внятно и коротко: бежать!
Вот только (грустное «хи-хи…»), скажите честно и откровенно – когда в вашей жизни наступают вот такие вот «особые» моменты, было ли хоть раз, чтобы в дело не вмешался вечно самовлюбленный и вечно непредсказуемый случай?.. У меня – нет. Поэтому-то я почти не удивилась, когда, напролом шарахнувшись куда-то в сторону, я почти тут же врезалась… то ли в низко нависшую ветку, то ли во что-то похожее – но удар был сильный, так что на несколько мгновений я словно бы выпала из внешнего мира… а когда очнулась, то обнаружила, что лежу на чем-то мягком, и чьи-то руки…
Руки?!
«Успокойся, успокойся! – кричала мне прямо в уши Кусати, пока я, точно безумная, с отчаянным криком вырывалась на свободу, - Она тебе ничего не сделает… Ничего не сделает! Цветок, ну же! Цветок!» - однако мне было чихать, что она там говорит, и… Откровенно скажу – уж не знаю, ее ли слова достучались до моего разума, или же просто не так много сил было в моем тельце, чтобы долго время сопротивляться крепкой, хоть и бережной хватке, но, спустя какое-то время, я утихла, прижатая (или прижавшись?..) к теплому боку и слушая тихий голос, шепчущий мне в уши успокаивающие слова. Я не понимала смысла этих слов, я вообще не представляла, как можно произносить столь странные звуки, но постепенно меня отпустила дрожь, и я наконец-то осмелилась поднять голову. Я не увидела эту женщину – все-таки она была не мертвым, а вполне живым существом – однако некое слабенькое сияние, похожее на то, что окружало Задиру, когда он вытаскивал подвеску из грязи, уловила, и, чуть поколебавшись, осторожно протянула вперед щупальца. Женщина не сделала ни малейшей попытки мне помешать – наоборот, она замерла на месте, причем я была уверена, что дело тут не в страхе – ибо, право, меня ли ей было бояться?.. Я легко, точно мотылек, касалась ее на удивление гладкой кожи, прослеживая мерцающий рисунок сияющих точек от кончиков пальцев до груди, сквозь какую-то мягкую шелуху, а потом – выше, к голове, что в моем разуме сияла, точно звездное небо, мириадами переливающихся огоньков. Некоторое время я внимательно ее «раз-глядывала», поглаживая щупальцами, чтобы убедиться, что это действительно не игра воображения, после чего аккуратно коснулась единственного длинного щупа, растущего из основания затылка, прослеживая замысловатое плетение волос, покрывавших ее плотным коконом – и не менее причудливую игру каких-то светящихся букашек, деловито шнырявших туда-сюда при каждом моем прикосновении. Некоторое время я наблюдала за ними, словно пытаясь что-то распознать в хаотичном метании, пока, наконец, одно из моих щупалец не добралось до самого кончика – и в тот же миг мы обе вздрогнули, словно от порыва холодного воздуха, а я – еще и от зрелища того, как множество сверкающих «жучков» запылали еще ярче, смешиваясь друг с другом на кончиках наших объединившихся душ… Через некоторое время «жучки» утихомирились, перестав метаться в разные стороны, и я наконец-то смогла прочувствовать душу этой женщины… почувствовать боль, страдание, тоску, но при этом – неисчерпаемую нежность и заботу, которые буквально переполняли ее душу, успокаивая любую муку и унося с собой печаль. Я попросту-таки застыла на месте, с головой погрузившись в это бездонное озеро нерастраченной любви, лечившей, успокаивающей… а когда наконец-то сумела поднять из его глубин, то первым делом сказала:
«Спасибо».
«За что?» - у нее оказался хриплый, но довольно-таки приятный голос, не такой мелодично-птичий, как у На'Ви, но в нем слышалось что-то особенно теплое, навевающее мысли о мамином молоке, об уютном логове… и о чем-то еще.
«За то, что позволила прикоснуться к своей душе. Я… не была уверена, что мне будет позволено это сделать, - после чего, не дожидаясь, пока она ответит, положила подбородок ей на колени, так, чтобы чувствовать мерное биение крови, - Можно я… полежу так немного?»
Она коротко кивнула – я не увидела, но, благодаря тому, что наши щупальца были по-прежнему связаны, почувствовала ее жест, как свой, и удовлетворенно затихла, чувствуя, как сладко сжимается горло.
«Откуда ты узнала эту песню?» - чуть погодя, спросила женщина… Грэйс.
«Услышала. Ее пели дети, живущие в этой школе… Энту, Кусати и Ломпо».
«Кусати?.. – каким-то мертвым, потерянным голосом переспросила она, и словно бы вся тоска мира прозвучала в этом имени, - Ты ее знала?»
«Я и сейчас ее знаю, - я невольно улыбнулась, - К тому же… - я чуть повернула голову, глядя на полупрозрачные тени, мелькающие где-то на дальнем краю сознания, - И сейчас она смотрит прямо на тебя».
Глаза Грэйс расширились, и она резко, порывисто вскинула голову, вглядываясь в залитый солнечным светом воздух, искрящийся мелкими пылинками. Мне осталось лишь грустно улыбнуться… я ведь видела, как судорожно прижала к себе брата девушка, видела слезы, текущие по ее бесплотным щекам… Их са'нок не могла их видеть, однако наверняка чувствовала их присутствие – иначе зачем бы приходила сюда, раз за разом, ища, но не в силах найти?..
«Они по-прежнему любят тебя, - тихо сказала я, - По-прежнему называют своей матерью. Они не сердятся, Грэйс».
«Это моя вина… - на ее глазах показались слезы, - Моя вина… Я не смогла их защитить. Они погибали под пулями, а я… я ничего не могла сделать!»
«Ты сделала все, что было в твоих силах, - я старалась, чтобы голос мой звучал как можно мягче, и, кажется, мне это удалось, - И эти дети – тому доказательство. Они по-прежнему тебя любят, Грэйс! А любовь таких детей…» - я как-то неопределенно дернула плечами, не в силах подобрать нужные слова, и замолчала, даже не поморщившись, когда первая соленая капля упала мне прямо на лоб. Сквозь влажную пелену, застилающую ее глаза, я даже с некоторым удивлением видела саму себя – крошечное, нескладное существо с изуродованной головой, покрытой ужасными шрамами – как будто залепленной потеками застывшей смолы из кое-как да наперекосяк сросшейся плоти… Впрочем, разглядывать саму себя мне было мало удовольствия, а обрывки воспоминаний Грэйс, которыми был буквально заполонен ее разум, были ничуть не более приятны (не говоря уже о том, что рыться в них в такой момент мне было, мягко говоря, неудобно), поэтому я благоразумно отрешилась от всего внешнего мира, позволив себе просто лежать на этих вот теплых коленях и почти дремать, при этом едва заметно улыбаясь… а потому, наверное, не сразу заметила, что ход мыслей Грэйс изменился… стал как-то светлее и чище. Заинтересовавшись, я попыталась разобраться в этих, новых воспоминаниях, и сперва даже подумала, вижу сквозь ее глаза свой собственный мир – но, приглядевшись, поняла, что это не так. Да, этот мир был похож на тот, в котором жила я, но, в то же время, он каким-то невероятным образом от него отличался, причем я никак не могла понять, был ли он лучше или хуже… Он просто был – другим. Совсем как те существа, что его населяли.
«Это – Земля. Мой родной мир…»
Голос Грэйс тоже как-то странно изменился, в нем появились новые нотки – что-то вроде беспредельной грусти, от которой хотелось забиться поглубже в эти добрые, ласковые руки и никогда, никогда не показываться… Воспоминания сменяли друг друга, и так же, как песня детей показывала мне их жизнь, так и эти картинки из памяти Грэйс позволяли мне, даже представить не могущей, что за пределами моего родного мира есть другие, в которых живут разумные существа – хотя бы кончиком щупальца прикоснуться к жизни, отстоящей от меня… даже не знаю, на какое огромное, немыслимое расстояние! Я видела теплые, влажные леса, полные жизни и красок, а видела другие – тихие, мрачные, укутанные во что-то белое и искрящееся, падающее прямо с небес; я видела бескрайние золотистые пустоши, то неровные, покрытые бесконечными волнами, а то – гладкие, как чья-то ладонь, но заросшие густой, высокой травой, над которой лишь изредка, то тут, то там поднимались одинокие скалы; я видела воду – широкие реки, могучие водопады, тихие озера и необъятное море, то глубоко-синее, то сердитое, серое, а то начинающее отсвечивать радостным золотисто-зеленым… И всюду – в воде, на суше и под облаками – плавали, бегали и летали самые разнообразные существа, похожие и не похожие на тех, которых я знала. Некоторые из них были голыми и гладкими, другие – покрыты чешуей, а третьих с ног до головы одевал густой, роскошный мех, рядом с которым моя жесткая щетинка казалась, мягко говоря, не такой уж замечательной…
«Какие красивые… - еле слышно прошептала я, глядя на группу каких-то пятнистых животных с длинными шеями и не менее длинными, стройными ногами, неторопливо бредущих друг за другом на фоне высоченной отвесной скалы, казавшейся выгоревшей костью какого-то исполинского зверя, - Кто они?»
«Жирафы. Когда-то они жили на одном из наших материков, но… последний дикий жираф был убит, когда мне не было и десяти, а еще через десять с небольшим лет я лично участвовала в программе по их клонированию… другими словами – по созданию живых копий когда-то существовавших животных. И вот эта троица – первые клоны, которых нам удалось вырастить до взрослого состояния, - в ее голосе послышалась горечь, - Клоны! Копии! Забавные экспонаты для парков развлечений, а потом, когда фурор пройдет – объекты охоты для того, кто больше всех за них заплатит… За власть, за богатство и за удовольствия – мы продали свои души, превратившись в каких-то жалких, искалеченных существ, тараканов, роющихся в зловонной свалке, в которую мы превратили всю нашу планету… - она глубоко, но как-то судорожно вздохнула, как будто ей не хватало воздуха, - Вот почему, когда мне предложили прилететь сюда, на Пандору – я согласилась, не раздумывая. Этот мир словно бы придал смысл всей моей жизни… Хотя нет, даже не так. Он попросту вдохнул в меня новую жизнь».
«Неужели твой мир настолько ужасен? – я непритворно удивилась, - Но ведь то, что ты мне показывала…»
«Такой была Земля в течение миллионов лет, пока, наконец, на ней не появились люди, - а вот теперь в ее тоне точно послышались гневные нотки, - Хотя нет, даже не так… до тех пор, пока люди не начали свою безумную гонку в поисках силы и энергии, попутно не замечая, что своими действиями они подвели родную планету на грань исчезновения. Мы сами убили свой мир…»
«И ты с готовностью оставила его, - не знаю, почему, но в моем голосе по-слышалось осуждение, - Улетела к звездам и бросила его умирать… так?»
«Я прилетела, чтобы ее спасти».
Ответом ей послужил мой недоуменный взгляд.
«Земля умирает. Ей осталось уже не так долго, а человечество своими же руками, медленно, но верно выкапывает себе могилу. И даже если мы, прямо сейчас, оставим Землю в покое, улетев куда-нибудь в космос – на Пандору или в какой-то пригодный для жизни мир – то вряд ли сможем скоро вернуться домой – ведь некоторые опасные радиоактивные элементы распадаются в течение десятков миллионов лет, а все природные экосистемы необратимо разрушены, так что нужны еще, по меньшей мере, миллиарды – миллиарды! – лет, чтобы природа смогла своими силами восстановить утраченное равновесие, - на этот раз это уже была не улыбка, а какой-то бессильный оскал, - А, учитывая, что единственным известным нам небесным телом, на которой, в принципе, способны существовать люди, была и остается Пандора… Я прилетела сюда, чтобы спасти и ее».
«Я не понимаю…»
«Боюсь, что и не поймешь, - она грустно на меня посмотрела, - Но из всех существ, что мне известны, малых или больших, люди упорнее всего цепляются за жизнь, при этом сбрасывая в пекло преисподней мириады чужих жизней – лишь бы уцелеть самим! И, если до этого дойдет, те, кто правят нашим прогнившим обществом, без лишних угрызений совести колонизируют Пандору».
«Колонизируют?» - я удивилась непонятному слову.
«Другими словами – превратят ее во вторую Землю, и не успокоятся, пока не извлекут все ценное или полезное из ее недр, до последней крупицы, после чего попросту бросят ее умирать и, точно падальщики, отправятся на поиски следующего мира, - Грэйс поморщилась, словно у нее болели зубы, - Они ни перед чем не остановятся. Они вырубят леса, выжгут равнины и отравят воду, а На'Ви, если не перебьют, то отправят в резервации, и будут держать там, словно зверей в заповеднике, пока не превратят в такой же тупой и ко всему безразличный скот, который можно будет использовать по своему усмотрению… - голос Грэйс стал суше, пока она с видимым безразличием рассказывала мне все это – хотя, я это чувствовала, внутри она вся кипела, - Поверь, такое уже было в нашей истории, и вряд ли Корпорация или же какое-либо иное подобное ей чудовище посчитают это чем-то противоестественным».
«Но… но ведь так же… нельзя. Это неправильно! Почему?.. – мне просто не хватало слов, и мысли мои метались, точно вспугнутые мотыльки, не позволяя сосредоточиться ни на чем определенном, - Почему, Грэйс?!»
«Вот и я не знаю, - одна ее рука сжалась в кулак – вторая лежала у меня на загривке, - Но, поверь мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не произошло! И не я одна… Пусть даже большая часть людей уже ни во что не верит и ни на что не надеется, пусть даже общество разваливается на куски и превращается в ничто – еще остались среди нас те, кто несет огонь в сердце, кто еще готов сражаться за свою человечность, за Землю – и за Пандору! – ее глаза вспыхнули, точно у хищного зверя, но не голодным, а каким-то совсем другим, вдохновенным светом, - Остались те, кто все еще верит в свое будущее, кто готов сбросить с себя рабские оковы и вновь стать не рабочим быдлом, а людьми… И я молюсь Богу, Эйве и всем прочим высшим существам, чтобы им хватило мужества восстать против законов собственного мира и спасти свою умирающую планету, - ее плечи как-то устало сгорбились, словно на них сейчас лежала вся тяжесть Вселенной, - И хоть я немногое могу – я буду стараться изо всех сил, чтобы дать Земле еще один шанс на спасение. Это я тебе обещаю. Что бы ни случилось – я буду защищать Пандору так яростно, как только смогу. Я буду стоять за нее, зная, что тем самым я зажигаю свет надежды для своей родной планеты, которую еще может спасти ваш удивительный мир… - она как-то судорожно стиснула складку кожи на моей спине, но я не поморщилась и не попросила ее прекратить – я вообще не почувствовала никакой боли, - Я верю в это. Верю всем сердцем».
«Ты будешь сражаться… за нас? – в моем голосе, знаю, послышалось легкое недоверие, - Против своего собственного народа?»
«Я буду сражаться против гнили, в которой уже не осталось ничего человечного, - ее глаза прищурились, и она почти зашипела, как рассерженный пестрокрыл, - Я буду сражаться против ненависти и алчности, против злобы и отчаяния, против бесчувственности и невежества – против всего, что отравляет мой народ и превращает его в чудовищ. Я буду сражаться за своих братьев, погрязших в грязи, за свою планету – и за тех несчастных детей, что погибли в этих стенах из-за того, что им взбрело в голову, будто никакой другой голос не звучит так же убедительно, как голос силы! – теперь в ее голос послышалась настоящая мука, и слезы вновь задрожали на ее глазах, - Ради Энту, Кусати и Ломпо, ради Икалу, Тасуна, Меканея, Туке и Невей… Ради них всех. Против тех, кто отнял их у меня! Против этих кровожадных тварей, что всего несколькими выстрелами оборвали их жизни! – яростно взвыла она, точно раненый зверь, точно мать, что, вернувшись в логово, обнаружила там своих мертвых детенышей… я порой слышала, как моя приемная мама кричала так во сне… - Я буду сражаться за то, чтобы никогда больше жизни детей не становились пешками в политических играх, ведущихся за миллионы километров от них, чтобы ни одна… - дальнейшие ее слова я просто не разобрала, но, судя по эмоциям, это было самое грязное ругательство из всех, что она знала, потому как, выговорившись, она даже немного смутилась, посмотрев на меня, - Прости, пожалуйста. Я… сорвалась».
«Ты веришь в то, что говоришь, и этого достаточно, - я лишь пожала плечами в ответ, - И ты действительно хорошая, Грэйс… Они не зря в тебя верили».
«Но почему они остались здесь? Почему до сих пор страдают?!»
«Потому, что у них остались дела в этом мире, которые нужно завершить прежде, чем отправляться к Великой Матери. Не волнуйся, - тут же добавила я, заметив выражение у нее на лице, - я им помогу. Сегодня вечером я отправлюсь туда, где живет их клан, и постараюсь закончить их дела, чтобы они наконец-то обрели покой. Обещаю, Грэйс – я не позволю им больше мучиться».
Она кивнула, причем я чувствовала, что она мне верит – не то, чтобы целиком и полностью, но за сумасшедшую тоже не считает, а это уже было немало.
«Я… могу чем-то помочь?»
«Тебе же нельзя туда, верно?» - я чувствовала и эту боль, в ее мыслях, и, судя по выражению на лице, угадала.
«Сомневаюсь, что мне там будут рады, - она опустила глаза к полу, - Но… можно мне… попросить тебя?»
«Конечно», - тут же ответила я, недоумевая, о чем таком она может меня попросить – но, как оказалось, ответ был прост.
«Можно мне… посидеть тут, с тобой, до заката?»
Я лишь слегка дернула свободным щупальцем в ответ, не видя необходимости отвечать – она ведь все равно знала, что я ей не откажу, и, кажется, она поняла – ее губы чуть тронула улыбка, и она бережно, но при этом все с той же любовью, провела рукой по моему загривку, перебирая жесткую щетину. Было не больно, даже приятно, и я не стала останавливать ее рук, вместо этого наслаждаясь столь редким ощущением блаженства, наполнившим мою душу и заставившим горло мелко-мелко дрожать… а там и вовсе разродиться тем самым заветным звуком, заставившим Грэйс изумленно распахнуть глаза и прекратить меня гладить. Звук тут же утих, и, немного помолчав, женщина недоверчиво спросила:
«Ты… мурлыкаешь?!»
«А что тут такого? – я даже удивилась, - Моя приемная мама всегда мурлыкала, когда ей было приятно – так почему я не могу поступать так же? – и, полежав немного, попросила, - Пожалуйста… продолжай».
Кажется, она хотела что-то спросить, но так и не решилась оформить вопрос в четкую мысль, а я не успела уточнить – ее рука вновь начала гладить меня, и я не смогла сдержать довольного урчания, тут же позабыв обо всех своих намерениях – не до того мне было, право… Ибо было мне так хорошо и спокойно, как уже давно, очень давно не было. Рядом с Грэйс словно бы отпускали все тревоги и заботы, и хотелось, подобно маленькому детенышу, просто лежать неподвижно, слушая сонное поскрипывание вернувшихся с охоты жалохвостов да тоненький звон прозрачных крыльев мошкары, клубящейся в косых лучах солнечного света – и потому мне было особенно тяжело сказать ей, когда из бледно-золотого свет начал окрашиваться в алые тона заката.
«Мне уже пора…»
«Да, - чуть слышно прошептала она в ответ, с сожалением в голосе, - Ты еще вернешься сюда?»
«Не знаю», - честно ответила я, и Грэйс кивнула.
«Так я и думала… - в ее голосе не было обиды или укора, - Тогда, если увидишь детей… если увидишь…»
«Я думаю, они и так знают, - я чуть заметно улыбнулась, - Детские глаза смотрят шире, Грэйс. А еще – дети лучше, чем взрослые, умеют прощать».
«Ты говорила, что закончишь за них какие-то… дела?»
«Да. Кусати попросила меня вернуть ее матери подвеску, что она взяла в тот день, когда… ну, ты понимаешь. Правда, эта подвеска уже совсем не та…»
«Покажи мне», - перебила Грэйс, с каким-то напряжением в голосе, и я не рискнула ослушаться, так что через несколько мгновений ее пальцы уже разглаживали веревочную путанку на коленях, словно пытаясь в ней что-то разглядеть. Я чувствовала, как дрожат ее губы, но ничего не говорила, пока она медленно, с нежностью расправляла плетеные лепестки, выбирая из них запутавшийся мусор.
«Я помню, - наконец, сказала она, при этом продолжая свое занятие, - Кусати была так горда, что мама разрешила ей взять эту подвеску в школу. Рассказывала, что ее отец подарил эту подвеску ее матери сразу после той ночи, когда они соединили свои души под кронами Деревьев Голосов, а я, - она хмыкнула, - старая дура, думала только о том, как бы побольше узнать об их обычаях, ведь взрослые так тщательно их скрывают от чужаков… - она вытащила из сплетения несколько застрявших там мелких сучков, осторожно потянула за ослабевшую веревочку – и подвеска сама, словно живая, раскрылась на ее ладонь, тут же превратившись в… я аж ахнула:
«Да это же громоцвет!»
«Правда? – Грэйс засмеялась, - А по мне, так самый настоящий Cynaroidia discolor, причем очень качественно изображенный! – она едва заметно улыбнулась, - Кусати рассказывала, что ее родители впервые познакомились, когда ее мама собирала семена вот этого самого отшельника, танцуя между его ловчими усиками так быстро и изящно, что растения попросту не успевали ее схватить, но, увидев ее отца, на мгновение замешкалась, и отшельник тут же опутал ее ноги… - она ласково провела пальцем по цветным шнуркам, после чего вытянула откуда-то из складок своей… шелухи длинный тонкий шнурок, судя по запаху – из кожи, без лишних слов перекусила его зубами и продела в колечко на подвеске.
«Ты… позволишь? – спросила она, - Так тебе будет, наверное, проще – ведь не очень-то удобно таскать ее в зубах, да?»
«Спасибо», - я подняла голову, и она несколько раз обвила мою тонкую шею, после чего закрепила прочным узелком. Я пару раз повела головой, наклонилась, проверяя, удобно ли сидит на мне моя ноша, после чего признательно ткнулась носом в ее ладонь.
«Да хранит тебя Великая Мать, Грэйс».
«До встречи», - ее рука, как-то ослабев, бессильно упала с моего загривка, и я молча, бережно разорвала нашу связь – Грэйс вздрогнула, а я беззвучно вздохнула, когда солнечный мир, который я видела ее глазами, вновь померк и превратился в едва различимые энергетические контуры, которые, присмотревшись, я уже кое-как, но все же различала. Из темноты тут же выступил Задира, занявший привычное место бок о бок со мной, и мы неторопливо зарысили прочь, больше не оглядываясь назад.

Продолжение следует...

[Торук Макто]

Мощно... Слов нет, одни эмоции. Как будто сам был там... Спасибо тебе, Аннаэйра!

Аннаэйра сказал:

Кусочек крупный, ибо мне не хочется разбивать его на части, дабы не терять смысловой нагрузки - так что не обессудьте.

А мне мало. Жду продолжение.

[pandorskiy kot]

Ничего себе, вот это да, браво! И... действительно мало, ждем что будет дальше

[Аннаэйра]

Спасибо, Котя, Макто... Порадовали, однако, порадовали. Но чует мое сердце, что все интересное еще только начинается!

[Торук Макто]

Да это тебе спасибо. Написала так... Меня зацепило чуть ли не сильнее, чем от просмотра аватара.

[Торук Макто]

А по дороге на нее нападет... попробуй увидеть, кто?

[Аннаэйра]

Уже напали, дорогой. Но кто - увидишь дальше. Хих...

[Торук Макто]

Так это я что-то раньше времени увидел?

[Аннаэйра]

Позже. Я это еще вчера написала... Молодец, Макто! Посмотрим, насколько ты был близок к правде...

[Торук Макто]

Посмотрим. А ты, случайно, мне не помогла?

[pandorskiy kot]

Значит таки кто-то нападет? Хм...

[Аннаэйра]

Посмотрим, посмотрим... Потерпи немного.

[Kamean]

Потерпим.

[Аннаэйра]

Ну что ж... куш-ш-шочек. Один из многих...

«Ну, и как она тебе?» - негромко спросил Задира.
«Она другая, - я слегка улыбнулась, - Но это совсем не значит, что она плохая или опасная… Просто другая. В ней есть… что-то особенное, - и, посмотрев на Энту, что без особых затруднений выдерживал наш шаг, просачиваясь прямо сквозь густые заросли папоротника, спросила: - Мы же правильно идем?»
«Пока – да, - кивнул он, - Это старая тропа, по которой мы с ребятами ходили в школу… тут, должно быть, где-то еще сохранились указатели».
«Указатели? – я несказанно удивилась, - Что это?»
«Увидите, - ухмыльнулся он, и, прежде чем я успела обидеться (ну да, конечно, вне всяких сомнений – я увижу…), кивнул, - Вот один из них».
«Лист? – несказанно удивился Задира, - Просто лист?»
«Лист эйайе, - засмеялся Энту, - Ну, присмотрись… Неужели тебе этот лист ничто не напоминает?»
«Он напоминает мне лист, - фыркнул Задира, - А еще эту вашу штуку, которую вы на охоте метаете в добычу… как она там называется?»
«Стрела. И наконечник этой стрелы, - он кивнул на дерево, на котором – в моем понимании – слабенько-слабенько светилась какая-то полосочка, - указывает направление, в котором нам нужно идти. Пошли!» - и, махнув рукой, он не хуже молоденького большеглазого скакнул куда-то в сторону. Мне осталось лишь с несчастным выражением посмотреть на Кусати, стоящую рядом.
«И… часто он… такой?»
«Просто он рад, что возвращается домой, - тихо прошептала та, - Мы ведь так давно там не были…» - после чего, перехватив Ломпо поудобнее, она пошла следом за нашим негласным предводителем, так что нам с Задирой осталось лишь замкнуть процессию. После этого я еще не раз замечала бледно-голубые полоски на деревьях, в очередной раз поражаясь сообразительности На'Ви – это ж надо было додуматься!.. По мере того, как сгущались ночные сумерки, лес наполнялся бурлящей жизнью, однако меня это вовсе не радовало – по мере того, как ночь приближалась к середине, на охоту выходило все большее количество хищников, так что мне оставалось надеяться лишь на то, что для большинства из них я была слишком мелкой добычей, и моя тощая тушка никого из них особо не заинтересует. Довольно, признаться честно, слабая надежда… И ничего удивительного, что, когда за моей спиной раздался первый шорох, я не стала особо раздумывать – просто рванулась прочь, широкими скачками уходя в лесную глушь. В ответ мне раздался жуткий, омерзительный вой, похожий на безумный смех, и черные тени, скрывающиеся в лесу, тут же обрели плоть и жизнь, превратившись в парочку юных змееволков, с лаем помчавшихся за мной по пятам. Мое внезапное бегство только раззадорило их, но пока что мне удавалось выдерживать заданный темп, не давая им приблизиться достаточно близко. Пока что…
«Сюда!» - крикнул Энту, указывая на какую-то лазейку, и я без лишних разговоров бросилась в нее – буквально за долю мгновения до того, как место, где только что стояла моя нога, разрезали зубастые челюсти. Кажется, певцы охотились здесь впервые, иначе бы они уже давно загнали бы меня в тупик или зажали бы в клещи, но, признаться честно, вспоминая ту погоню, я до сих пор дрожу от ужаса, вспоминая, насколько близко я была к смерти. Я бежала во весь дух, но разве так легко было оторваться от погони, даже не видя толком, куда же ты бежишь?! И когда я, не разбирая дороги, проскользнула между чьими-то ногами, почти не расслышав изумленных криков, но почти тут же запнувшись о какой-то камень и рухнув наземь, пропахав грудью землю, то сперва подумала – ну вот и все, отбегалась… - но тут до меня достучались-таки радостные крики Энту, а там я увидела и высокие, мерцающие тени, окружившие меня со всех сторон… тени, отдаленно похожие на этих детей, только мало что не в полтора раза выше их! Я видела, как ночные певцы, выскочив за мной из папоротников, сперва мало что не бросились на одну из этих «теней», однако тут раздался глухой удар, и дерзкий хищник с визгом отлетел в сторону, невредимый, но явно перепуганный. Его собрат поостерегся повторять его опыт, поджав хвост и держась чуть поодаль. Азарт азартом, да только даже глупейший из нас умеет признавать чужую силу, а эти двое, не смотря на молодость, глупцами не были, поэтому, убедившись, что до меня им не добраться, они быстро оставили бесполезные попытки и отступили, скрывшись в зарослях кустарника. Вскоре мягкие шлепки их лап растворились в гомоне ночного леса, и я, наконец-то, смогла перевести дух… лишь на мгновение, ибо, как ни крути, мои проблемы еще далеко не кончились.
«Может, нам лучше сделать ноги? – высказал мои страхи Задиры, тревожно оглядываясь по сторонам, - Не нравятся они мне…»
«Нам все равно придется с ними встретиться, - мягко возразила я, хотя, в душе, была с ним полностью согласна, - Мы ведь к ним и шли, верно?» - после чего, подтянув под себя ноги, аккуратно поднялась во весь рост, оказавшись, впрочем, едва ли по бедро ближайшему На'Ви – и он был далеко не самым рослым в этой группе! Они стояли молча, внимательно глядя на меня, и я, стараясь не делать резких движений, как можно выше задрала голову, искренне надеясь, что здешнего освещения вполне достаточно, чтобы разглядеть подвеску у меня на горле. На несколько мгновений вокруг воцарилась мертвая тишина – то ли они пытались сообразить, что я такое делаю, то ли… - но потом раздался хриплый, какой-то сдавленный вскрик, и один… одна из них – молодая девушка – рванулась ко мне, заставив невольно отшатнуться назад – а не надо так пугать! – но она оказалась быстрее, и успела ухватить меня за шею. Задира угрожающе зарычал, припав к земле, но девушка вовсе не пыталась меня задушить или что-то подобное – скорее уж, все ее внимание было поглощено не мной, а подвеской, по-прежнему бол-тающейся на кожаной веревочке. Я стояла смирно, позволяя ей в полной мере рассмотреть мою ношу, ибо чувствовала, как сильно дрожат у нее руки… но даже я не была готова к тому, что она внезапно рванется вперед, крепко прижимая меня к себе – и расплачется, причем не так, как плачут маленькие дети, и не так, как плачут от радости или от испуга – она завыла, заголосила, до самых небес вознося свое горе и скорбь, свою жалобу и свою безмерную, бесконечную тоску… Потом к ней подошла еще одна девушка, что обняла ее за плечи, ограждая от отчаяния, и меня наконец-то отпустили, но я никуда не побежала – и вовсе не потому, что остальные члены этой стаи окружили нас со всех сторон, отрезав пути к отступлению. Голоса девушек постепенно обретали силу, и вот уже горькая траурная песня полилась над лесом, оплакивая давно потерянную для них соплеменницу… Я заметила слезы на глазах Кусати, и видела Энту, что ободряюще обнял ее за плечи, стоя буквально на расстоянии вытянутой руки от двух девушек, но живые глаза не могли их разглядеть в буйстве ночной радуги, и я уже хотела крикнуть плачущим, что вот же они, вот они, рядом!.. – но лишь опустила глаза к земле, не смея нарушить странное и страшное таинство смерти…
«А ведь эта, первая, до последнего верила, что Кусати и Ломпо живы, - не-громко сказал Задира, с искренним состраданием глядя на стенающую девушку, - Она жила лишь надеждой, что ее сестренка и братик вернутся к ней…»
«Ей придется смириться и жить дальше, - ответила я, причем мой голос прозвучал жестче, чем мне бы хотелось, - Нельзя жить одними надеждами, какими бы притягательными они ни казались. И я сомневаюсь, что Кусати и Ломпо хотели для нее такой судьбы, - я посмотрела на них, - Ведь верно же?»
«Верно, - тихо, тише шепота откликнулась Кусати, - Цену… не заслужила такой судьбы. И мы хотим, чтобы она была счастлива! – на глазах девочки-духа показались слезы, - Цветок, я…»
«Понимаю. Я скажу ей, что ты хочешь, как только она немного успокоится».
«Спасибо», - кажется, бедняжка с трудом сдерживала рыдания… и как раз в этот момент к девушкам подошел кто-то из мужчин. После короткого разговора они, вытирая слезы, таки смогли подняться, и вся группа, включая меня, двинулась в лес. Цену и ее подруга шли, обнявшись, и, кажется, мало что видя вокруг, поэтому скорость передвижения у нас была невысокая, и мне это было только кстати – меня и так едва ноги держали, чтобы еще и вслед за этими голенастыми скакать… Кажется, На'Ви это заметили – во всяком случае, один из мужчин предпринял осторожную попытку предложить мне свою помощь – вернее сказать, руки – но меня такое самоуправство отнюдь не порадовало, и я лишь раздраженно фыркнула в ответ, демонстративно обойдя его стороной и продолжив путь на своих шести. Может, я и слепая, да только унижаться не намерена! Тем более, что, как я подозревала… мне было отнюдь не так плохо, как Кусати или Энту…
«Что-то мне уже не кажется, что идея идти сюда была такой уж удачной, - мрачно сказал Задира, глядя на бедных детей, с трудом бредущих вперед, - Кусати может не выдержать встречи с прошлым… Да и Энту, хоть он и крепится, чувствует себя немногим лучше. Кажется, из них троих в самом выгодном положении оказался Ломпо – но лишь потому, что он еще ребенок, и для него даже собственная смерть – всего лишь игра».
«У тебя было так же?»
«Мне был проще – я умер там же, где жил, - он лишь безразлично пожал плечом, под стать непроницаемому выражению на лице, - Так что все самое страшное прошло быстро, а дальше… было уже не так больно. Но тут…» - он невольно поежился, глядя на шатающихся детей, что с каждым шагом словно бы ступали по ядовитым шипам, и я, проследив его взгляд, решилась – и, резко бросившись вперед, в два прыжка обогнала предводителя группы, перегородив ему дорогу. Его лица я не видела – мое «зрение» не позволяло себе такой роскоши – но вот цвет его свечения, по спокойному лиловому фону которого враз прошли полосы изумленного оранжевого – разглядела сразу, да и не у него одного. Даже Энту с Кусати, явно не вполне поняв мои намерения, ошеломленно смотрели на меня, однако я не собиралась ничего объяснять – и, сделав решительный шаг вперед, я протянула мужчине одно из своих щупалец. Некоторое время он простоял молча, разглядывая меня, после чего медленно опустился на ноги (как перед прыжком, хотя руки у него оставались расслаблены), так, чтобы его лицо оказалось как раз напротив моей изуродованной головы. Он двигался медленно, явно не желая меня пугать, однако я все равно приплясывала на месте, чувствуя близость настолько огромного существа, а потому заметно вздрогнула, когда он со мной загово-рил.
- Сраке нгал оеру нимеу 'уот пимллт'е, ма хи'иа цмукетсйип? (Ты хотела мне что-то сказать, маленькая сестра?)
Голос у него был мягким и дружелюбным, хотя, конечно, я ни словечка не поняла, после чего На'Ви неторопливо взял в руку кончик своего щупальца – или, вернее, «косы» – и поднес к моему. С ним, как ни странно, у меня связь установилась гораздо быстрее, чем с Грэйс, и уже через пару мгновений «светлячки» перестали бунтовать, а я услышала:
«Ты что-то хочешь мне сказать, маленькая сестра?»
«Мы… не можем идти дальше».
«Почему? – он всего лишь удивился, - Осталось ведь совсем немного…»
«Я знаю, - перебила я его, сама поражаясь своей наглости, - Но среди нас есть те, кому будет очень тяжело вновь оказаться дома, и я не хочу их мучить».
«Кому будет очень тяжело? – задумчиво переспросил он, внимательно на меня глядя, - И о ком же ты говоришь?»
«О тех, кто когда-то были одними из вас. Об Энту, Кусати и Ломпо. Они пришли со мной, чтобы встретиться с теми, кто по-прежнему не позволяет им покинуть этот мир и соединиться с Матерью, - я чувствовала, что он хочет что-то сказать, поэтому быстро добавила, - Если можно, конечно. Но я бы хотела, чтобы Кусати встретилась с мамой, а Энту – с Нинат не под сенью Великого Дерева, а здесь, вдали от воспоминаний об их ушедшей жизни, которые могут так сильно ранить их души. Пожалуйста…»
«Энту?.. – словно не слыша, повторил это имя На'Ви, - Но ведь он умер. Они все умерли в тот злой день».
«Они остались здесь, на земле… Я знаю, что в это трудно поверить, но они и вправду стали духами! И сейчас они здесь! – я невольно оглянулась на своих друзей, что стояли чуть поодаль, - Пожалуйста, поверьте мне!»
«Я верю тебе, сестра, - он чуть прикрыл свои огромные глаза, - И я постараюсь выполнить твою просьбу. Ты пойдешь со мной? Решать я не имею права, нужно спросить совета у Цахик. Она рассудит, ведь Малими все еще не оправилась после потери детей, и не знаю, стоит ли…»
«Я понимаю, - мне осталось лишь кивнуть, - Я пойду с тобой», - после чего, отсоединив щупальце, я посмотрела на Кусати, Энту и Ломпо, что встретили мой взгляд несколько недоуменно.
«Вы… можете подождать здесь? Я скоро вернусь».
«Куда ты?» - спросил Энту.
«Я… не хочу, чтобы вы мучились. Вам лучше подождать здесь… Нет, Энту, послушай! – я заметила, что он хочет что-то возразить, и перебила, - Духи живут эмоциями, верно? Чувствами! Так неужели вам так хочется вновь ощутить эту боль?! Ваши соплеменники, я уверена, уже попрощались с вами – так стоит ли вновь пробуждать в них тяжелые воспоминания? Нет, я не спорю – ты выдержишь. Ты сильный. Но Кусати? Но Ломпо?! Неужели вам так хочется унести с собой к Матери лишние страдания?»
«Цветок…»
«Я постараюсь, как только смогу. Но я не хочу рисковать жизнью вашей мамы понапрасну, - я серьезно посмотрела в глаза Кусати, - Я не хочу, чтобы кто-то еще умер, а я ничем не могла бы ему помочь! Подождите здесь. Прошу вас».
«Мы… - Энту оглянулся на своих спутников, - Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. Но, Цветок…»
«Я не буду заставлять вас ждать слишком долго, - кивнула я, - А Задира…»
«Отправится с тобой, естественно, - подал голос тот, хорошо знакомым мне тоном, - И даже не вздумай отпираться! Все равно не послушаюсь!»
«Я и не думала, - засмеялась я, - Буду рада твоей компании».
«Да неужто?» - он постарался, чтобы вопрос прозвучал иронично, но я-то слышала проскальзывающие в нем довольные нотки, и легкая улыбка не покидала моих губ, когда я, на всякий случай, держась сразу за своим провожатым, рысцой трусила по тропинке, пока, наконец, густой лес перед нами не расступился, и мы не вышли к мощному подножию огромного Великого Дерева, что возвышалось над нами, точно неприступная скала, до самых небес вознеся свою густую зеленую крону. Стояла уже глубокая ночь, однако сонной тишиной здесь и не пахло – у подножия Дерева чувствовалось неторопливое течение жизни, а, приглядевшись, я заметила и его источник – сразу несколько десятков На'Ви, что собрались у подножия Дерева, вокруг некого широкого угольно-черного пятна – сперва я даже не поняла, в чем тут дело, но потом легкий ветер донес до меня запах горящих сучьев, и я поняла, что вижу то, о чем моя мама рассказывала мне лишь шепотом: огонь! До этого я лишь разок видела что-то, на него похожее – слабо тлеющие угольки, оставшиеся от сухого дерева, в которое ударила молния – но то был лишь намек на настоящий огонь, а не он сам, и вот теперь, встретившись с этим самым странным из всех лесных обитателей, я впервые за последнее время – и очень горько! – пожалела, что не могу его по-настоящему увидеть… Возвращение дозорного было воспринято соплеменниками радостно, хоть и не без некоторого удивления – видимо, вернулся он все же раньше положенного, а уж появление в освещенном кругу моей скромной персоны и вовсе вызвало настороженный шепоток, заставивший меня нервно прижать щупальца. Наш предводитель начал что-то говорить, и вокруг тут же воцарилась тишина, прерываемая лишь добродушным потрескиванием сучьев да отдаленной перекличкой стаи ночных певцов, видимо, охотившейся где-то в окрестностях. По мере того, как голос мужчины набирал силу, я начала замечать, как голубой цвет искреннего любопытства среди собравшихся начал сменяться серой грустью, а кое-кто и вовсе почернел, скорбя о давно ушедших близких, и мне, надо сказать, стало неуютно. Одно дело – если бы всего пара, тройка, а то – весь клан, как единое целое, переживал давнюю потерю, словно бы это случилось только вчера, и немногих родителей, братьев, сестер, друзей – тут же поддерживали теплые руки, надежно заслонявшие их от отчаяния и не дававшие поверить в свое одиночество… Тут мне в затылок уперся чей-то взгляд, не угрожающий, не неприятный, даже не особо пристальный – однако я мгновенно его почувствовала, и медленно обернулась… почти тут же разглядев его обладательницу – единственную, чей свет остался ровным, лишь слегка, точно дымкой тумана, подернутым серой пеленой, да и то – скорее уж эта пелена так прочно въелась в ее существо, что она не смогла бы от нее избавиться, даже если бы очень захотела. Это была женщина, не старая, но и не молодая – признаться честно, я вообще затруднялась сказать, сколько же ей лет. Чуть позже, в полной мере освоив свое странное «зрение», я научилась узнавать ее по несколько надменному выражению на лице и шуршанию многослойных одежд, однако в тот момент я поняла лишь одну очень простую вещь: на меня смотрит, по меньшей мере, вожак этого двуногого клана. Либо кто-то, чей статус никак не ниже, чем у вожака! И, как оказалось, я была не так уж не права.
- Нимвей! (Тихо!) – наконец, разнесся под сводами древесной пещеры ее не очень-то и громкий, но властный, повелительный голос, заставивший меня чуть припасть на передние ноги, в полной мере ощущая сейчас свою ничтожность… А эта женщина, перед которой, как волны перед плывущим гребнешеем, расступались все собравшиеся, неторопливо прошествовала вперед, просто-таки излучая уверенность, и, остановившись рядом со мной, села, нимало не заботясь о сохранности своего роскошного наряда. Я не видела, однако прекрасно чувствовала ее взгляд, и он заставлял меня нервно переступать с ноги на ногу – а потому сперва я даже не заметила ее вытянутой вперед руки. Она не прикоснулась к своей косе, а я не предложила щупальца, и ее длинные, тонкие пальцы просто дотронулись до моего лба. Просто… вернее, как сказать – «просто»? Я ни о чем, собственно, не думала, и ни о чем с ней не говорила (хотя потом Задира чуть с ума меня не свел своими расспросами о нашей «беседе»), однако неким странным образом чувствовала, что молчание скажет больше любых слов, и потому просто стояла, чуть подрагивая всей шкурой и напряженно ловя ушами хрусткую тишину…
«Спасибо, сестра».
Голос женщины прозвучал в моей голове, точно раскат грома, однако я, как ни странно, не испугалась – настолько безмерным было мое удивление.
«За что?..»
«За то, что позволила мне прикоснуться, - невозмутимо ответила она, - За то, что позволила заглянуть в свои воспоминания. За то, что сделала то, на что не был способен ни один из нашего клана – включая меня. За это – спасибо».

Продолжение следует...

[Аннаэйра]

Кстати, дабы избежать лишних вопросов касательно продолжения: начиная с этого самого кусочка, я вступила в опасную зону "еще не написанного", поэтому, хочешь, не хочешь, а перерывы между "кусочками" увеличатся, тем более - у меня сессия. Искренне надеюсь на понимание и сострадание (последнего дико просит моя Муза, ибо, в последнее время, творить ей попросту ЛЕНЬ).

[pandorskiy kot]

Феникс мы будем терпеливо (ну почти) ждать продолжения А также просить Эйва чтобы твоя сессия и прочие испытания прошли хорошо, ну и конечно желать успехов и удачи в этом нелегком деле

[Bolo]

ленивая муза? Хм, что-то не верится
так что всё равно бум ждать продолжения.

[Аннаэйра]

Bolo - ленивая, ленивая, еще как... Активируется только когда наступает время для учебы, а до этого - ни в какую!

[Bolo]

А взбодри палулуканчиком