[Goopy]

Глава 36
Заметка. Начиная с этой главы, все последующие будут сопровождаться музыкой и песнями для атмосферы (как и будущие рассказы). Но не так часто, как в этой главе. Слушать музыку или нет, ваше право и желание. Короткие композиции зачастую рассчитаны на конкретную сцену, то есть до таких *** звёздочек. Но в особых случаях я буду помечать под видео, что вы могли бы сделать, если песня ощутимо длиннее читаемого вами текста. Если короткая композиция заканчивается раньше, чем вы успели прочесть отрывок, то не беда, можете перезапустить её, или оставить это дело и попросту читать дальше. К сожалению, невозможно подстроить тайминги под скорость чтения каждого отдельного человека, а использовать только продолжительные треки я не хотел. В целом, воспринимайте всё это как опцию и только. Спасибо.

В момент пробуждения в её голове всплыли обрывки вчерашнего дня, и несколько минут она лежала в полутемноте, обдумывая их. На шаттле из Небесных Врат прибыли мужчины, женщины и дети. Просто не верится, что всё пришло к этому событию. Вереница из множества фигур исчезла, и перед мысленным взором Пальсен возникла совсем другая картина из кошмаров прошлого: она увидела, как дождевые струи рушатся на почерневшие поля, как немногое из того, что осталось от плодородных земель, превращается в грязь, а потом в рыжую жижу и потоками сбегает со скал в исхлёстанный кислотным дождём океан. Эрозия мироздания. Всё это безумие началось ещё до того, как она покинула Землю, чтобы формально возглавить экспедицию, успешно действующую в системе Альфа Центавра вот уже много лет и даже без её личного надзора. Зрительная память у неё редкая — что называется, эйдетическая, потому она и видит эти сны так живо, с мельчайшими подробностями. Несмотря на тёмные образы, похоже, умник Элай был прав — на Земле, некогда бывшей миром-садом, надо оставлять больше гибридизированных деревьев из другого мира, коль свои уже расти неспособны. Сдержать крах едва восстановившейся от потрясений цивилизации и останков природы. И всё-таки, если вести хозяйство по-научному, кому нужны на соевой или кукурузной ферме эти деревья, которые только отнимают остатки пригодной почвы у людей? Всё сводится к одному, так или иначе, на свалке под названием Земля теперь одни овраги, камни и полуинопланетная жизнь. Или начнём снова на другом «острове», только теперь основательней?
Пальсен усмехнулась в полутьме, потому что любила брать верх над трудностями.
Её кабинет заливало яркое утреннее солнце. Оно струилось через широкое окно, а поскольку створки окна были приоткрыты, вместе с солнцем внутрь попадал и тёплый ветер, принося с собой звуки и запахи исчезнувших лесов. Всё это искусная иллюзия, правдоподобная имитация, которой в действительности не могло существовать в ограниченных пространствах орбитальной станции.
Достаточно энергично для своих лет она вытащила покрытое морщинистой пергаментной кожей тело из постели, чтобы потом недовольно охнуть от спазма в мышцах и костях, скривившись, прикоснулась к медицинскому импланту, вживлённому в грудь, проверяя стабильность показателей — индикаторы мигнули зелёным — и, накинув халат, разместилась в высоком кресле. Перед ней над столом парила голографическая карта Пандоры. Правая рука её то и дело тянулась к белым чашам под боком у кресла, чтобы взять из них горсть тех или иных пилюль.
На карту ложились всё новые и новые красные мазки. Виртуальный интеллект консоли закрашивал земли, что уже полностью находились под властью «безумия». Вся северная часть крупнейшего материка превратилась в одно сплошное красное пятно. Множество жёлтых полос к югу от протяжённых лесов обозначали территории племён, пока ещё успешно боровшихся с натиском своих внутренних и… внешних демонов. Всех их сдавливало красное кольцо, которое затем превращалось в жирную красную полосу, тянущуюся до самого полюса планеты.
И она была той, кто несёт ответственность за этот кошмар.
Раздался сигнал оповещения, так непредусмотрительно выставленный на высокую громкость. От неожиданности Анна локтем опрокинула одну из чаш. Жёлтые и серые пилюли хлынули на пол. Она отпрянула и вполголоса выругалась.
Голографическая карта растворилась, явив лицо полковника Росс.
— Простите, Анна, я потревожила вас. Мне сообщили, что вас только вчера вывели из искусственной комы и вы, послав к чертям всех докторов, полуголой прошлёпали от медицинского отсека к себе в апартаменты. Некоторые, сохраняя к вам уважение, всё же стали нет-нет, да и болтать о старческом слабоумии…, — Сион, смутившись, перевела диалог в другое русло. — Прошу прощения, что ваш телохранитель и сиделка не может присутствовать возле вас, как и положено той. Карантин, понимаете.
Пальсен безотрадно взглянула на лекарства, хаотично разбежавшиеся под её ногами, и решила ничего по этому поводу не предпринимать, она уже не встанет, коль уж нагнётся их подобрать.
— Нет, Сион, всё в порядке. А всё остальное: знаешь, могу себе позволить в таком-то возрасте быть взрослым ребёнком. И я рада такому «опекуну», как ты, но у тебя действительно нет поводов для беспокойства, по крайней мере сейчас. Больше думай о том, как выдержать удар неизвестной заразы.
Сион кивнула и отметила кое-что.
— Я предоставила людям из Небесных Врат доступ к аппарату мгновенной связи (АМС). Те немногие, у кого остались родственники на Земле, наконец, могут пообщаться с ними. Это одна из благоприятных сторон возможной реабилитации заражённых.
— Одобряю, — сказала Пальсен. — Психологическая поддержка важна им как никогда. Но используйте АМС с умом, прямая видеосвязь обойдётся нам очень дорого по энергозатратам.
— Есть. Хм, вы выглядите бодро, несмотря на то, что доктора безапелляционно заявили о вашей… недееспособности. До сих пор удивляются они этой странной женщине, порхнувшей от родины на многие световые годы, и её неистребимой воле двигаться вперёд, когда даже…
— Когда даже её тело рассыпается в прах? — с иронией произнесла Анна. — Не стоит осторожничать в очевидном. Не имеет значения, что со мной будет дальше: все отделы самодостаточны и могут функционировать без моего вмешательства. Я всего-навсего истлевший символ их сплочения. Они смогут идти дальше и без меня.
Сион улыбнулась. Той самой улыбкой, которая вплела в себя и тепло и ярость в равной мере.
Мысли Анны колеблются над тёмной бездной внутри сознания, подобно жаркому мареву над летней автострадой. Никогда ещё с ней не было такого — такой торжественности, такой покорности, такого ощущения тяжести и падения… И голос её подобен гулкому бою барабанов.
— Что же мы наделали, да?
Сион качнула головой и безропотно ожидала дальнейших слов.
— Иногда я слышу её призрачный голос. ОНА рассказывает историю. В порывистом ветре образов мелькают передо мной этапы эволюции разума: круги из камней и их тени, сотворённые солнцем; механические часы; паровые станки и их мерно щелкающий латунный лес; вакуум, пойманный в пустотелое стекло; электронакалы в тонких нитях металла; длинные ряды радиоламп; транзисторы; электросхемы в кремнии; а затем бесчисленные нити всего этого закручиваются вокруг общего потайного стержня — анобтаниума. Мы достигли огромных высот и исчерпали до предела свои возможности... Но забыли мы сохранить то, что берегло нас перед этим стремительным взлётом. Забыли сберечь необыкновенное ювелирное изделие жизни: его жемчужины ледников, его прекрасные синие камни океанов, его гранённые изумруды лесов.
— И всё же кое-что интересно: в то время я ещё не родилась, Анна. — И та отлично понимает, о чём говорит Сион. — Ваш дед только-только начинал осознавать пределы собственных возможностей, отличать амбиции от таланта. Тот, кому он отдаст в обмен на знание своё дитя, в то время себя ещё не явил в своём истинном умалишённом обличие. Неужели вы уже тогда стали чувствовать эти знаки?
— И дед и Лавкрафт думали, что я буду уникальнейшей подопытной свинкой в их проекте — не судьба. Слияние — одновременно и короткое, и безвременное — явило мне видение конца. Но такое туманное, что я и до сих пор не понимаю, что же я увидела. Глупый дед, глупый Корделл. Они не понимали, что ОНА мертва, в отличие от её сестры здесь в этом чудесном мире. И вот мы прибыли сюда после изгнания, и я, кажется, так и ничего не сделала, чтобы отвратить неведомое от всех нас. И даже больше… Сколько лет мы уже здесь? А был ли толк?
Она казалась изрядно встревоженной. Случившееся никак не назовёшь досадной оплошностью и не спишешь на собственную неловкость. Это знак, и очень дурной знак. Анна уже теперь с большим трудом поднялась из кресла, медленно прошла к окну и едва сдержалась, чтобы не высунуть голову навстречу свежему лесному воздуху — ну конечно, с досадой бы уткнулась лбом в настенную голопроекцию и решётки кондиционеров.
Сион нахмурилась.
— Эволюция человечества уже свернула на соседний путь, где всё то же самое, только без свободы и мертворождённой демократии. Когда все нации объединяются в одну, которая выдаёт людям «рейтинг благонадёжности», определяющий их жизнь и социальные связи, мы должны ясно отдавать себе отчёт в том, что это благо для сбрендившего человечества, которое уже не понимает, куда оно движется — и это благо не ведёт нас в ад, как в той поговорке. Правительства мировых держав оказались не способны проводить в жизнь собственные же законы в суете кризиса, вместо того, чтобы противостоять внутренним и внешним проблемам. Мы ведь так же боимся, что жертвуем даже нашими собственными культурными, политическими и религиозными силами и чаяниями. Я ведь к чему это сказала…
Пальсен кротко засмеялась.
— Оставь. Правда в том, что за твоими словами скрываются другие, более важные. Утопия без тотального контроля невозможна, человек всегда будет недоволен и, в конце концов, поднимет бунт против системы. Ах, как непросто удерживать власть и сложно сохранять нейтралитет в таких условиях, а сколько преград может встать на пути прекращения кровопролития… Лидеры Земли сделали, если не правильное, то необходимое решение, заплатив пусть и высокую, но потребную цену — не думай, что вдруг я стала сомневаться, сожалеть, иначе бы мы и не прилетели сюда — только другие сделали бы это и в их руках были бы острые клинки. — Анна сделала продолжительную паузу, обдумывая следующие слова. — Но также я уверенно могу заявить, что провалилась целиком и полностью. И лишь в одном я готова признать свои заслуги — мы не сожгли На’ви пламенем за дерзость в отношении нас. Но, чёрт возьми, недоглядели мы и сделали что-то другое — ещё более ужасное с ними и их миром! Пойми, по-прежнему я не знаю, что собираюсь делать — даже безудержные траты на возобновление программы «Аватар» отныне кажутся каким-то помешательством, чем осмысленным решением. И времени распутать этот клубок навязчивых идей, которые кажутся правильными, у меня остаётся всё меньше… Знаешь, мне уже не плевать, что станет со мной. Я всегда была честна с тобой, Сион, — Пальсен вернулась в кресло, и она уже не казалась такой бодрой, как в начале этого разговора. — Мне действительно не хочется умирать — наша наука уже не удержит меня в этом разваливающемся теле. Не смогу я соприкоснуться с тайнами этого мира, не успею; или из-за эпидемии безумия их не станет, или меня из-за выпивающей душу старости — всё едино. А их духовный лидер, вероятно, скажет, что я таким образом пытаюсь обмануть смерть, обыграть саму природу, и пошлёт меня на все четыре стороны. И будет права.
Сион пришлось отвести взгляд от Анны, в очах которой застыла боль. Она огляделась. Стены комнаты обшиты фальшпанелями из псевдодрапировки под старое дерево, натёртыми до мягкого блеска. На полу синтетический ковёр, вытканный чертежами древних морских путей, по которым разбежались разноцветные пилюли. Приятная обстановка для космической консервной банки.
— Да, Анна, — наконец раздался глухой голос полковника. — Салли и всех На’ви глубоко ранило очередное предательство, которого с нашей стороны, с первого взгляда, и не было. И я не могу винить его за это. И вас тоже. Их духовный лидер напротив не проявляет в отношении нас какой-либо ненависти. Напротив, она желает, чтобы мы сообща нашли «Верный Путь, который нам уже указали», так она сказала, но, по всей видимости, кроме слов поддержки, она нам дать ничего не сможет. Саша и Ричард сыграли свои роли в совершенстве. Девушка сама придумала эту идею, даже не нуждаясь в чьём-либо одобрении. Она была умна, чтобы достигнуть понимания нашей работы, не обладая всей необходимой информацией. Мы сумели очень быстро достичь взаимопонимания с племенами — что до сих пор изумляет. Но, к несчастью, не слишком умны оказались мы с вами. Не достаточно умны, чтобы понять, что происходит на самом деле. И ещё: даже если бы вам разрешили сделать то, что вы хотите сотворить с собой — чума быстро бы поселилась внутри вас и извела, как и всех остальных. Мы застыли на перепутье. Ненависть в большинстве случаев носит личный характер. Многие люди в отчаянии готовы возложить вину за случившиеся на Земле бедствия на На’ви. Я обязуюсь разобраться и найти ответственных…
— Не поступай так же, как и я с теми глупцами из совета… Мы тоже искали козлов отпущения, а во что это вылилось? «Чёрный день», случившийся много десятилетий назад, оказался лишь имитацией настоящего конфликта с применением биооружия, который ты и я могли наблюдать в наше более позднее время. Даже самые дальновидные из нас не могли предусмотреть всех последствий.
Сион сморщилась, явно не желая вспоминать те жуткие месяцы, в которых власть имущие боролись за власть над угасающей Землёй. Неужели Анна сочла это верным решением проблемы?
— Я уверена, — твёрдо произнесла Росс, — что это спланированная террористическая атака, а не какая-то случайность! На Земле сохранилось множество организаций и сект, пропагандирующих свою истину, и отстаивающих политические интересы множества непотопляемых лидеров радикальных ячеек выживших из ума правительств старого света. Скорее всего, вирус создал «Новый Рассвет», им не впервой. Может, кто-то из сектантов наведался к квалифицированным биоинженерам, а те побаловались с нейрохимией штамма. Это не важно. Важно лишь, что вирус получился очень цепким, он передаётся как угодно и заражает почти всех. Он очень похож на аналогичную разработку центра «Селкет», заказанную некогда Ванхоутеном. Появляются жуткие и навязчивые видения и сны, проявляются физические и психологические изменения…
Пальсен усмехнулась, взмахом руки прервав Сион.
— Но в глубине души ты понимаешь, что каждый из прибывших на Пандору чист в своих помыслах. Мы не были идеальны в поисках лучших кандидатов, но никто из них недостоин стать частью твоей охоты на ведьм. Должно быть что-то ещё…
— Мы теряем время, Анна: ваше, На’ви и наших собственных людей, с тревогой в сердце ютящихся в карантинных зонах станций.
Пальсен спрятала своё старое морщинистое лицо в таких же грубых старческих ладонях и тихо прошептала.
— И когда-нибудь наши дети, если они у нас вообще будут, спросят: "А как случились все эти несчастья?" А мы с горькой улыбкой ответим им: "Просто однажды На'ви и люди встретились..."
Сработал новый сигнал оповещения. Анна встрепенулась, приблизилась к проекционному столу, просмотрела сообщение и, извинившись перед Сион, переключила канал связи. Над столом повисло новое изображение. Тёплая улыбка расцвела на лице Пальсен.
— Здравствуй, Саша…
Один из индикаторов на грудном импланте старой женщины тревожно мигнул жёлтым.

***
— Не удивительно, что мы ничего не обнаруживали до этого момента. Ни аппаратура, ни человеческий ум никогда не смогли бы найти это, если бы не знали где искать. Но информаторий Грейс Августин был очень подробен в многих аспектах внеземной вирусологии и не только. Заметно, что доктор Грейс занималась не только растениями. И так, к делу, в целом, ни одна из проб не является идентичной другой, это вполне естественно. Единственной постоянной — и у детей и взрослых — остаётся субстанция, чьё психотропное воздействие и воспринимается, как «наркотик безумия». Но только у взрослых, а также у юношей и девушек на относительно поздних стадиях полового созревания в процесс усвоения субстанции организмом были вовлечены многие другие вещества, равно как и несколько десятков субклеточных механизмов, будто бы явно запрограммированных на то, чтобы перестраивать синоптические изменения, осуществлённые..., — читая вслух, бормотал под нос Максим, просматривая присланные с орбиты данные на проекционном экране. — Процесс заражения не поддаётся осмысленному анализу. Предполагается, что субстанция разносится воздушно-капельным путём, если так, то она очень легко преодолевает барьеры фильтрующих элементов. Мы выдвинули предположение, что она также способна просачиваться через открытые участки кожи, тем самым попадая в кровь… Использование герметичных костюмов с замкнутой системой дыхания рассматривается как потенциальная защита от проникновения субстанции в организм — достоверная информация. Из-за слабой выборки исследуемых материалов фауны оказалось очень сложно определить насколько плоха ситуация на поверхности (конечно, по шкале глобальной катастрофы), но отчёты, собранные Салли со всех концов Пандоры, и наши наблюдения говорят следующее: теряют контроль над собой в большинстве своём травоядные; заражённые хищники, лучше противостоят инфекции, но пожирая слабовольных или не способных к активному сопротивлению особей, значительно быстрее обретают те же симптомы заражения, в чём-то аналогичные тем, которые проявляются у На’ви и людей, но с большей степенью агрессивности. Возможно, это поможет нам установить зависимость между количеством субстанции в крови и уровнем психологической нестабильности. Анализ флоры затруднён, даже включая ваши исследования и банк данных Августин Грейс — факт лишь в том, что во всех тех свежесобранных вами видах растительности были обнаружены следы этой субстанции, которая обладает более ярко-выраженной активностью… Полковник Росс включилась в работу и пожелала установить время первой вспышки заражения. Мы мало чем могли ей помочь в этом, Салли очень принципиален, понимаете, но, возможно, вы на месте могли бы провести краткое расследование, собрав информацию меж кланами…
Максим встрепенулся. Странное чувство засело на задворках сознания: то ненормальное сновидение, совпавшая с ним спонтанная смерть Айзека Саши… Нет, это просто бред.
Голос в голове прошелестел: «Изменены воспоминания предков, частично стёрты, прочерчены заново...»
Жемчуг и бирюза экранов. Молчание. Максим почувствовал, как усиливается давление в голове, вспыхнули две точки боли позади глаз.
— Это всё бред! И, чёрт тебя дери, сгинь от меня!
Его кулак впечатался в серый панельный столик у его ног, оставив на нём вмятины и следы крови от содранных костяшек. Девочки, сидевшей на нём, уже и след простыл. И более вокруг него в этом пустом перестроенном зале Небесных Врат не было никого.
Коллеги, оставшиеся работать с ним, сейчас отдыхали после двух тяжёлых бессонных ночей. Они подвергали себя риску обрести те же кошмары, что и Максим, но он был до глубины души благодарен этим самоотверженным людям, готовым рискнуть жизнью ради избавления На’ви и остальных небесных, побывавших на Пандоре, от проклятия, которое, как они утверждали, не могло быть принесено ими. Он поверил бы им, даже если бы не хотел. Ведь без них он бы не смог зайти так далеко и отыскать это нечто, сейчас бурлящее в его крови. Но как же сложно понять, что же оно такое!
«Слишком сложный организм, чтобы выжить по-другому. Посланник неба или послание из далёкого прошлого? Думай, что хочешь. Но он притягивает тебя, как когда-то цветы притягивали бабочек на Земле. Некий импульс, исходящий из глубин твоей личности, позволил тебе не бежать. Попытка сознательно вернуть всё вспять не приведёт к успеху. Лучше смирись, думай о звёздах, иначе будет больно, не страдай понапрасну!» — голос этот раздражал, а его ранее несвязанные слова отныне стали чересчур осмысленными.
Боль позади глаз становилась всё более невыносимой. Максим порывисто взглянул в зеркальную панель на стене, проверить не началось ли снова кровотечение. Ничего. Лишь усталое или даже измождённое лицо человека, который гробит сам себя.
Джейк успешно вернул его сюда. Коллеги привели в чувства. А он, несмотря на всё это, продолжает заниматься бессмысленным перебиранием уже известных фактов. Ему стоит связаться с сестрой, женой и детьми, поговорить с ними, морально окрепнуть, затем перекусить, после того хотя бы на пару часов расслабиться и подремать. Усталый и больной он никому не поможет, станет обузой.
— Да, верно. Не то я просто…
Отражение мигнуло и в нём за спиной учёного проявилась знакомая белоснежная фигура.
«Сдохнешь?»
— Заткнись. Заткнись. Заткнись! Просто помолчи, — стал яростно бормотать Макс, со стороны как будто бы конкретно ни к кому не обращаясь в этом пустом помещении, снова сжимая кулаки, а ногти на его пальцах до боли впивались в ладони. — Пойди и сама сдохни!
«Но зачем мне или тебе умирать? Мы станем как Боги! Помнишь? Не стоит пугаться этого прекрасного будущего. Нужно лишь немного подождать…»
— Очаровательно, — пробормотал он, вглядываясь через отражение на водопад её длинных светлых волос. — Болтаю со своим глюком.
«Но Богами станут не все. Только избранные. Тот прекрасный человек, прыгнувший вниз, словно падший ангел с небес… Тебе передали его слова. Он всё видел! Его выбрали. Но слишком фанатично он принял новую истину. Ты не такой! Ты сможешь… Ты познакомился с Салли, когда он в первый раз прилетел к Доч…, — в этот раз слова голоса утонули в тишине на мгновение, — да? Тебе никогда не казалось, что он, устроив ту заварушку, далеко не без твоей помощи, отнимает у тебя что-то важное? У всех вас? Тебе не хотелось убить его за это? Возможно, стоит поразмыслить над таким решением… и успешно выполнить его. Салли в отличие от тебя отвергли!»
Максим потянулся за мотком оптического провода на столе и резко швырнул его в сторону девочки. Та не исчезла. С гулким стуком провод прошёл насквозь её плоть и шлёпнулся на пол позади.
«Так и не смог ты примириться с тем, как здесь делаются дела. Всё жалуешься. Своих жену и детей посадил на поводок — не пущу вас на Землю. Но они тоже отвергнуты… Понимаешь, что следует с ними сделать?»
Его руки двигались быстро, а ладони уверенно нащупали её шею и сомкнулись на ней — тонкой и хрупкой. Он чувствовал её кожу под своими руками, холодную и безжизненную.
— Ты права, — внешне спокойно произнёс Максим, с холодным бешенством всматриваясь в её тёмные, контрастирующие с обликом глаза. — Здесь всё происходит определённым образом, если мы друг друга понимаем. Хотя нельзя сказать, что это верно для какой-нибудь показушной истерики моего мозга.
Она, насколько позволяли его ладони, склонила голову набок и спросила в его голове.
«Прости? Не понимаю…»
— Это ты прости…
Хватило намерения, вдоха, слабого усилия и хрустнула шея. Безвольное тело девочки рухнуло на пол.
Максим, дрожа и едва не плача, опустился на колени, ощупывая пустое пространство, где должно было лежать тело ребёнка, жизнь которого он отнял. И вдруг он завыл. Нет, он никого не убил, здесь никого и никогда не было, он просто накручивает себя очередной паникой! Нет-нет-нет… На щеке у него задёргался нерв, где-то там вспыхнула мысль и погасла: сестра рассказала ему о том несчастном ребёнке, которого она чуть не убила на Земле… совсем также. Что вытворяет с его мыслями это грёбанный вирус!?
Он резко встал и отошёл в сторону, провёл дрожащими ладонями по лицу. Тяжело и надрывно вздохнул. И отчего-то почувствовал некоторое облегчение: боль ушла, голоса и вовсе не было слышно. Видимо, безумие можно унять только таким неэтичным способом, но как будто... единовременно с тем убивая что-то в себе... Каково же приходится другим, достигшим его стадии заболевания!? И что им случается творить в своём подсознании, дабы разбить эти оковы!?
Старательно не задумываясь о произошедшем, Максим быстрым шагом устремился прочь из помещения. Ему нужно восстановиться и лишь потом основательно обдумать этот очередной кошмар, сделать правильные выводы, и найти выход из лабиринта умопомешательства. Отринуть эмоции, отринуть эмоции, отринуть эмоции… Хруст нежных детских позвонков — то немногое, что продолжало звучать где-то далеко-далеко в его сознании.
А внезапно появившаяся позади него девочка незримо прошла за ним через зал к паре потёртых кресел с обивкой из искусственной замши, которые стояли по обеим сторонам низкого квадратного столика из чёрного пластмасса. Уютно разместившись на одном из слишком больших для неё кресел и буквально утонув в нём, она пытливым взглядом провожала ссутулившегося Максима, пока гермодверь не захлопнулась за ним, а затем безмолвно прошептала в пустоту.
«Мы будем… поверь, мы действительно будем как Боги».
В тот миг из-за двери донёсся всхлип и полный ужаса стон. Услышал-таки — иначе и не могло быть, ведь это его собственный «голос».
С улыбкой полной торжества девочка перестала быть.

***
— Головокружение может стать проблемой, — прогудел сквозь маску один из врачей, запакованный в герметичный костюм, осматривая Марию. — Но, в целом, ваше состояние будет стабильным, и вы останетесь дееспособной на время действия препаратов.
Мария рассеяно кивнула и посмотрела потухшим взором в сторону Саши, разговаривавшей с кем-то за ближайшей консолью. Затем перевела взгляд на врача и тихо спросила.
— Мои дети, я хотела бы увидеться с ними…
Врач покачал головой, но в его глазах, видневшихся за прозрачной герметичной маской, читалось понимание.
— Они в порядке. Находятся в соседнем отсеке. Но уясните важное, мы до сих пор не установили со стопроцентной достоверностью факт отсутствия влияния этого… «вируса», если так можно выразиться, на детей и подростков. И даже если бы для них присутствие рядом с вами было абсолютно безопасным, мы бы всё равно исключили любой прямой контакт — поймите, они переносят это в себе и могут заразить таким образом других людей. Прошу прощения.
Врач указал на одну из свободных консолей.
— Вы можете связаться с ними в любое удобное время и тем самым оказать друг другу моральную поддержку. Это всё, что сейчас я могу вам предложить, миссис Патэл.
— Спасибо, — без каких-либо эмоций произнесла Мария.
Врач проследовал к следующему пациенту. Их было не так много: восемьдесят здесь на «Осирисе» и почти две сотни на «Изиде», плывущей в сорока тысячах километрах... Вверх? Вниз? Не ясно. В космосе всё относительно. Всем присутствующим требовалась поддержка не только медицинского характера — и далеко не факт, что есть хоть какой-то толк от химии, которой по уши пичкали людей.
Мария приблизилась к свободной консоли, включила её и невольно прислушалась к голосу Саши.
— …и их дети — тоже, Анна. А вот На’ви теперь хорошо понимают эту опасность, буквально чувствуют её. Потому-то они рассредоточились, племена и даже некоторые семьи избрали одиночество и такими темпами постепенно их общество, скреплённое единением мыслей и чувств, рассыплется в прах. Мы в любом случае несём ответственность: тоже понимаем опасность, изучаем её и способны нащупать Верный Путь. Нам стоит снова войти в контакт с Салли и договориться о послаблениях с его стороны. Снарядим добровольцев, дадим отличную экипировку, которую используют астронавты, пусть они расширят область исследований. У нас очень узкая выборка проб, мало данных, чтобы…
— Ты права, моя милая, — раздался голос Анны. — Как жестоко окажется, если мудрость На’ви не переживёт наше нетленное невежество. Я распоряжусь и всё необходимое подготовят, останется лишь найти людей, готовых рискнуть ради нашего общего будущего. А тебе я даю добро — свяжись с Джейком Салли и объясни ситуацию. Раз меня или Сион он слушать не желает, подключи своего брата, вместе у вас будет большего шансов повлиять на ситуацию.
Мария в некоторой степени — ничтожной по сравнению с её другими тягостными чувствами — была рада такому развитию событий — люди, как ей хотелось верить, с Земли не принесли беды на Пандору. И теперь всеми силами пытались решить проблему, не доводя её до печального финала. Но сердце щемило от мысли, что, если ничего не выйдет, её с Максимом дети смогут вновь увидеть своих родителей только на фотографиях. И что ещё страшнее — так будет со всеми, кто вступал на Пандору.
На экране консоли вспыхнуло изображение.
Мария ахнула, неосознанно проведя пальцами по экрану.
— Макс? Да на тебе лица нет… Что случилось!?
Её муж кисло пожал плечами. Вид у него был и вправду ужасный, словно из её крепкого супруга выпили все силы и состарили эдак лет на десять.
— Те же слова могу обратить и к тебе, дорогая…
— Макс, послушай, тебе нельзя больше оставаться там! Я попрошу выслать шаттл…
— Как дети? — проигнорировал её слова Максим. — Дети в порядке?
— Ты вообще меня слушаешь? С детьми я скоро свяжусь, но они точно держатся молодцом, в отличие от тебя или меня.
— Отлично. А Саша как? Знаешь, я сейчас вздремну немного, а ты, пожалуйста, не улетай не попрощавшись, хорошо?
— Не улетать? Максим, я не понимаю!
Мигнули лампы освещения, на короткое мгновение погрузив просторный отсек в полутьму. Несмотря на это, консоли продолжали работать, изображения на экранах покрылись рябью помех, у некоторых оборвалась видеосвязь.
Боковым зрением Мария уловила мельтешение, а затем глухой вскрик.
Саша неожиданно прыгнула со своего места и бегом устремилась к дальнему концу отсека, где располагался входной шлюз, о чём-то крича в коммуникатор и барабаня кулаком в гермодверь, ведущую в карантинный шлюз. Люди сильно взволновались, кто-то жутко запаниковал. Глава инженерного отдела Небесных Врат появилась из своей каюты, ей через плечо встревоженно выглядывали несколько знакомых лиц. Завидев Сашу, она поспешила к ней с неким важным вопросом, но та в нетипичной для неё грубой форме попросила не мешать.
— Ч-что случилось? — спросила Мария у ближайших к ней людей.
— Та женщина, м-м-м, Анна, с которой болтала Саша, вдруг забилась в судорогах и исчезла из поля зрения камер, — ответил ей кто-то неспокойно. — Похоже что-то очень серьёзное… Да ещё этот перебой со светом.
— А Саша?
— Всё хорошо, мы будем рядом.
— Мари? — глава инженерного отдела, которую звали Софией, внезапно оказалась рядом с ней. — Ох, ты сейчас говорила с Максом?
— Я… да…, — Мария взглянула на потухший дисплей — отключился. — Что? Твою мать! — от злости Мария пнула стол, очень больно ударившись лодыжкой. — Прошу прощения, — пробормотала она, увидев множество удивлённых лиц, обращённых в её сторону. — Софи, ты что-то хотела?
— Послушай, — женщина оглянулась на едва не плачущую Сашу, — после одобрения запроса, нам буквально вот пару минут назад установили открытый канал с Землёй с помощью АМС — это было действительно волшебно, в прямом эфире увидеть лица своих родных, но затем погас свет и связь вдруг оборвалась. Я что хочу спросить, в Небесные Врата доставляли такое же устройство? Макс в курсе?
— Но ты же глава…
— Была, да и формально лишь, — махнула рукой София. — И занималась я тогда совсем другим. Мне бы хотелось знать, могли бы мы воспользоваться удалённым вызовом через АМС в Небесных Вратах, если он там есть? А то чует моё сердце — так запросто нам уже не одобрят новый запрос.
С тревогой произнесла она эти слова, поглядывая на Сашу, съёжившуюся у двери. Ричард и врачи уже были рядом, что-то спрашивали, ободряли.
Софи покачала головой и продолжила.
— Просто наши ребята сейчас очень взволнованны произошедшим — вообще всем сразу. Элементарно оглянись! Странные вещи говорят люди, порой ведут себя не очень адекватно. Очевидно, что всем страшно, и это тёмное чувство пожирает людей изнутри. А тем, у кого остались родственники на Земле, могла бы сильно помочь эта взаимная поддержка, пусть и на расстоянии многих световых лет.
— Я узнаю, — кивнула ей Мария и, когда Софи покинула её, запустила ладони в волосы и крепко зажмурилась на несколько мгновений, после чего распахнула глаза, уставившись в пустой экран консоли, слабо шевеля губами. — Что же происходит с нами…?
Саше, видимо, сообщили хорошие новости. И ситуация в какой-то мере разрешилась. Она поблагодарила всех, как смогла, и, заплаканная, вернулась в свою каюту под присмотром Ричарда.
Чувствуя некоторое облегчение от этого, Мария, собравшись с духом, попыталась вновь установить связь с Небесными Вратами.
«Поймите, они переносят это в себе».
Всхлипнула.
Почему? Почему она проигнорировала эти слова? Почему практически выкинула детей из головы!? Марти, Рада!
Оборвав сигнал с Небесными Вратами, она судорожно попыталась установить контакт с соседним отсеком «Осириса».

***
Равнина погружалась в сумерки; только её западный край ещё освещали красноватые лучи догорающего солнца. Эбор летел на высоких ветрах, и воздух вокруг него дышал прохладой. Лагерь он покинул два дня назад. Икран, ощутив мысли наездника, издал протяжный скрип — не сдаётся, терпит боль проклятия демонов и изнеможение долгого полёта. Всё это время равнина под ними оставалась пустой и безжизненной. Даже равнинные кочевники куда-то исчезли.
Ночью же чувства Эбора, в противовес способностям его соратников, притуплялись, зато темнота облегчала распознавание силуэтов на этих просторах. Чем ближе к югу, тем пристальнее делался его взгляд. Не только он один нёс дозор; другие охотники, ютящиеся ближе к долине Лунного Света, и не лишившиеся своих крылатых братьев, постоянно облетали равнину и доносили через рации небесных обо всём, что видели. Ещё немного, и Эбору обязательно встретится кто-то из сородичей — они координировали своё расположение относительно друг друга, да и налетав здесь немалое количество времени, уверенно чувствовали местность, проносившуюся под пузами их икранов. Будет нелишним расспросить братьев и сестёр насчёт происходящего, пообщаться вживую. Отдохнуть. Оказать взаимную психологическую помощь, как выражался друг племени Максим.
Оло’эйктан не из тех, кто станет волноваться по пустякам. Но уж если он предостерёг всех, значит, на юге случилось что-то значительное. Эбору и всем воздушным охотникам было необходимо засекать скопления взбесившихся зверей, переставших слышать голос Эйва. И передавать их месторасположение и направление движения, дабы охотники на земле подготовили специальные приспособы для отпугивания их от хоженых троп На’ви. Вождь так же проинструктировал всех разведчиков собирать всю возможную информацию о распространении проклятия среди На’ви в дальних поселениях и краях, особенно, если где-то связь через устройства небесных была невозможна или, если с той стороны уже не могли говорить о том, насколько плохая у них ситуация, или… некому было это сделать.
Эбор стиснул ладони, подавляя в себе гнев. Икран повернул голову и с пониманием взглянул на своего наездника.
— Спокойнее, подруга, спокойнее, — Эбор нежно погладил икрана по шее, — мы разделяем боль — свою и нашего Народа — на двоих.
Икран, чувствуя подавляемую тревогу Эбора, подрагивает крыльями, пытается подбодрить наездника: совершает серию плавных, утончённых полуразворотов, словно танцуя, гарцуя на выездке.
Это проклятие было подобно шторму. С болью и ненавистью, кто-то, поддавшись тьме, с апатией и полным безразличием — смотрели На'ви на бедствие, захлестнувшее их когда-то землю, отныне принадлежащую безумию. Мириться невозможно, но и противопоставить нечего. Осталось делать то, что велит душа и, если надо погибнуть, то сделать это, но так, чтобы твои близкие не страдали — оттянуть своей гибелью тот миг, когда трагедия Великой Скорби настигнет родных. Это всё, что оставалось.
В небесных водах блеснули две звезды: подвижные, мигающие равными интервалами. Глаза небесных наверху. А разведчики На’ви нужны там, куда глаза небесных не могу проникнуть всецело. Ужасная связь с противным сердцу племенем. Но если это успокоит боль Народа — так тому и быть.
Икран издал протяжный крик. Волна предостережения вклинилась в разум Эбора, и он увидел нечто. Горизонт зашевелился. Шкура из земель и лесов на горизонте вздыбилась волнами, как живая. Ирреальное зрелище, небывалое, угнетающее. Волна обезумивших зверей, сметая всё на своём пути, устремилась в долину Лунного Света.
Всё, что мог сделать Эбор в этот миг — переключить едва гнущимися от шока пальцами канал связи, и истошно закричать в рацию.
— ОНИ ИДУТ К ВАМ!

***
Их ярость не знала предела, но выплеснуть её с гневом было невозможно. Это не в их природе. Теперь же они только отводили душу, сладкими песнями сманивая их боль. Племя сплотилось вокруг их общего достояния, их сосредоточения чаяний и молитв. Алтарь, на котором распустилась белоснежными прутьями древняя ива, как и всегда пылал тёплым светом.


Музыка для атмосферы
(Susumu Hirasawa — Earth)
Читая далее, прослушайте эту песню целиком, обождав немного перед следующей композицией и сценой
Юноша и девушка пели, голоса молодых ребят были немного хрипловаты, но пели они абсолютно чисто. Нейтири замерла. Это была «Память звёздного Цветка». Когда-то Саванин научила её петь эту песню, и они её обожали. Она вмещала в себя одновременно древнюю бесхитростную изысканность Первых Песен и новорождённую невинность первой любви — к миру вокруг — ключевой идее жизни Народа. Являясь ниточкой общей памяти всех На’ви, протянувшейся через тысячи поколений, именно эта песня, одна из многих, подробнее всего рассказывала о том, как На'ви впервые обрели связь с Миром — Эйвой — и всеми живыми существами, обитавшими в это мире, и являвшимися равным проявлением Эйва, как и она сама является собой. Да, эта песня известна всем На’ви.
Лёгкая и простая по стилю, с зари времён неизменная в ритме, полная устаревших понятий, которые даже глубокие старики, отождествляющие собой мудрость, постигают скорее интуитивно, эта песня-легенда трогала сердца На’ви, вселяя в них то немногое, что осталось от несбыточной надежды на доброе будущее.
Нейтири стала подпевать им, они запели вместе. Песня не годилась для стройного ряда многих голосов, лишь для нескольких. На глазах у соплеменников выступили слёзы. И Нейтири плакала и пела, и слёзы опадали в её ладони, тянущиеся к древней иве. Она понимала, что каждому суждено потерять близкого, что скоро, возможно, исчезнет всё дорогое, — с этим невозможно было смириться. Но пусть эта песня уймёт эти мысли…
Песнь иссякла. Опустилась глубокая тишина.


Музыка для атмосферы
(Yasunori Mitsuda — The One who is Torn Apart)
Нейтири ощутила… дежавю — Норман объяснил ей многое из того, чему в родном языке На’ви не было эквивалента. Да, как и в тот тяжёлый период их жизни, На’ви собрались здесь у Древа Души. Воспевали пресуществление жизни в каждом из её обличий, потеряв надежду и волю к сопротивлению игу небесных, молили о защите. И затем чудо свершилось — явился ОН, и Великий Дракон нёс его на своих крыльях. Торук Макто, ободряюще улыбнувшись, взял её за руку и сказал Народу, что ещё ничто не потеряно. И они последовали за ним, испытав прилив сил, ощущая за спиной могучую тень Торука. Они верили, что не будет больше смерти.
Максим же после исхода небесных был предельно откровенен, растолковывая ей её же ощущения и сумбурные мысли — он говорил о безграничной наивности Народа, ещё никогда не сталкивавшегося с бедствием страшнее — с человеком. Он предостерегал всех опасаться двойственной натуры людей. И теперь своими помыслами или чужой волей, поселившейся в их головах, они вновь проявили эту наивность, все вместе, даже сам Максим. Все скудоумно бросились в бездну. В зеркальном отражении повторяя события прошлых лет. И так раз за разом с первой встречи человека и На’ви. Доколе!?
И в этот миг Нейтири невольно оглянулась, как-то по-детски ожидая, что чудо осуществится вновь, что Великий Дракон снизойдёт до них в этот миг и одолжит На’ви свои силы, позволив одолеть непреодолимую стихию Великой Скорби.
Конечно, никто не спустился с небес. Такое бывает только в детских сказках…
Ночь пришла в Колодец Душ.
Переливы леса отражаются в глазах, ветер стих, обманчивый покой мироздания вокруг. И вновь древо. То, которое ведает. Древо Души. Одинокая фигура застыла перед ним — Нейтири. Она задумчиво смотрит на физическое воплощение Богини, не решается подойти. Вполоборота она оглядывается за спину… Джейка нет рядом, танец безумия в их родном мире многое требует от вождя Оматикайя. Сейчас он бы смог поддержать её своим присутствием, тёплыми объятиями, молчаливым ободрением. Но ей требовались ответы, если родная матушка говорить не желала. Наконец, она решается.
Цахейлу. Обоюдная связь. Когда ты всматриваешься в Богиню, она всматривается в тебя. И Она всегда с Народом. Всегда вокруг них и внутри них.
Волна чувств захлестнула Нейтири. Она услышала пение ночных птиц и тихое дыхание Джейка, спавшего с ней рядом. Она узрела, как её Сэм успешно пришёл Охоту Грёз и отыскал свою Тень. Как юный Ло’ак подстерёг тапира, отколовшегося от стада, и, резво взгромоздившись на издававшее громкие вопли животное, катался на нём по холму, безудержно хохоча. Она вспомнила ту радость, которая охватила их с мужем оттого, что их малышка Тэя впервые заговорила. Это были чувства безграничной сопричастности и немыслимой глубины. Волнующая нежность расплескалась от разума к сердцу и дальше к самому лону. Набат голосов усилился. Нейтири «узрела» череду многих образов — некоторые древнее её прадедов. Жизнь предков. История вселенского счастья. Прекрасные дни…
А затем пришла боль. «Картины гибели» чередовались одна за другой. Тысячи тысяч жизней складывались в костёр рухнувшего бытия. Вклинивались в эту череду смерти в особенности самые близкие — сестра, отец…; и после того вспышкой молнии расколол череп образ — жуткая и бессмысленная гибель целого мира в океане распустившихся цветов, таких чужих, таких неправильных, будто мертворождённых! Это были цветы зла…
Великую Мать охватила печаль и тоска. Её дыхание ветром пронеслось сквозь ветви деревьев: зашелестели листья, свечение леса ослабло, будто от хандры.
Страшный рывок заставил женщину вздрогнуть всем телом. Боль сменилась пустотой, одинокой и холодной, пустота вслед за тем обрядилась непроглядной тьмой, такой густой, словно камень, и всё лишь за тем, чтобы обрести свою истинную форму, справедливую обличьем только для той души, к которой она была обращена.
В горле Нейтири пересохло. Тотемный зверь клана Анурай, будто высеченный из тьмы, взирал на неё со всем вниманием. Тем самым вниманием, которое может проявить лишь хищник к добыче. Зверь бы Тенью Нейтири, некогда найденной ею в лабиринтах Охоты Грёз.
Палулукан.
Их диалог — метафора, в которую вплелись голос просителя и его складывающиеся в голове образы, не более того. Сказка во сне и наяву.
— Что же нас ждёт? — Нейтири не могла говорить, то были её мысли.
«Эта жертва уже принята. Всё это в прошлом», — и слышать она не могла эти слова, то были отголоски ощущений, послеобразы.
— Но что же тогда? Что!?
Ответом было молчание.
Нейтири, стоявшая на подножии алтаря, с трудом держалась на ногах. Чёрные птицы кружились у неё над головой, а может, то была просто галлюцинация. Она уже отчётливо понимала, что означают те безумные образы. Они заставляли её страдать и говорить вещи, которые она никогда бы не смогла сказать посланцу Великой Матери или даже ей самой. Это было всё равно что отречься от своей сущности — перестать быть На’ви. И она всё равно сказала это.
— Они безумцы. Чудовища. Ты и сам чудовище, будь ты проклят, — прошептала мыслями Нейтири.
«Правильным выбором для Детей было стать взрослыми и принести в жертву себя вместо других Детей. Такова необратимость этой истории».
Земля закачалась у неё под ногами, и Нейтири рухнула на корни и камни, что жгли её щёку. Земля и небо перестали вращаться. Подождав немного, Нейтири неуверенно встала, стёрла кровь со щеки и медленно побрела к лежавшему внизу, в малой долине, ручью.
Там, словно в купели, погрузив тело в холодные журчащие воды, пылающие биолюминесцентным светом подводной растительности, она сидела молча много времени, уверенная, что, если попытается произнести хоть слово, тут же разрыдается. Но, собравшись с силами, она сказала наконец:
— А ты как всегда была рядом…
Мо’ат возникла поблизости. Бесшумно и молча.
— Мама… Я не могу это вынести! — воскликнула Нейтири. — Мне ещё никогда не было так страшно! К чему это неотвратимое испытание веры нашего Народа!? Почему Эйва не отвечает нам, прикрываясь Тенями!? За что…
Брызги оросили землю, Нейтири, выбравшись из ручья, приближалась к Мо’ат. Всё ближе и ближе. Очень угрожающе. Пока не рухнула на колени и не обняла мать, уткнувшись лицом своим в её живот. Старческие руки нежно покоились на влажных волосах Нейтири.
— У тебя своя голова на плечах, — тихо произнесла Мо'ат. — В том и суть. Никто за нас больше не будет решать. Но баланс обязан сохраниться, поэтому нам доверили самим управлять своим будущим. Пусть сейчас боль Матери — наша в равной степени, но Она не хочет, чтобы мы страдали за неё и борется оттого так неистово и порой отчуждённо по отношению к Детям своим. К несчастью, все её чаяния теперь разбились на осколки — голоса тех других умолкли навеки. Отныне Она такая сиротливая и хрупкая в своём одиночестве.
— И ты это знала, — сквозь слёзы проговорила Нейтири. — Ты всё это видела ЕЁ «глазами»!
— И как Великая Мать, я ничего бы не смогла сделать. Ни словами, ни делом. Мы были бессильны перед стихией, начавшей свой разрушительный путь многие годы назад.
— Молю, расскажи небесным! — вцепилась в Мо’ат Нейтири. — Останови безумие!
— Они и так всё знают, моя дорогая дочь…, просто отказываются поверить в это. Нам остаётся лишь принять последствия вместе с ними.
Нейтири замотала головой, всё глубже погружаясь в отчаяние.
— Как и в тот раз… Я помню, как Саванин сожгла машины людей, а после…, — стиснув зубы, Нейтири с нездоровым усилием выдавила из себя следующе слова, — умирая на моих руках, вымолвила такой важный, но не достигший меня посул: «Капля так и не узнает, что из-за неё началось наводнение…»
Глаза Мо’ат с горестью и бисеринками слёз на ресницах вклинились в чернильную пустоту над головой, которую разрывали мириады звёзд.
А в деревне, в общей спальне, пошевелилась во сне Тэя. Тёплый и родной голос, как мамин, наравне с голосами родных и близких, братьев и сестёр, слышимых отныне всегда, поведал ей многое о Новом Рассвете. И она знала, что тот был близок.
Улыбаясь в полудрёме, Тэя прошептала тихо-тихо, с каждым полупроизнесённым слогом, погружаясь обратно в чистые детские сновидения.
— Мы и вправ…у буд…м как… Боги…

[Goopy]

Глава 37. Часть 1
Сильные и настойчивые схватки внутри головы вырвали его из забытья. Сквозь несуществующую лихорадку Сэм почувствовал, как стучит кровь в кончиках его пальцев. Протянул руку вперёд, а потом заставил себя сосчитать все пальцы, от одного до другого. Судороги унялись, и он откинулся на спину. Проклятие демонов съедало многих охотников и их зверей. И он, сын прославленного Оло’эйктана, не исключение. Сознательное сопротивление помогало, как и цахейлу с мучающимся зверем помогала тому. Эта взаимная поддержка позволяла оттянуть новые приступы безумия, но с каждым разом на всё меньший срок.
Когда Сэм проснулся, утомлённый после ночного дозора, в голове слегка прояснилось, но ощущал он только боль: превратился в глаза, уши, нос и рот. Наблюдал, слушал, обонял и пробовал на вкус воздух, который пропитался болью мира. Он проверил средства связи и оружие небесных, холодившее ладонь — последнее было не его блажью, так настоял отец, вооруживший всех охотников, действовавших на земле и в воздухе. Не время, сказал он, думать о страданиях зверей, мы обязаны обезопасить себя и своих близких, пока не будет найден достойный ответ проклятию.
Не многие были согласны со словами вождя, но Сэм знал о хищниках, водящихся на равнинах и лесах у долины Лунного Света. Да, в конце концов, матёрые охотники На’ви могли справиться со многими из них и без помощи оружия небесных, но голос внутри, шептал им: «Вы — не созданы для сражения с истинным злом». И в том была правда.
Сэм вынул из поясной сумки деревянную резную фигурку небесного охотника и его крылатого соратника, вручённую ему отцом. Изящная работа, сделанная руками Нормана. Это напоминание о том, что когда-нибудь и он сможет летать в небесах, соревнуясь с тенью икрана, скользящей по кронам деревьев. Когда-нибудь…
Отец молча принял решение сына быть на передовой, хотя и чувствовалось в нём нежелание отпускать родную сердцу душу в адское пекло, как и других молодых охотников; в своё время он поведал Сэму многое о том, что пережил в мире небесных и не желал, чтобы его сын прошёл через что-то подобное. Но какой из него вождь, коли он оберегает своих детей, а чужих отправляет на смерть? Нельзя спасать себя, подвергая опасности других. Нет, Сэм не позволил бы такому позору пасть на его семью. Он сам так решил — бороться за свой мир. Как и его отец когда-то решился биться за мир, который не был тому родным.
Сквозь рощи и поляны в пыльной низине на основательном отдалении, отделяемом громким окриком, сновали группы охотников, пряча в траве опасные орудия убийства небесных, могущих, как и сильно навредить обезумившим зверям, так и отпугнуть их. И было там что-то ещё — страшнее многого — в чёрных цилиндрах, с ядовито-жёлтыми полосами...
Агрессивных насекомых, которых проклятие неведомым образом почти не коснулось, держали на расстоянии растирками из листьев, имитирующих запах грозного Ленай'а, специальными «живыми» ловушками и едкими кострами, в которых курились особые травы и экстракты ядовитых растений, не опасных для взрослых На’ви.
Если пёстрые волны из плотоядных и травоядных никуда не будут сворачивать, если станут держаться подальше от гор, оставаться на открытой местности, то их могут заметить патрули, перемещающиеся над равниной и вовремя среагировать. Все эти планы, конечно, не очень, но не дать себе ни единого шанса было бы немыслимо. За долиной Лунного Света располагались многие обжитые места, многочисленные деревни и кланы. Нельзя допустить прорыва зверей к ним. В обычной ситуации особых неприятностей они бы не доставили. Но то, что происходит выходит за рамки обыденности. Звери перестали слышать голос Эйва.
— И о нас они забыли в гневе своём, — с горечью прошептал Сэм.
У подножия небольшой скалы появились три фигуры и двинулись к Сэму. Ло’ак, Атаму и Норман.
— Ты отдохнул, Сэм? — поинтересовался Ло’ак, сняв со спины лук из тёмного дерева — подарок небесных, как и, видимо, это безумие вокруг.
— Да. Готов помочь вам, чем смогу.
— Как и многие, мы все желаем, чтобы этот кошмар закончился, — покачала головой Атаму. — Но…, — он оборвал себя, перекривился и с сомнением посмотрел на автомат, который сжимал в руках.
Небесные некогда в знак якобы добрососедских отношений безуспешно пытались вручить Народу своё оружие, уродующее истинную ценность жизни. Впрочем, На’ви считали недопустимым охотиться с оружием небесных… Это было неуважением к духу животных и к цели существования Народа. Они не хотели изменяться… пока на плечи На’ви не легло бремя Великой Скорби и тогда им пришлось учиться. Многие овладели искусством убивать с помощью оружия «демонов», но лишь для того, чтобы в будущем дать бой новоприбывшим небесным. И кто же мог знать, что приобретённые На’ви умения и навыки найдут применение в самой омерзительной ситуации — войне со своим собственным миром.
— Желание имеет свои пределы, сын, — задумчиво произнёс Норман, глядя, как заканчивают нужные приготовления охотники. — Никто не хочет того, что вполне вероятно может произойти здесь. Но если мы позволим этому неконтролируемому потоку зверей пройти через долину к обжитым землям…
Сэм тяжело вздохнул. Никто и не ожидал, что каждый сможет в одиночку остановить безумие и спасти Народ. Здесь собрались выходцы многих кланов: частью старые мудрёные жизнью охотники, частью — молодые, но пылкие сердцем воины, готовые встать на пути беснующейся орды зверей. Точнее, все те, кто не поддался умопомешательству из-за проклятия. Небесных здесь не было. Только их оружие в своём ужасающем разнообразии, доставленное из многочисленных схронов отца — подарок прошлой войны. И дело было не только в запрете Торук Макто… Трусость небесных стала притчей в языцех среди На’ви, тем не менее, Сэм даже открыто признался себе, что не питает к людям неба каких-то особенных чувств, но был готов искать примирения, если это избавит от боли родных и близких, несмотря на резкую и негативную реакцию отца в вопросе более плотной кооперации с небесными. В людях неба Сэму многое не нравилось, но те, кто прибыл сюда, не походили на прячущихся в стальных чудовищах убийц, которыми их описывали старшие, потерявшие семьи в бессмысленной бойне прошлых лет. И это дало Сэму ещё одну причину выжить. Он хотел снова встретиться с этими новыми небесными. Хотел знать, не приходили ли им в голову созвучные мысли — о мире, в котором нет места мукам. Понять их хотел он и, если они смогут жить в согласии, простить. Попытаться хотя бы. Ведь мир не является чем-то постоянным и неизменным. Так стоит ли сеять хаос, ради поддержания его неутихающего пламени? Пора остановиться и отыскать новый путь… И вместе разорвать эти оковы предательства и неизменно следовавшего за ним яростного гнева. Но, если люди и вправду были причиной неведомого кошмара, обрушившегося на мир На’ви, то… Сэм крепко сжал цевьё своего автомата. Тогда… тогда он…
«О, Эйва! Неужели это всё, что нам дано!?», — мысленно воскликнул Сэм.
Солнце опускалось всё ниже, лучи отражались, словно плавясь, от кварцевых вен в валунах и скальных обнажений, которые часто попадались в этих местах. Подошедший к концу день был жарким настолько, насколько грядущая ночь будет холодной.
Кони с охотниками на своих спинах по-прежнему неторопливо скакали неподалёку от мест их дозора. На’ви готовили пищу, сменяли друг друга на постах и отдыхали, попутно проверяя снаряжение и оружие.
Так миновало немало времени.


Музыка для атмосферы
(Shiro Sagisu — 3EM23 1128 TAKE4 360)
А затем всё пришло в движение, как только рации всех охотников заскрипели, и услышали они шипящий сквозь помехи возглас:
— ОНИ ИДУТ К ВАМ!
Последовавшая сцена была лишена даже намёка на драматичность, и именно странная обыденность, а не собственное ухудшающееся состояние заставила Сэма прийти к выводу, что в их расчёты вкралась погрешность и нападение будет воистину страшным.
Их было много, каждый размером и весом почти со взрослого. Талиоанги: низкие, шестиногие и мускулистые, с малыми чуть изогнутыми рогами оранжеватого цвета, выступавшими из их черепов. По большей части молодые самки. Они бесцельно бежали рядом друг с другом, неровным строем, гонимые неведомой стихией. Морды у них не выражали ровным счётом ничего. Мощные спинные гребни с алыми отметинами на оранжево-синем фоне вздрагивали от каждой поступи. Земля гулко дрожала. Мелкие травоядные — йерики и тапиры — закишели вокруг крупных зверей, испуганно или, скорее, без какой-либо чёткой осмысленности снуя кто-куда, поднимая лапками в воздух лесную подстилку. Но, так или иначе, двигались они все лишь в одном направлении — прямо к На'ви, вернее, дальше вдоль долины Лунного Света.
— Скачка кажется лёгкой по необъятной равнине, но она — дело мужества и отваги для того, кто без устали странствует верхом на могучем коне, верхом на могучем коне...
Это нервно и сипло запел охотник неподалёку от Сэма, лишь силой воли удерживающий своего загарцевавшего от паники коня.
Затрещали молодые тонкие деревья, животный рёв сотен глоток затопил округу. А потом...
Заиграло отблесками пламя. Ещё сильнее содрогнулась земля. Зашелестело, засвистело в ветвях и траве. И пришёл грохот. Ужасающей силы удары выпотрошили почву огненными цветами. Ещё и снова, а затем вновь — везде и всюду. Камни и листва посыпались с неба. И не было этому конца...
Животные держали ритм бега с большей лёгкостью, чем по своей природе могли задавать его. Это было необычно и ужасно, ведь не останавливала их та огненная буря, выросшая на их пути. Взрывы разметали первые волны живых существ, больных и страдающих, невинных и незаслуживающих такой участи. А за ними последовали другие, погрузившиеся в бутоны пламени, вспыхивающие под их лапами. Одним за другим взлетали они на воздух в оглушительных взрывах. Вырвавшиеся при подрыве клокочущее пламя и ударные волны выводили из строя и уничтожали целиком бегущих тесными рядами зверей.
— Молю, мои братья и сёстры, простите меня…, простите…, простите…, — шептал Сэм, как и многие охотники, открыв беспорядочную стрельбу по выжившим травоядным, неистово набросившимся на На’ви.
Его руки ощутимо тряслись, пальцы, как и в начале дня, одеревенели. От обилия крови и скрежещущих звуков, издаваемых гибнущими животными, сводило нутро. Падали один за одним и охотники, растоптанные и растерзанные. Голос разума и здравого смысла слились воедино и твердили, что «это», наверное, нельзя считать сражением — лишь бессмысленной бойней.
Невообразимое зрелище: йерик клацнул плоскими зубами у лица Сэма, испустив последний вздох, напоровшись телом на яркую вспышку из автомата Нормана.
Что заставляло некогда по большей части мирных существ проявлять такую кровожадность!? Может быть, это то же самое, что заставляло сейчас На’ви убивать их?
На’ви возносили своими криками к небу скорбные вопли, теряя присутствие духа. Как будто, в какой-то кратчайший миг все бессчётные поколения живых существ, неразрывно связанные с этой землёй своей жизнью, были стёрты с её лица. И словно самих предков, никогда и не было — ни тех, чья память бережно хранилась, ни тех, кого зарыли. Будто их обречённо забыли. Сумасшествие! Ни это ли испытание для веры На’ви? Недра земные будут отныне хранить тайны, которых никому лучше не знать и не помнить.
— Внимательнее, Сэм! — прокричал Норман, вырывая его из полубессознательного состояния.
За его спиной Ло’ак посылал в толпу обезумивших существ одну стрелу за другой. Из его глаз ручьями лились слёзы. Атаму внезапно прокричал «Ленай'а!» и рухнул на землю. В тот же миг над ним вжикнула красная полоска и кляксой распласталась по скале, чтобы затем лениво и несколько бездумно, подрагивая от последствий удара о камень, рвануть обратно. Норман тут же срезал её очередью. Остроконечный, снабжённый хитиновыми крыльями дротик разлетелся на рдяные ошмётки.
«Где носитель!?», — лихорадочно заметался взгляд Нормана.
Существа среди листвы уже поднимались на дыбы, их мускулистые шеи прогибались назад в боевую позицию, их тонкие острые головы нацелились на воинов… Ло'ак и четверо других охотников среагировали моментально — извернувшись, они отправили множество стрел в заросли папоротников. Тёмно-алое, гладкое кожей, мощное и гибкое тело самого жуткого хищника этой долины обмякло, как и его «побратимы» рядом. Автоматные огни остальных воинов добили жужжащие смертоносные «колибри», отделившиеся от мёртвых родительских тел.
Усыпанная трупами животных земля заставила ещё живых зверей сбавить скорость. Они, словно устав, втаптывая копытами и лапами тела своих сородичей, монолитной стеной приближались к На’ви, не сводя с них глаз. Где-то с полминуты картина оставалась неизменной, и Сэм с трудом подавил в себе желание обратиться к ним, словно к собранию; взмолиться и попросить их остановиться.
А потом небольшой молотоглав — один из немногих, затесавшихся в волне чудовищ, — с раскалывающим черепа рёвом боли чуть оторвался от земли и тут же рухнул, как подкошенный, впечатанный в почву мощной, сплетённой из железных мышц лапой. Пахнуло влажным воздухом, наполнившимся кровью, опадающей из пасти существа, без затруднений расправившегося с могучим травоядным. В сердца На’ви ворвался холод и отравляющий душу страх. «Бежать!» — подсказывал всем им инстинкт, но их ноги стали точно ватные. Впрочем, Сэм всё равно отшатывается, когда хищник смотрит на него своим пронзительным взглядом. В разуме чудовища, которого сломала внутренняя боль, осталось лишь одно желание — убивать. За спиной этого крупного священного зверя выросли «крылья» — ещё две особи выступили вперёд и стремительно разорвали нескольких быков, которые не проявили и капли сопротивления. Сэм часто наблюдал за чем-то подобным: какое-нибудь крупное травоядное, загнанное до изнеможения хищниками, сдавалось и позволяло себя сожрать, ещё не упав. Но здесь и сейчас это выходило за рамки осмысленного опыта, в особенности того, как «волки и овцы», о которых он слышал из рассказов небесных, держались меж собой. Покончив с быками, хищники, даже не пытаясь подстраиваться под логику естественного мира, сцепились меж собой, нанося друг другу безобразные раны.
Норман, вглядываясь во всех этих зверей, понял: в них крылось то же самое противоречие, что и в его собственном виде. Именно, их видовая организация, подточенная «вирусом», стала отныне такой же слабой. Они плохо держались вместе, и это несмотря на то, что и до заражения были друг с другом не в ладах. Даже напади они все разом, они всё равно оставались меньше, чем суммой отдельных частей.
«Прямо как люди», — закончил Норм свою мысль, вонзив пальцы в жилет разгрузки и вытащив из кармашка потёртый композитный цилиндр детонатора — то самое устройство, которое когда-то в прошлой жизни должно было пустить по ветру тысячи На’ви, осаждавших Адские Врата.
Но, видимо, не хватало На’ви печали — новые хищные выплетенные из самой тьмы тела возникали из глубины молодого леса и их было до обидного много. И прибывали другие, малые телом, но не количеством! Подыгрывая этим крупным плотоядным своим смехом, похожим на аналогичный у земных гиен, заклубились в лесу неисчислимые стаи нантангов. Этого всего просто не могло быть!
Пока зверьё держалось в отдалении, Норман подал всем знак карабкаться по редкой и слабой в своей крепости гряде валунов позади него, ища укрытие, и сам уже присел, готовый к прыжку назад.
И когда гигантские плотоядные «кошки» Пандоры всех размеров и форм почувствовали первые неясные ощущения удивления и ярости, пробившиеся к ним сквозь туман скверны в их головах — первые осмысленные чувства, донесённые им приближающимся эхом террора из будущего — что-то сознательное заворочалось внутри них. Но вместо того, чтобы бежать от гибели, они ринулись вперёд! Все звери разом.
Все расчёты пошли не так, подумал Норман с раздражением, вообще; атака произошла раньше, чем ожидалось, схватка оказалась хуже, чем он представлял, и если сейчас не подняться, не прижаться к земле за скалами, не найти укрытия, то все погибнут, и в утробе долины Лунного Света останутся лишь воспоминания о защитниках, выступивших против Великой Скорби. Смысла стоять здесь дозором не было. Нужно было просто заминировать всё нахрен и взрывать, и взрывать, и взрывать!
Сэм из своего убежища увидел, как напряглись губы Нормана, как тщательно он подбирает момент, прежде чем ответить волне чудовищ, пока не спрятались воины. И только затем тот порхнул следом за ними под казавшуюся сейчас хлипкой защиту камня и земли.
Похоже, размышления Нормана искренне потрясли его самого, словно текущие действия были ещё хуже небрежного предположения о том, что будущий процесс не затронет нравственные проблемы. Он ведь сам предложил Джейку задействовать «смерть»! Так почему сейчас сомневается, особенного после развернувшейся здесь скотобойни!? Чего он ждёт!?
Да, и правда, больше не было в нём ни терпения, ни самопознания. Жизнь в своём течении не имела более смысла. Значение ей могут приписать только позже другие разумные существа, но сама жизнь для него стала всего лишь совокупностью случайных событий, и каждое из них действует, направляя процесс бытия по конкретному пути, но не придавая ему значения. Норман пересмотрел список желаний. И до того маленький, но он сузил его ещё больше. Плевать, что он не проживёт достаточно долго, чтобы увидеть, как взрослеет его с Зарёй ребёнок, но, чтобы тот смог это сделать, стоило отринуть многое в самом себе. И Атаму, чёрт, бедный Атаму! И все те храбрые воины и охотницы, пришедшие сюда, пусть и по своей воле… Имеет ли он право выбирать за них?
Норман с горечью взглянул на старшего сына и не увидел в глазах того страха. Тот был преисполнен решимости. Как и все На’ви. В их глазах безмятежность, души не трепещут — уже успокоились, подобно водам очистившегося от пепла озера у подножия их прошлого погибшего Дерева-Дома.
— Ты прав, сынок…
В руках его была сила и он был готов её применить даже против «своих».
И Норман, чистосердечно признав, что он не в меньшей степени чудовище, чем все эти лишившиеся разума звери, нажал на кнопку.
Сэм заметил в последний миг перед этим, как несколько палулуканов бегут к его укрытию. Пронзительно-розовые пасти открывались и закрывались в унисон, в почти идеальной, выверенной гармонии. Да, теперь он понял, бедные создания пришли сюда намеренно, чтобы… умереть и освободиться.
— СЭМ!
Взмах век, чьи-то руки хватают его крепко-накрепко и тяжесть чужого тела вдавливает в землю. Зрение затуманилось и видение обезумивших животных исчезло. Как и всё вокруг. Скалы, казалось, пели отражением ярчайшего света. Воздух дрожал в раскаляющемся мареве. Сам мир был взорван…!

***
Саша сбилась с ритма орбитальных дня и ночи. Пришла к выводу, что всё же никакого смысла в этих событиях нет. Стоит разобрать происходящее на отдельные элементы, и значение всего обычно исчезает. Несчастные случаи, неожиданные неудачи; врата истины закрываются тут, открываются там; но скрытого замысла, придающего всему общее направление, не было и в помине. Ничто более не заставляло её двигаться дальше. Хитрая и таинственная сила не изъявляла своей воли, и если бы сейчас Саша рухнула замертво, то уже точно не выполняя неведомое желание, поселившееся в разуме. Если бы сейчас она рухнула замертво, это означало бы лишь одно — её способностей оказалось недостаточно. И всё-таки она стояла, её изящная тёмная фигура вырисовывалась в центре комнаты, освещаемая лишь экранами мониторов, и в её голову закралась мысль, что, возможно, всё, к чему все они вместе с Анной стремились — неправильно. Ибо внизу, в изумрудно-сапфировой чаше Пандоры, покоилась заключительная ирония. Саша понятия не имела, чего они добьются, когда с трудом взберутся по пологому скату неизбежности, ещё думая обогнуть уклон неотвратимости, но, подобно Сизифу, рухнув к подножию неминуемости. Чтобы начать снова. Но кто им подарит второй шанс? Ранее врождённая аккуратность, а может, и вовсе одержимость заставляли всех людей держаться прямой линии, даже если та вела вниз, хоть и казалось, что вверх… Некий вирус, безумие и видения, страхи и волнения, пробуждавшийся гнев и его высвобождение... мало это всё отличается от обыденной жизни на Земле…
Современные чудотворцы от медицины постараются спасти — или создать заново — что смогут. Профессионалы по-прежнему полезны, даже с учётом того, что все здесь в одночасье стали дилетантами, неспособными облечь увиденное в осмысленную теорию. Впрочем, пусть волей великих сил укрепится их мастерство. Может быть — с помощью удачи и технологий, — они даже вернут угасающую Пандору к жизни, а потом и Анну…
В комнату вошёл Ричард. Саша удивлённо взглянула на своего спутника, будто узрев впервые.
Со дня приступа Анны он с Сашей редко разлучался. Приносил ей еду, они пытались разговаривать. По молчаливому соглашению они старались более не касаться острых тем, но он не мог не спросить, увидев выщербленные вмятины на стене.
— Как ты?
— Ты знаешь, что я сейчас чувствую…
Ричард скривился.
Саша приблизилась к кровати, свернула постель и уселась на холодный, последние дни почти не ведавший тепла матрац. С тревогой её супруг отметил наличие травм на руках.
— Ты с каждым днём отдаляешься от меня, Саша, — тихо произнёс Ричард, обращаясь больше к себе, чем к своей супруге. — И к тому же едва спишь, почти не ешь, твой разум полнится тревогами, я понимаю, но ты изводишь себя. Я волнуюсь.
Следом Саша вспомнила необычную, если не сказать жуткую, картину своего пробуждения. Внезапная вспышка ярости, три — десять!? — жёстких удара кулаком о стену… Сколько же она потом стояла здесь посреди комнаты, пока кровь с костяшек тягучими каплями заливала пол? Неужели всю ночь?
Осторожно ощупала кисти. Боли почти не ощущалось. Она облегчённо вздохнула, украдкой поглядывая на Ричарда. Он знал об этом, о её гневе. Стоял, как изваяние, и глядел на неё. Знать бы, какие мысли бродят в голове супруга, прожившего с ней о бок столько лет. Но жизнь ли это в том смысле, в каком её понимали люди? Тем более, уж если она до сих пор неспособна заглянуть в голову любимого человека и понять, что он чувствует. Ему больно видеть её такой. Она могла лишь виновато отвести взгляд.
Только в своих аватарах они могли сызнова познавать это единение. И На’ви могли. Буквально. До встречи с ними Саша считала На’ви бессмертными существами, не имеющими своей «души», если так можно было выразиться. Часть их ДНК — суть жизни — покоится не там, где у людей. Коллективное сознательное было раем для их умов, покидающих разрушенные тела и обретающих новую жизнь в каких-то других. Эйва, которая объединила их, думалось Саше, та же внешняя сила, что управляет ими. Но теперь, спустя годы, узнав больше, она сомневалась в своих былых представлениях. И всё-таки не было покоя бушующему океану её мыслей. Люди и На’ви упускали что-то важное… Вера На’ви это не религиозная доктрина — это физическое ощущение дыхания и вибраций природы, реальность, дарующая возможность говорить с Миром на равных. Всё это было в информатории доктора Грейс. И из этих слов родилась аксиома, ставшая кошмаром: нет Священного Места — нет Народа. Всеобщая целостность, имеющая ахиллесову пяту в своём единении. Ох, почему же она размышляет об этом именно сейчас, когда столько бед терзают её непрестанно? Вся эта совокупность мыслей имела какую-то единую цель — подсознание пыталось найти верный ответ, который расставит всё по полочкам, разжуёт и вложит в рот.
Всё дело в Анне, вечно оберегавшей её и столь же беспощадно бросавшей в пламя. Почему же она рассказала Саше так мало…?
— Саша, поговори со мной.
Ричард приблизился, вынул чрезвычайный медицинский набор из поясного футляра, сел перед Сашей, взял её ладони в свои и, преданно заглянув в полупустые глаза, со свей осторожностью и нежностью стал обрабатывать её раны.
— Ещё тогда на Земле, я обещал тебе, что всегда буду рядом. Я не требовал этого от тебя, но мы пришли к обоюдному согласию. Позволь мне разделить твою боль. Вместе мы вынесем эту ношу… Когда-то пытались по одиночке, но получалось плохо. Ты заметила? У нас с тобой на всё стали возникать разные точки зрения, а потом мы вдруг обрели некое единение…
«Это так. Мы ведь супруги», — подумала она. Саша ни в чём не сомневалась в отношении этой истины, однако что-то заставляло её молчать.
— Саша, Анна будет в порядке. Мы все будем…
Да пусть всё сгорит синим пламенем!
— Я беременна, Ричард.
Внезапный шок, удивление вперемешку с восторгом от осознания факта. А затем через ряд странных дёрганных гримас — улыбка. Сейчас Ричард был похож на потрясённого школьника, каковым она его не знала, но вполне взаправдашне происходящее подходило той его юной ипостаси, которую она нарисовала в своей голове.
— Пусть сейчас не тот момент, когда я хотел бы это услышать. Но мне кажется, что я начинаю испытывать чувство близкое к счастью, — даже как-то неэмоционально прошептал Ричард, на самом деле силясь не поддаться своей инфантильной стороне, и не заплакать.
Саша горько улыбнулась в ответ и, не щадя ни его, ни себя, произнесла.
— Ни я, но мой аватар несёт в себе новую жизнь…
«Эта чума уничтожает этот прекрасный мир. Всё разваливается само по себе. Вот почему, вне зависимости от того, подхватил ты/твой аватар болезнь или нет, все мы несёмся прямо в ад», — вот о чём подумала Саша впоследствии, наблюдая за опешившим лицом её Ричарда.
Игнорируя предварительное оповещение, активировался экран консоли. Лицо Росс застыло на картинке: мрачное, отягощаемое неприсущей ей тревогой.
— Саша, явись ко мне. Безотлагательно.
Девушка в ужасе вскочила с кровати и переключила консоль на двустороннюю связь.
— Это Анна!? Что с ней? Не молчи, Сион!
— Ей осталось недолго, — сухо ответила Росс, а глаза её казались тусклыми, безжизненными. — Но самое главное, что я хочу сообщить, касается нас… Всего человечества…

***
Ветер с невероятной скоростью нёс тонкие облака, и пусть временами сквозь небесную завесу и проглядывали первые звёзды, их тусклый свет едва ли достигал земли. Ноздри девочки расширились, впуская глубокий вдох, впитывая запах вечернего воздуха, наполненного той серой марью отчаяния, что опустилось на их дом. Пурпурное вечернее небо жадно поглощало слабый свет заката над горизонтом, да так быстро, что видно это было и невооружённым взглядом.
Девочка моргнула, чутко осмотрела своих сверстников, собравшихся перед ней полукругом, и, остановившим взглядом на одном из них — мальчике чуть старше неё — предельно серьёзно произнесла, впрочем, обратившись сразу ко всем.
— Слушайте внимательно.
«Небо».
— Я слышу, — раздался хрипловатый, начавший ломаться голос мальчика.
«Мама».
— Мы слышим, — тут же прозвучали звонкие голоса нескольких ребят, чьи ушки и хвосты взволнованно дёрнулись.
«Мир».
Безмолвие, а затем…
«МЫ ИЗМЕНИЛИСЬ», — достигнул девочки глубокий и всепоглощающий голос Мира.
Девочка вздрогнула от крайнего ответа и поспешно посмотрела на горизонт. Она почти поверила, что солнце в небе замёрзло и разбилось. Но нет, солнце всё ещё было там, изливая своё тусклое вечернее сияние. Тэя нахмурилась, зажмурилась и резко тряхнула головой, после, опомнившись, успокаивающе улыбнулась ребятам, тревожно поглядывавшим на неё.
То, что она делала помогало ей отвлечься от тревог; она сосредоточилась на обучении, не опираясь на какое-то осмысленное понимание ситуации. Изучала по новой эти знакомые и простые слова, который запоминали все смышлёные дети, ещё с тех времён, когда не заполненное машинами людей небо казалось открытым и сулило бесконечные возможности. Она изучала эти слова, чтобы сказать их в нужный момент, обратив их к чистой душе, которая принесёт Новый Рассвет, лелеемый Великой Матерью. Ведь она так и не смогла найти достойного решения. Нет, не правильный вывод. Скорее так: Эйва предпочла единственно верное решение там, где всевозможные варианты выбора были низвергнуты и вели к Вечной Тьме. Но ведь самое страшное уже произошло.
Странные мысли у маленькой девочки…, впрочем, её это уже не пугало. После осознания случившейся беды, она теперь мало чего боялась. Выгорела изнутри. Детям не стоит взрослеть так быстро… Да, в последние годы она более не поражалась тому, как быстро развивался её разум. Это неизбежная плата за возможность обратиться к той, кто больше не услышит. Пресловутое Tirea Eyawrfya. Верный Путь укажут духи… Жаль, что увидят немногие, ведь все остальные лишь смотрят. Такое вот противоречие, завязанное на восприятии двух одинаковых по сути своей слов; и зародилось оно давным-давно…
«Мы изначально были ограничены в своих возможностях — скованные цепями судьбы, привязавшими нас к лону этого Мира. Наступит время, когда нам придётся двигаться дальше. Не важно, когда это случится, но это изменит нас навсегда: мы по-настоящему научимся видеть, а не смотреть. Чтобы не повторилось бедствий, когда тысячи лишённых связи душ не способны вернуться к Матери, дабы не было оков, сдерживающих наше созревание, как отпрысков Её, — наступит пора нам покинуть ясли звёздного цветка и… самим проложить дорогу в будущее. Это то, чего бы хотела истинно любящая мать своим детям».
То были древние слова, кощунственные слова. Их существование отрицалось На’ви. Они чувствовали в них угрозу их устоявшемуся укладу жизни, их мировоззрению, их… существованию, как расы. Но они никогда не задавались вопросом: почему Великая Мать не подавила этот древний голос, запечатанный в деревьях, звучавший из тех далёких времён, когда едва повзрослевшие поколения На’ви начали ткать полотно Первых Песен? Когда само их представление о мире вокруг было зыбким, а связь душ казалась более глубокой и мистической, чем оказалось на самом деле, когда, едва научившись таинствам Охоты Грёз, они обрели защитников в мире духов и наяву, когда верили и знали, что не будут подвергать сомнению волю своей Матери… Почему же именно тогда на заре их воспитания, как Народа, прозвучали эти слова? К кому они были обращены: к Народу, к кому-то ещё? И ведь произнесла их невинная душа, множество раз познавшая горечь утраты. На своём долгом пути — паломничеству длинной в годы — она обрела что-то… некое понимание сути всего сущего. Слишком глубокое для На’ви, живущих прошлым и не спешащим в будущее. И осознание таинства звёздного цветка заставило её высказаться, слова вырвались из её сердца навстречу будущему после жуткого бедствия, охватившего Народ в те времена. И Эйва, молча внимавшая своему ребёнку, плачущему у её обугленных корней, отзывчиво сберегла эти слова потомкам. Неужели те наивные и полные счастья времена в действительности оказались невообразимо суровыми?
Времена. Переменились ли они? Нет, скорее вновь вошли в ту мифическую колею, когда то, что небесные называли Вселенной, теперь вращалось вокруг одного создания. Да, сегодня судьба, как и в ту пору, может похлопать по плечу любого, даже самого застенчивого и непритязательного, даже того, кто ушёл безвозвратно. И вдруг всё начинает зависеть от него. А он, пересиливая свою несостоятельность, начинает искренно надеется на всех: друзей, близких и даже врагов. И если значимые слова этой единственной душе, томительно ждущей в своей клети, не будут сказаны… Ах… Да будет тогда благословенна любая жизнь…
— Тэя…
Голос мамы заставил девочку обернуться. При виде своей любимой матери кроткая улыбка расцвела на до того чересчур взрослом и сосредоточенном лице Тэи.
«Я пойду».
— Не пропадай, — помахали ей ладошками ребята, которые смогли услышать.
«Всегда будем рядом», — коснулся её чей-то разум.
Тэя удивлённо повернулась, взглянула на мальчика, приложившего палец к безмолвным губам, и радостно махнула ему рукой, а тот подарил ей улыбку в ответ. Мы действительно меняемся… мы действительно будем как...
«Да, отныне и навсегда, как бы далеко мы не были друг от друга».
Однако сейчас у Тэи возникла одна первостепенная нужда. Понадобилось время, чтобы сформулировать послание, занявшее в её сознании главное место, поскольку ей потребовались новые, или скорее намеренно забытые старые некогда присутствовавшие в языке На’ви слога. Но как только они дошли до неё, Тея подготовилась «озвучить» послание, состоявшее из нескольких очень древних выражений, предопределивших всё, что они обрели, как Народ…
«Д… …..са»
И нет, она не решилась их произнести. Осеклась. Шрамы Матери не заживут никогда, оттого не стоит быть дерзким ребёнком. Нужно действовать мягко и с уважением. Поэтому она подменила слова искажённым и неправильным выражением, которым пользовалась бабушка: «‘Ite io Kifkey Tanhi». Да, так будет лучше.
Мысль обрела крылья и отправилась в свободной полёт на встречу к Миру.
И вот девочка шла к своей маме, ждала ответа, крепко сжимая семейный амулет на своей груди, доставшийся ей при рождении в память о тех, кого нет с нами наяву, но отклика не было. Да, всё так же, как и раньше: то, что мы предвидим, происходит редко, то, чего меньше всего ожидаем, обычно и случается.
А в душе девочки болезненно надломилась надежда, что сердца На’ви будут свободными, как облака, и чистыми, как воды рек.

***
Разрозненные образы объёмных и чуть угловатых неоновых голограмм начинали обретать ясность, если позволить взгляду расфокусироваться, — так они превращались в зыбкие световые плоскости, копошащиеся над округлым проекционным столом. В круге этого света возникает рука Максима, дрожащим искусанным пальцем он прикасается к проекциям, и они плывут рябью, теряя форму, рассыпаясь, дабы затем вновь собраться в цельное изображение.
Мысли мужчины потускнели и обветшали. Он справился с приступами безумия, научился игнорировать сотканное из «снега» дитя, постоянно сопровождавшее его в эти серые будни, и обрёл некую стабильность в своих действиях и помыслах, даже смог поговорить с женой и детьми без кусающего разум апатичного настроя, но сейчас, более-менее приступив к работе… Складывая информацию, собранную за эти дни воедино, он и его коллеги стали осознавать, что они ничего не понимают. Разрушительные процессы вируса, если он таковым являлся, протекают… слишком естественно. Этот единственный неопровержимый факт заставил всех сопричастных задуматься — не впервые, но наконец серьёзно! — как давно они носили ЭТО в себе. Приоткрывающиеся тайны проклятия заставляли трепетать сердца и души.
На’ви в ответ на заданные вопросы молчали, по крайней мере те, кто ещё мог отвечать осмысленно. Им просто больше нечего было сказать небесным, которые, по их мнению, стали причиной самой жуткой Великой Скорби из обрушившихся на них. Не было гнева, осталось лишь безразличие… яростью боль уже не смыть. Максим понимал их позицию, но и не мог что-то предложить в качестве компромисса, даже будучи тем, кто прожил с ним бок о бок столько лет. Максим ощущал беспомощность, как и многие из людей. Не уберёг семью, не способен оказать помощь Народу. И какой тогда от него толк, каков прок от него, маленького человечка, не видящего причин и не понимающего развернувшихся пред глазами следствий.
«Ещё задолго до того, когда они начали использовать каменные орудия, их эволюция уже остановилась».
Максим дёрнулся, хоть и привык к её голосу, возникавшему так близко, словно она дышала ему в ухо.
«Не вкусив плода мудрости, испортившего небесных, они не разрушали окружающую среду, не развивали ненужную цивилизацию, живя в прекрасной гармонии с природой. Всё это случилось, поскольку сам плод обрёл сознание и стал вести их в будущее, чутко оберегая, как собственных детей. Понимая даже, что будущего у них, вероятно, и нет».
Девочка медленно обошла проекционный стол и уставилась глубоким взором в полупрозрачные панорамные окна лаборатории; вечерело, в погружающемся в сумерки небе бледнели луны Полифема. Не прерываясь, девочка продолжала вещать свою, понятную только ей истину.
«В результате, гармонично и очень стабильно текли мирные и блаженные времена».
Максим нашёл способ противодействия — не пытаться её игнорировать. Это бессмысленно. Она везде и всегда рядом с ним. Он воспринимал этого подсознательного «призрака», как часть холодного в своей стерильности интерьера.
«Когда появились люди… дети древнего плода сначала не почувствовали страха к ним, просто смирившись с новой расой на своих землях. И сами люди, как во времена, когда они ещё были приматами, не провоцировали соседей, которые имели подавляющее превосходство в количестве. Но только сначала».
Максим напряжённо смежил веки, сделал вдох-выдох и ладонями прикоснулся к своим вискам, ощутив кончиками пальцев поначалу слабую, но всё более интенсивную вибрацию.
«Человека сделал труд и война. Оружие людей развилось с каменных до медных, потом до железных, постоянно улучшаясь в междоусобных конфликтах. В то же время, перейдя с охоты на сельское хозяйство и разводя домашних животных, они получили стабильный прирост пищи… Сытое и сильное человечество шагало сквозь время, обретая ещё большее могущество, а под ногами его жухли листья последних лесов. И настала ему пора двигаться дальше — вперёд к звёздам. Люди почти смогли стать, как Боги, неизбежно жертвуя своей человечностью, живя по принципу: защищать тех, кого мы презираем, уничтожая тех, кто нам нравится».
Максим с хрустом сжал кулаки. Эта девочка — она лишь рупор моего разума, поражённого безумием. Подсознание пытается донести до меня некие важные вещи, но я не слушал. «Вы будете как Боги». Кто эти «Вы»? Люди, На'ви? Что это вообще значит!? Ветхозаветное послание больного сознания. Что мы вкусили? Это явно был не плод мудрости. Что же несёт это дитя!?
И девочка, тонко улыбнувшись ему, словно прочитав каждую его мысль, оборвала свой монолог, не доведя мысль до конца, и обратилась к Максиму напрямую.
«Пойми, вам снова не дали выбора, как тогда, когда ОНА спасла детей своих от небесных. Это печально, правда. Всё, что вы делаете, кажется бессмысленным. Вы мечетесь от одной крайности к другой, не понимая, как решить свои проблемы самостоятельно, застыли на перепутье, принимая спонтанные решения, словно глупые дети. Не осознавшим в полной мере слов вызов и ответственность, вам не позволили реализовать свой потенциал. Но не бойтесь, скоро всё изменится».
— Как понимать твои слова? — Максим не удержался от навязанного диалога с глюком, раз уж это позволит ему понять хоть долю из нагромождённого бреда.
«Мы станем как Боги, — грустно молвило дитя. — Это значит обрести то, что мы потеряли. Но... всему есть своя цена. И ведь самое забавное заключается в том, что всё ЭТО началось из-за пустяка. Ошибка в расчётах. Сопутствующий ущерб, который мог и не обрушится на всех вас. Непредвиденная оплошность человечества. Но ОНА, предчувствуя неминуемую катастрофу, начала действовать. Даже если не брать в расчёт те чудесные спасения мира, заставшего на краю гибели, послужившие успехом во многих деяниях Великих Наездников и… отчаявшихся Паломников, то выходит, что впервые ОНА перестала быть простым наблюдателем, сохраняющим баланс, и всецело взяла их и вашу судьбу в свои руки».
— Если всё происходящее не является частью бредовой постановки в моей трещащей от проклятия башке, — медленно произнёс Максим, — так не проще ли будет тебе рассказать мне всё, чтобы я мог наконец-то начать действовать, пока события не зашли слишком далеко...? Подари мне логическое объяснение.
Девочка сокрушённо покачала головой.
«Я же сказала, у вас отняли шанс творить судьбу собственными руками… пока что. В этой истории вы ничего не решаете. А ваши действия лишены смысла. Не сопротивляйтесь, осталось немного. Иначе будет больнее... Но после, обещаю, вы освободитесь. Новый Рассвет близок».
— Да чтоб тебя! — воскликнул Максим от досады. — Что ты такое? Ты просто-напросто голос в моей голове? Это мои мысли?
Девочка мягко улыбнулась ему, а в её глазах впервые забрезжило что-то тёплое и светлое. Максим опешил от столь резкого положительного изменения в характере этого «призрака».
«Я всегда была с вами. Но вы забыли обо мне. И лишь ОНА помнила и пыталась спасти... даже вас самих, хоть и спасения вы не желали…», — лицо девочки исказилось в болезненной гримасе.
— Если бы я хоть что-то понимал…, и кто же эта ОНА?
Молчание.
— Молю, — Максим неожиданно — даже для самого себя — подскочил к девочке и упал перед ней на колени, — скажи мне, что делать! Там, — учёный неопределённо махнул рукой, — сходят с ума На’ви, люди, моя жена и дети. Возможно, умирают. И если ты не плод моего воображения, так растолкуй мне, — он схватил девочку за плечи и закричал ей в лицо, — что, чёрт возьми, происходит и как это исправить!?
«Уже произошло. Ты не перепишешь историю, не отменишь скорбных событий, ни предрешённых смертей. Покорись выбору, сделанному за вас».
Из центра Небесных Врат под усиливающиеся вибрации в голове что-то жуткое потянулось навстречу Максиму и на него обрушилась тьма.

***
Сейчас трудно припомнить, с чего все начиналось. Тогда не было многих слов, как сейчас, только звуки и запахи: запах костра и морской воды, равномерные удары волн о берег. И тогда в мире было три совершенных вещи: сладкое, убаюкивающее пение сестры, восхитительные в своём ярком привкусе фрукты и бескрайние морские пучины, скрывавший в себе невиданные красоты. Это был крошечный миг мира, но другого мы и не знали. А ныне, оглядываясь на всё произошедшее, становится ещё более тяжко от осознания потери…
Тэя свернулась клубком на ногах Нейтири и крепко спала в тепле матери и бабушки, сидящих бок о бок под тканевым навесом. Накрапывал дождь, стремящийся стать ливнем. Он вымывал запах одиночества, заполнивший деревню Оматикайя, ставшую такой пустой и тихой.
Ладонь Мо’ат была тёплой и, несмотря на морщины, ощутимо гладкой, но не загрубевшей местами, как у охотника, до конца дней своих занимавшегося одним видом труда. Эта ладонь женщины бравшейся за тысячу разных занятий, — ладонь деятельного представителя племени, нянчившего детей; лечившего больных, растирая в своих руках превеликое количество целебных трав; ладонь той, кто изо дня в день, из года в год прикасалась к корням Древний Ивы; ладонь мамы, крепко сжимавшей своё единственное оставшееся дитя после… того… как…
— Эйва умолкла, — сказала Мо’ат, чуть уставшим голосом, не выражающим о беспрецедентном событии, погрузившим племена во отчаяние, — молчании их Великой Матери — ровным счётом ничего, — …такая одинокая в своём несчастье, и даже мы, её любимые Дети, не утешим её.
Все эти дни прошли в заботах; минимум сна и отдыха для тех, кто не поддался проклятию. Для облегчения боли остальных в ход шло всё, что было под рукой. На'ви всегда и успешно использовали растительные экстракты для всевозможных целей: для облегчения боли, очистки воды, снижения температуры, ограничения или повышения способности к деторождению, для быстрого ранозаживления, нейтрализации ядов, отпугивания вредных насекомых, избавления от внешних и внутренних паразитов, защиты от солнечных ожогов, привлечения или отпугивания крупных зверей. Но многие из древних, передающихся из поколения в поколение рецептов не могли подарить облегчения страдальцам. Не в этот раз. И, скрепя клыками, На’ви стали использовать лекарства небесных людей. Они не излечивали, но дарили забытьё и покой измученным душам… хотя бы ненадолго.
Нейтири на минуту позабыла, что старая женщина, чью руку она держит в своей, — мыслями уже давно там, в морских глубинах. Её время давно пришло, но что-то держит её рядом со своими детьми.
«Достойнейший из гонцов Великой Матери совершенно сник перед весьма ограниченным собственным величием», — так сказал Джейк о Мо’ат ещё до того, как завертелось это безумие. — «Но всё-таки моя тёща, — ухмыльнулся он тут же, произнеся это странное слово, — покрепче меня будет. Эта старушка ещё всем покажет, Нейт».
Несмотря на тяжесть Великой Скорби, дети стойко переносили тяготы, помогая взрослым. Их проклятие не коснулось — это было единственным, что удерживало племена от самоуничтожения. Их славные дети. Улыбка на лице спящей Тэи продолжала освещать серые будни, согревая теплом сердце Нейтири. Но что же та видит в своих снах?
Голос Мо’ат вернул Нейтири в реальность. Она легко прочла по лицу своей дочери о её думах.
— Когда мы глаза закрываем, мы «видим» темноту, но это вовсе не означает, что мира вокруг нас нет. Моя внучка, — мягко произнесла Цахик, с любовью глядя на Тэю, — это понимает лучшего многих. Не бойся, ей снятся прекрасные вещи, особенно, пока ты рядом и оберегаешь её.
Нейтири улыбнулась этим словам.
Затем они долго не говорили, слушая музыку дождевых капель.
— Мама, — вдруг заговорила Нейтири, — я хочу рассказать моему Джейку и небесным всё, что видела ты, и я, и моя дочь. Это знание не то, что способно навредить им, но если поможет обернуть вспять…
— Линии силы сплетаются в единую сеть вокруг Колодца Душ, — прервала Нейтири Мо’ат. — От одного горного пика в Священных Горах к другому, насколько хватает глаз, туда дальше — за долину Лунного Света, а затем они прикасаются к местам высокой земли в ряде хребтов, холмов и косогоров, и в низменных участках долин — окружённых водой, которая видна даже на большом расстоянии. Они есть даже на высоких берегах у морей и океанов, ведущих затем к подножиям горбатых гор и джунглям их окружающим или вниз, к речном бродам, — глубоко врезанные в тропу, которая как будто образует направляющую метку на линии горизонта. Эти дороги были сотканы Духами. Чистыми душами, которые всегда указывали Верный Путь заплутавшим охотникам. Эта сеть живёт и по сей день, несмотря на все невзгоды. А это значит, что хоть Великая Мать и ушла в себя, но, поверь, совсем не покинула нас. Доверься ей, она никогда не навредит своим детям. А решение уже найдено.
Облик Нейтири обрёл хищные черты, и она слабо воскликнула, чтобы дочку не разбудить.
— Сколько охотников погибло в лапах обезумивших зверей!? И это значит не навредить? Я не могу спокойно спать, думая о моих сыновьях, что встали дозором в долине Лунного Света и ждут, страшась грядущего. Джейк мечется от одного племени к другому, связывая кланы, но при том не достигает ничего — сквозь пальцы великого вождя рассыпается его возможность сплачивать На’ви. Он становится тенью самого себя. И я теряю его, ибо не нахожу нужных слов, наша связь тускнеет. А ты… ты, мама, уже не с нами. Тебя словно и нет рядом. Зыбкое видение и только. Повторюсь, я никогда не сомневалась в Великой Матери, как и никто из Народа. Но сейчас мы так одиноки… Нам не хватает ЕЁ! А её нет…
Что-то прохладное коснулось ладони заплакавшей Нейтири. И та с удивлением обнаружила вложенный в неё древний амулет — амулет сестры. Слёзы высохли, а сердце пропустило пару ударов. И она стала говорить, вспоминая былые дни, когда счастье наполняло их жизнь.
— В той прошлой жизни, Саванин и я, и многие дети в школе, в нашем Доме Солнца, обрели глубокую связь с Грейс. Сестра, дабы выразить чувства признательности этой доброй и отзывчивой женщине, нашей названной Sa’nok, подарила той семейную реликвию, некогда доставшуюся ей от тебя, мама. Многие поколения цахик носили этот древний амулет на своей груди, но мы и глазом не моргнув включили Грейс в семью, таким образом признав её право быть среди нас. Первой из небесных.
— Я знаю, дочь моя. Как бы ни было больно, я никогда не винила Грейс в случившемся. Просто… ноша Цахик трудна, иногда приходится делать сложный выбор ради своего Народа.


Нейтири крепко сжала амулет в своих ладонях и прижала к сердцу и сказала.
— Грейс носила его даже после трагедии. Даже тогда, когда я, от гнева рвущих сердце чувств, сказала ей, что она больше не одна из нас. И годы спустя, перед битвой у Колодца Душ Грейс не стало…, — лицо Нейтири исказилось в горькой гримасе. — Я забрала с её тела этот амулет и спрятала. Хотя и не должна была поступать так. И когда появилась Тэя, я вручила его ей, чтобы она… помнила…
— Твоя дочь попросила меня отдать его тебе, — тихо произнесла Мо’ат. — Сказала: «Я усну и, наверное, забуду, поэтому сделай это ты, бабушка. Пусть мама помнит, что наши предки улыбаются нам».
— Тэя…, — со всей материнской любовью прошептала Нейтири и, склонившись над дочерью, аккуратно поцеловала её в щёку.
— Этот амулет, — изрекла Мо’ат, предаваясь воспоминаниям, — стародавний артефакт. Ещё древние голоса наших предков запечатлели появление его в нашей семье. Он передавался среди цахик Оматикайя, как символ их непростой ноши — тяжёлого выбора и ответственности перед кланом и Народом.
Нейтири понимала, почему Мо’ат так спешно углубляется в эту тему. Она не хотела, чтобы её дочь предавалась мучительным самокопаниям, чтобы душа её окрепла, а не слабела. И Нейтири, с теплом принимая эту заботу, поддерживая разговор, поинтересовалась, помня некоторые детали этой истории.
— Время оставило след на амулете. Раньше он был краше, а в центре его пылал лазурный глаз.
— Всё так и было, дочка.
Мо’ат устроилась поудобнее, настраиваясь на долгий рассказ. Она чуть нахмурилась, словно размышляя, а стоит ли это делать, но затем, воодушевившись некой мыслью, улыбнулась — что было редким чудом в эти дни и не такой частой формой выражения чувств для старой Цахик.
— Никогда я не рассказывала эту историю целиком — лишь фрагменты. Только твоя сестра слышала её всю. История непростая, неоднозначная и порой жуткая, а иногда забавная, если не знать финала... Народ всегда боялся этой песни предков. Отвергал её суть, даже придумал ей другое название, — Безымянная Песня, — забыв её истинное. Страшились На’ви озвучить запретное. Но моя прабабушка, вопреки негласному табу, поведала мне о ней, а ей её прабабушка и так до самых ранних поколений. Наш клан с тех времён обязан той, кто заложила его новые основы и скрепы, и мы не забыли и не отвергли её жертву. И я хочу, чтобы ВЫ, — Мо’ат сознательно сделала на этом слове ударение, ибо заметила, что Тэя уже и не спит вовсе, — услышали эту песню целиком и запечатлели в своих сердцах, — Мо’ат прищурилась, глядя на внучку, — даже если одна лукавая девочка думает, что Деревья Голосов поведали ей обо всём на свете.
Нейтири погладила Тэю по голове, а та лишь хитро дёрнула ушками и сжала губки, дескать: «Нет, я сплю!»
А Мо’ат тем временем постепенно погружалась в омут Первых Песен.
— Древнейший клан Ни’авве, сроднившийся с палулуканами и славившийся гончарным искусством, а также величайшими артефактами из радужного стекла, — именно там амулет появился на свет и там же началась история храброй, но порой весьма безрассудной юной девушки, чей омрачённый трагедией путь прошёл по линиям силы — венам мира — через все земли нашего Народа. Она была… если и не самой первой, но уж точно одной из тех, кому Верный Путь указали Духи впервые. От того и повелось это редко звучащее, сакральное напутствие охотникам и охотницам всех племён. Хоть что-то из этих достижений не отринули старые кланы, а Анурай, пусть Эйва хранит их души, в особенности. — Мо’ат ненадолго умолкла, собирая воедино мысли и чувства, а затем, преисполненная достоинством духовного лидера клана, стала говорить. — Внимайте же. У подножия Священных Парящих Гор, там, где сужается великая река Перворождённой долины, множество огромных деревьев, не уступающих нашему Древу-Дому, нависают над водой. Проникая сквозь густую листву вознёсшихся до небес гигантов, солнечный свет становится жёлтым и рассеянным, как растопленное масло…
Нежно-фиолетовые сумерки розовеют и плавно перетекают в алый закат. Дождь не иссякал, но ливня так и не случилось. Силуэты деревьев у юго-западного края деревни кажутся вырезанными из ткацкого разноцветного сукна: тени листьев, полумрак под деревьями, кроны ив, тускло-зелёный бархат прогалин, а на них проступают многие оттенки биолюминесцентного света.
Нейтири внимала этому прекрасному окружению глазами, ушами — убаюкивающему голосу матери, а оживающим сердцем — бесконечному миру. И её метущаяся душа успокоилась и обрела равновесие.
— Спасибо, — едва слышно прошептала Нейтири своей матери, вещающей древнюю историю, постепенно погружаясь в живительный сон, в котором она так нуждалась последние дни.
«Прекрасный миг счастья…», — подумала Тэя, без намёка на цахейлу прислушиваясь к утихающим водам мыслей своей матери.

***
В недрах многотонной конструкции «Осириса», в самом центре его пазлоподобной структуры, в обширном помещении, на примыкающей к нему галерее из холодного металла и композитов после продолжительных возгласов недоумения, робкого недоверия, а следом — тяжело оборвавшейся форменной истерики, эхом отражавшейся от переборок просторного отсека, уже в третий раз наступило гробовое молчание. Сион могла представить себе такое же молчание на всей Земле. Возможно, со времён промышленной революции планета никогда ещё не была такой тихой. Посвящённые в суть проблемы люди, сотрудники обновлённой глобальной инициативы АМТ и ОПР на Пандоре, то есть все, по сути, хотели расспросить Сион об этом. Немногие знали истинную причину молчания, но выражали беспокойство.
Последние данные телеметрии, последние сообщения и финальное видеоизображение, олицетворившее собой… тишину.
Беспристрастные машины-наблюдатели на дальней орбите, служившие окном в родной мир — это созерцательная возможность утолить свою тоску тем, кто так и не смирился с долгим отсутствием в гниющем доме-саде — увидели картину с медленно вращающейся в космосе планетой на переднем плане и на заднем, чуть выше — её спутника. Хоть Луна была несоизмеримо дальше, но и космических спутников, передавших картинку, было предостаточно. А теперь вновь родной мир с иного ракурса, и гораздо ближе. Радужные моря, частью похожие на пятна масляной краски, покрытые безмерной, отчётливо различимой сетью генераторов, ветряков и плавучих планктоно-белковых ферм, окружали изорванные материки, где между пепельными горами и коричневыми пустынями, заполонившими почти всё обозримое пространство суши, выглядывали едва различимые полоски зелени — как недоеденные капризным ребёнком брокколи на тарелке под названием Земля. На ночной стороне планеты светились густые огни многочисленных городов, расположенных плотно друг к другу, почти концентрическими кругами, естественно, с учётом особенностей природной географии. Луна же сияла не менее ярко. На обращённой в сторону орбитальных машин тёмной стороне спутника пылало ирреальное циклопическое сооружение в форме сдвоенного кольца — крупнейший из созданных ускорителей частиц, чудо науки и инженерии, обеспечившее звездолёты необходимым количеством топлива на основе антиматерии.
Всё вышеперечисленное носило стерильный окрас — нет жизни. Это пейзажи двадцать второго века, привычные людям, родившимся в их окружении. Личности, могущие одухотвориться этой жуткой «красотой», нашли бы зримую картину захватывающей. Они бы и не помыслили о подвохе, видя свет технологически развитой цивилизации. Если бы не одно «но».
Безмолвие.
Абсолютное молчание. Ни крика, ни шёпота.
Хотя Сион, чьё сердце — стужа, безэмоционально посетовала, выразив даже неуместный в этой ситуации интерес:
— Мы пытаемся зафиксировать как можно больше данных, чтобы определить место и время на той стороне для точечной настройки сигнала АМС — телеметрия сошла с ума, а затем прекратила свой двусторонний бег. Мы ничего не получаем, а с нашей стороны, видимо, ничего не принимают. Ни эрга излучения. Занятно.
Сашу бросило сразу и в жар, и в холод. В глазах потемнело. Опять. Она почувствовала руку на плече и чуть не вздрогнула. Ричард, находясь в не менее отвратительном состоянии, нашёл в себе силы поддержать свою супругу и не дать той рухнуть на ледяной пол отсека их орбитального дома. Судя по всему, осознание того, что скрывалось за молчанием Земли, на которой у него были родные и близкие, не ранило его так же сильно, в отличии от жены, у которой там не было никого.
Правду ведали лишь единицы. И большая их часть расположилась в этой пустой галерее.
— Это был гнев? — скривившись от несуществующей боли, спросил Ричард, конкретно ни к кому не обращаясь.
— Жгучий и взрывоопасный. Гнев осквернённой и умирающей планеты, — кивнула Сион.
— Даже если бы мы знали наперёд, ничего бы не изменилось. Это не случайность, а следствие, — просипела охрипшим голосом Саша. — Ванхоутен и подконтрольные ему группы знали об этом?
— Если даже и знали, то ничего бы не предприняли — стали удобрением, как и все остальные. Мы изначально обречённая раса — такова математика человеческого поведения, его страсть к саморазрушению, — сложив руки на груди, Сион качнула головой из стороны в сторону и пожевала губами, будто пробуя слова на вкус. — Жестокость к самим себе.
— Никогда не замечала за тобой таких вычурных мыслей, Сион. Обычно при мне ты выражаешься проще, — прозвучал другой слабый и едва слышимый голос.
Теперь уже вздрогнули все, повернув головы к креслу-каталке со «скелетом» женщины в его механизированной утробе с медицинской оснасткой и защитным экраном из мягкого прозрачного материала. Она выглядела, словно куколка, готовящаяся стать бабочкой.
— Вы очнулись, Анна? — наткнувшись на серьёзный, пронизывающий естество взгляд своей умирающей, накачанной лекарствами покровительницы, Сион ответила. — Да. Я могу иногда быть лицемерной и луковой женщиной, но в душе я всегда понимала, что сказанное многие годы назад вами — правда, какой бы невероятной она могла бы показаться невежественному разуму. Только из-за этих слов я присоединилась к вашей команде, потому что подсознательно ощущала угрозу, исходившую извне. Как и все эти доморощенные мечтатели, прилетевшие сюда. Если мне не изменяет память, это вы на заре колонизации Пандоры рекомендовали доктора Августин Грейс в качестве руководителя программы «Аватар». Ей вы сказали то же самое, что и мне?
Мягкий защитный экран кресла расползся в стороны. Все ахнули в унисон.
— Что вы делаете!?
— Мы заражены!
Бабочка Пальсен выбралась из кокона. Но не сможет расправить крылья, а значит, вскоре умрёт.
— Ох, моя дорогая Сион, это твоя защитная реакция? — слабо рассмеялась Анна, игнорируя их предостережения. — Ты теперь винишь меня за то, что я, зная всё наперёд, манипулируя вашими чувствами и помыслами, спасла вас от ужасной участи, насильно притащив сюда?
Сион впервые не нашла, что ответить. Под холодной маской — буря противоречивых эмоций. Да, такова форма её лицемерного поведения, ибо Сион, как бы она тому не противилась, не соткана из стали. Хотя всем и каждому показывала обратное.
— А ты, Саша? — Анна обратилась женщине, сгорбившейся под тяжестью ужаса в объятиях Ричарда. — Ты тоже винишь меня?
Девушка отвела взгляд от Анны и вздрогнула. Вопреки стойкому нежеланию, подсознание продолжало из раза в раз подкидывать картины того, что творилось на поверхности Земли. О наличии этих скрытых ото всех записей знали ещё меньше людей, чем о непосредственном обрыве связи с родной планетой.
Земля колебалась, заполняя окружающий «вакуум». Будто сверкающий гобелен ткут прямо на твоих глазах: миллионы зримых рук-ветвей вытягиваются из недр корневых клубков, с каждой секундой всё новые нити сплетаются затейливым узором. Стократно воспроизведённый исходный орнамент повторяется с едва заметными глазу вариациями, но тут же — словно из ниоткуда — возникают новые удивительные мотивы. Скручиваются, будто бы стремясь поглотить друг друга, распадаются на части и опять соединяются замысловатыми островками чёрного, белого и коричневого, а потом всё тает, сливаясь в разноцветные архипелаги. Не ясно, откуда взявшаяся, немыслимая биомасса. Взвиваются смерчи — голубые, лиловые и золотистые, — крепче скручиваются ветви, и тут же налетают противоположно направленные водовороты из неземной листвы, и вся конструкция продолжает бесконтрольно расти, поглощая планету: города и мелкие поселения, горы и долины, огибая реки и озёра, корни тонут на берегах морей и океанов, явно уходя всё глубже, в недра мира. Корневища загораются биолюминесцентным светом. И весь этот беспредельно упорядоченный хаос пронизан проникающими везде и всюду крошечными, медленно движущимися вдоль ветвей... цветами. Изувеченными, неправильными. Как мертворождённые дети.
От этой картины Сашу вывернуло наизнанку. Ричарда подхватил её с отчаянием в глазах. А её все рвало.
Её дитя, растущее в утробе другого тела, тоже станет таким неправильным?
— Я должна вернуться к своему аватару! — Саша вырвалась из рук Ричарда и рванула на выход из галереи.
— Будь с ней рядом, — бросила Анна в спину Ричарду, побежавшему за Сашей.
— Излишние слова. Он любит её сильнее жизни, — с укором пробормотала Сион.
— А тебя, моя дорогая Сион, словно бы происходящее и не беспокоит, — тонко улыбнулась Анна, но в улыбке не было и капли тёплых чувств.
— В том то и дело. Я в ярости!
И её кулак с невероятной скоростью и мощью устремился к композитной перегородке отсека, с грохотом оставив там глубокую выемку.
Только на глазах у Анны Росс позволяла себе проявлять такие сильные эмоции.
— Случившееся кажется мне неэтичным, — задумчиво произнесла Пальсен. — Природа не может быть монстром, в отличии от людей — только они убивают ради того, чтобы убить.
— И вы говорите об этом после десятилетия биотерроризма, которому дал начало пандорианский кризис?
— Как известно, кто платит деньги, тот и заказывает музыку. На Земле платят за всё растения, обеспечивающие живой мир пищей и кислородом. За последние три или четыре сотни миллионов лет стволы деревьев стали крепче, благодаря чему современные леса, пока они у нас ещё были, оказались втрое выше зарослей древовидных папоротников, которые когда-то покрывали планету. Ветви позволили увеличить крону, а корни научились не только вытягивать из почвы воду и минеральные вещества, но и, образуя дёрн, удерживать её от выветривания и размывания. Наиболее же глубокие перемены коснулись механизмов размножения и расселения. Ведь если в море условия сравнительно однообразны, а течения способы перенести спору из одного океана в другой, то на суше всё намного сложнее. В результате голосеменные растения сменились покрытосеменными, а затем и цветковыми. И если экстраполировать эту тенденцию в будущее, несложно вообразить идеал, к которому методом проб и ошибок идёт эволюция зелёного царства. Способное к активному полёту семя должно будет самостоятельно отыскать подходящий для укоренения участок с нужным составом почвы, уровнем освещённости и увлажнением. Затем уничтожить на нём сорную растительность, найти и отсечь протянувшиеся в грунте чужие корни. После чего как следует окопаться, первым же делом отрастив что-нибудь, чем можно будет обороняться от других семян. Да, ни как монстр, но как хищник в мире флоры…
Глаза Сион непроизвольно расширились.
— Это ответная реакция Пандоры!?
— Ещё в самом начале человеческой экспансии Пандора каким-то образом отреагировала на появление чужеродных вирусов, занесённых людьми, создав противовирусы для каждого из них; мы постоянно проводим искусственный управляемый ароморфоз этих антиинфекционных агентов и используем в фармацевтике, да на самом «Осирисе» тонны антибиотиков на основе того, что мы смогли добыть на Пандоре. Никто и никогда не болел в этом прекрасном мире, за исключением проявления иных недугов, вызванных сильным магнитным полем Полифема и чуть большей радиацией. Но, по всей видимости, то, что принесли люди сейчас, оказалось ужаснее гриппа или простуды, выкашивавших людей миллионами в прошлом тысячелетии. Пандора не могла не отреагировать на подлинную угрозу…
— Что же вызвало эту реакцию? Разработки «Селкет», проделки культистов Нового Рассвета? Чёрт, теперь и не узнать. Я просеяла мелким ситом всех, кто прибыл с нами. И ничего не нашла. Все поголовно — люди высоких идеалов, надо же, — с иронией всплеснула руками Сион. — Но меня не отпускает чувство, что мы будто бы проглядели крысу. Одну маленькую и мерзкую…
Пальсен прикрыла веки, наморщила лоб и неуверенно покачала головой, жестом попросив Сион остановиться.
— Нет. Это что-то более очевидное. Простое и сложное единовременно.
Росс хмыкнула, понимая, к чему вела Анна.
— М-м, ясно, вопрос этикета, да? Мы были не вежливы по отношению к НЕЙ? Но почему же тогда не было реакции раньше? Где пролегла эта тонкая грань между дозволенным и недопустимым? Прежняя ОПР действовала варварски — и что? А сейчас мы словно ангелы во плоти по отношению к их миру и к ним самим, но… страдаем. Причём, все разом. В чём наш просчёт? Или же…, — странное выражение застыло на лице Сион, — может быть, это их оплошность? Анна, ведь вы не думаете, что На’ви чем-то огорчили свою Мать?
Анна вновь покачала головой.
— Будь осторожна в своих выводах, Сион. На’ви… я уверена, они попросту попали под раздачу. Дело в нас. Вспомни, с чего начинались все проблемы на Земле. Они просто встретились: два путника, два племени, два государства и так далее. Но уже издавна я захожу дальше в этих размышлениях: Земля и Пандора; Эйва и Гайа. Проблему нашего тягостного «сейчас» нужно искать именно в этом направлении. Лавкрафт сказал мне однажды после очередного сеанса связи: «Ох, моя маленькая Анна, видишь!? Она реальна! То, что ты лицезрела, не галлюцинация, не смоделированное чьей-то рукой видение, но истинная связь, которую мы познаём сызнова. Люди забыли о НЕЙ, шагая к звёздам. Но именно мы с тобой станем первооткрывателями утерянного знания. Помни, дитя: Гайа вокруг нас, Гайа внутри нас. Гайа это…»
Последние и очень важные слова утонули в сухом, надрывном кашле женщины. Сион с тревогой наблюдала за приступом бессилия организма Анны перед той, кто в саване и с косой.
— Даже без моего непосредственного контроля, вы неплохо справлялись. Я планировала, — прокашлявшись, сказала Анна, — обеспечив вашу полную самодостаточность, прожить в теле аватара спокойную жизнь в эдемском саду, наедине с Народом, учиться и познавать, а затем когда-нибудь, как можно позже, тихо умереть. Но сейчас, исходя из обстоятельств, будет сложно поддерживать наш проект в… тонусе. Я и не рассчитываю на многое. Если всё, что мы узнали о НЕЙ, правда, если пережитый мною в детстве опыт — не часть моего бурного воображения, не игра разума… Тогда я буду молить ЕЁ сестру подарить мне хотя бы несколько лет, дабы я реализовала свои начинания до конца. Да, всё готово: теперь мне чётко ясен смысл моего пребывания здесь, а проделанный труд не кажется бессмысленным. Когда придёт время, Салли сам позовёт меня…
— Я верю вам, Анна, — предельно серьёзно произнесла Сион. — Но верите ли вы, что ваши слова — не очередная удобная ширма, не подмена понятий для достойного обоснования своего истинного желания — вы боитесь умирать.
— Как и все люди, Сион. Как и все те люди, которых в гневе поглотила наша планета. На’ви же, напротив, не боятся смерти в том смысле, коим мы одариваем утрату жизни. Для них это лишь переход из одного состояния в другое, этап аналогичный физике — о пластичной энергии, радостно перетекающей из одной формы в другую. Причём переход не метафизический, а реальный, осязаемый. Вот оно чудо! Мне есть чему у них поучиться.
— Но мы, даже не понимая каким-образом, всё испортили. Размениваем шило на мыло.
— Я слышу биение сердца моря, Сион. Я уже там, в морских пучинах. Словно меня здесь и нет. Шаткое, невозможное состояние. И в этих глубинах я слышу голоса. Такие незнакомые, но греющие душу. Они не могут лгать во зло. Всему происходящему есть причина — мы ли послужили её возникновению или нет — но это лишь повод, спусковой крючок для чего-то большего. Это смена парадигмы.
Пиликнул коммуникатор в кармане Сион. Она тут же ответила на вызов.
— Полковник Росс, у нас проблемы с персоналом, — прозвучал взволнованный голос её заместителя. — Они уже не просят, но требуют ответы по… эм, нашей проблеме. На других орбитальных станциях дела не лучше.
— Действуйте согласно прежним инструкциям, скоро я отдам новые распоряжения.
— Так точно, есть.
— Мы не могли удержать это в секрете, — Сион взглянула на Анну. — Кстати, не уверена, что в данное время сохранение тайны кому-нибудь выгодно. Сообщения впервые поступили в руки младших научных сотрудников, а те, как водится, несмотря на запрет, разболтали всё каждому встречному. Я говорила вам, что лучше проводить набор из военных. Но что уж тут, — сокрушённо вздохнула Сион, — теперь разве не лучше, чтобы над проблемой думало как можно больше умов? Параллельно?
Выводы необычные для правительственного чиновника, тем более для офицера высокого ранга, такого, как Росс. С другой стороны, Анна, видимо, понимала, что времена сейчас необычные.
— Скажи им. Успокой, если не вынесут правды. Я могу поручить всё тебе?
— Это неприкрытый вопрос о степени моей компетентности? — подняла бровь Сион.
— К сожалению, Саша и другие мои подчинённые не справятся, ни в таком состоянии уж точно и ни с таким вызовом. Моя девочка... умеет быть жёсткой, даже жестокой. Я научила её этому. И не стыжусь, иначе бы она не выжила в наших земных джунглях, где издревле правил закон: "Кто силён, тот и прав". Но, поверь, в действительности она, как фарфоровая чаша — красивая и хрупкая. А на Пандоре требуется иной подход, более гибкий, но в тоже время бескомпромиссный. Жало и мёд. Если меня не станет, ты, Сион, закончишь начатое мной.
— Это приказ?
— Такова моя просьба к тебе, как к другу. Если верить фактам, Земля для нас потеряна. Луна, Марс и спутники Юпитера не в счёт. Даже если мы наладим связь через АМС и отправим наши два звездолёта и повернём обратно те пять, что ещё идут к нам, колонисты в солнечной системе всё равно будут обречены. Без топлива для кораблей, добываемого в связке промышленных мощностей Земли и лунного ускорителя частиц, им к нам не вернуться, сколь бы рискованные планы мы бы не строили. А вот здесь мы ещё можем побороться за будущее.
— И что это будет за будущее? — с искренним ужасом спросила Сион, посмотрев за пределы галереи. — Перестать быть людьми?
В соседнем протяжённом отсеке за прозрачной композитной перегородкой галереи, в которой виднелся чёткий отпечаток кулака Сион, громоздились рядами семь с половиной сотен амниотических капсул. И сотни же аватаров были внутри них, жутко подрагивавших под действием мышечных стимуляторов, как ещё не родившиеся дети в околоплодной жидкости. На «Изиде» было столько же. Равное количество будущих колонистов.
— Первые две партии. В течении семи лет мы подготовим ещё полторы тысячи или даже больше, ресурсов хватает с избытком. И хоть наша слабость в количестве, нужно позаботиться о тех, кто остался, — сверкнули глаза Анны. — Мы так и не обнаружили способов противодействия загадочному вирусу. На’ви переносят его более стойко, их природный иммунитет и материнские крылья Эйва — лучшая защита от невзгод. В свою очередь, люди в карантинных зонах уже и сами не свои от обжигающих разум эманаций безумия. Для жизнеспособной популяции хватит и половины из вовлечённых в проект. Главное, чтобы ИХ Мать нас не отринула и позволила обрести целостность разума в новой физической оболочке.
«Без смерти нет прогресса. Её близость побуждает нас к свершениям», — ещё один урок доктора Лавкрафта.
— Я тоже в списке тех, о ком нужно побеспокоиться? — не оборачиваясь, криво улыбнулась Сион. — Но вы правы, изоляция заражённых не может длиться вечно. Вот так, значит: шанс подарен тем, кто впутан в программу «Аватар»… Думаете, правильно ли оставлять всё мне в случае вашей неудачи? Я не чувствую симптомов заражения, но это пока что. Хм, даже странно…
— Ты хотела спросить другое: «Оправдывает ли цель средства?»
«Нет», — подумала Сион.
Вернее, у неё не было ответа. Тем не менее, для того, кто хоть попытался, было трудно выслушивать лекции от того, кто сидел сложа руки. Конечно, Сион хорошо себе представляла последствия, если она скажет это в лицо. Поэтому она сохраняла спокойствие и просто опустила голову, через мгновение она задала вопрос, таким простым будничным тоном.
— Человек убивает всех на своём пути?
— Да, — тут же отозвалась Анна, понимая истинную суть вопроса с очевидным ответом, заданного солдатом с кровью на руках. — Как и любой другой сверххищник. Когда развитый сверххищник попадает в чужую экосистему, он устраивает геноцид местной фауны.
— Тогда лучше бы я родилась собакой в мирное время, нежели человеком во времена хаоса.
Под громкий стук шагов, до боли сцепив руки за спиной, Сион покинула галерею, оставив Пальсен в одиночестве.
В кресле-каталке активировалось средство связи и голос оператора сообщил.
— Мадам Пальсен, Джейк Салли вышел на связь, соединить?
Анна улыбнулась, радуясь своей догадке. Бывшего морпеха, который никогда не сдавался, изъело отчаяние. Более в нём нет того дерзкого героя, который с шашками на голо ринулся отбивать Пандору у злых землян.
— Соединяйте.

[Goopy]

Глава 37. Часть 2
Как и в чём же нам найти опору, в попытках противостоять этому лживому, маскирующемуся злу? Как научиться распознавать и отвергать миражи, ложные подобия в толковании событий? Мы все вглядываемся, пытаясь понять — что же мы видим, истину или — искажение истины, и определить для себя тот путь, который поможет выбраться из этого зеркального лабиринта — на свободу, на воздух, пронизанный солнечными лучами...
Подкашивались колени. Задрожали руки. Прошло несколько минут, вдалеке послышались крики. Слов было не разобрать, но голос знакомый. Чьи-то руки бережно подхватывают её, а родной и нежный голос шепчет слова утешения. Затем они бредут вдвоём туда, где их ждут: одно тело — но уже два сердца.
Нам трудно отличить истинные, торные дороги от тех хитрых тропок, ведущих в бездонное болото, на которые нас ласково заманивают те, кого можно назвать ложными пастырями, кричащими о своём знании «истинного пути к спасению». Нет, дорогу осилит идущий на своих ногах. Только так он себя спасёт.
Потому Саша немного отстраняется от Ричарда, набирается сил и продолжает идти сама. Гнетущая картина. Но помощь Ричарда она не отвергает и от всего сердца благодарна своему чуткому мужу.
За стеклом «разрубленного» пополам отсека находится мирно спящее существо без собственного сознания. Трубки внутривенного питания теряются за краем большой больничной кровати. Они одевают экзокомплекты и входят через шлюз в это помещение, — все они заражены, потому и не тратят время на предосторожности, — присаживаются рядом с существом.
Они… счастливы сейчас? Счастливы ли?
— Мы заберём её… то есть, тебя…, вернее, их…
Закончив поправлять себя, Ричард покрепче обнял Сашу, которая с остекленевшим взором наблюдала за мерно поднимающейся и опускающейся грудью своего аватара.
— Пока я бежал за тобой, Сион связалась со мной. Джейк дал добро большой научной команде спуститься на Пандору. Остыл морпех. Он в конце-то концов понял, что, лишь работая вместе, не деля всех на чужих и своих, мы сможем добиться хоть чего-то. Но у нас с тобой будет другая цель…
Саша, наконец, перестала изображать статую и ожила. Неподвижен фон, а не актёры.
— Да, это Анна. Понимаю. Я разговаривала с Мо’ат совсем немного, но уверена, она нас не выставит… Цахик Оматикайя то же часть этого зеркального лабиринта, в который мы угодили.
Девушка склонила голову и, протянув руку к своему аватару, приложила ладонь к его животу. Это тоже своего рода связь. Саша мгновенно понимает, что с её ребёнком всё будет хорошо. Рациональных объяснений тому нет. Все матерям знакомо это чувство? Сашу оно успокаивает. Но другая мысль вновь провоцирует тревогу.
— Я должна быть в ужасе от того, что творится на Земле. Но почему-то очень быстро приняла всё это, как данность. Анна и Сион, видимо, совсем не потрясены. И внутри меня отрешённость и эмоциональная пустота по этому поводу.
— Как и во мне, Саша. Полное безразличие проснулось в моём разуме и затронуло многое из того, что я когда-либо считал важным, кроме тебя и, — он взглянул на безвольный аватар, в котором крепла новая жизнь, — их. То есть нас.
— Мы не в порядке? — горестно улыбнулась она.
— Отнюдь, ведь мы с тобой — муж и жена. Для нас всё едино. Идём, — Ричард поднялся, протягивая ей руку. — Вернёмся к Максиму и прихватим с собой ещё кое-кого. Это поможет вразумить твоего брата, пока он совсем не слетел с катушек. Вместе, как семья, мы будем сильнее.

***
Набат зарождавшегося ливня восполнил тихое урочище душ. Деревья Голосов более не шептали своих песен одиноким путникам.
— Вы герой нашего Народа, вождь. Редко в ком из На’ви были сомнения на ваш счёт, даже в самые трудные для нас дни.
«В своих решениях не колеблитесь», — так понял эти слова Джейк и ответил.
— В этом и состоит наиболее тягостное бремя воина, которого одаривают таким титулом. Ты никогда не будешь в состоянии спасти тех людей, которых желал защитить больше всего. Поэтому герой — это тот, кто лишь устраняет последствия событий, которые уже произошли. Но…
Джейк резко умолк, не найдя с ходу нужных слов. Молодой охотник, сопровождавший Джейка, вежливо кивнул, не требуя от своего вождя тянуть жилы ради глупых расспросов того, кто всю жизнь только и делал, что охотился. Джейк слабо улыбнулся, заметив учтивость соратника.
— Не будь строг к себе, ты молодец. И я… мы ценим это.
— Я всегда был и буду частью клана, вождь. Кем бы я стал, если бы не пришёл на выручку своим родным и близким?
— Этому есть простое объяснение, — сказал Джейк и посмотрел в глаза охотнику, — ты и есть настоящий герой. Все вы, кто борется за свой мир.
В ответ на это молодой охотник прижал левую ладонь к сердцу и единожды прикрыл глаза, выражая тем самым благодарность.
Под мерный глухой стук копыт своих лошадей, знающих тропу, как свои шесть ног, они пробирались сквозь лес — необычайно пустой и тихий. Природа словно бы прекратила дышать. Ощущение жизни вокруг угасало. Это пугало юнца сильнее, чем Джейка, который вырос в мёртвом мире. Да, вождь Оматикайя привык к этой «тишине» с детства.
Несмотря на то, что Джейк разработал неплохой, как ему казалось, способ противодействия волнам безумных зверей, все те ночи, предшествовавшие заключительным приготовлениям на дальних заставах, он спал плохо, обдумывая детали своего плана; ему он казался опасным, но ничего лучше в кратчайшие сроки сделать было нельзя, не в их ситуации, граничащей с катастрофой. И вот теперь с каждой минутой затея казалась ему всё более глупой и безнадёжной, как та бессмысленная битва у Колодца Душ, едва не случившемуся катастрофическому исходу которой он был обязан своей глупости, и потому Джейк становился всё более утомлённым и нервничал беспрестанно, как и этим поздним вечером, пока возвращался в деревню, прихватив в одном из многих тайных схронов, пухнущих от вооружения небесных, очередную порцию «смерти».
Охотник с любопытством спросил, что именно тот везёт в очень тяжёлой сумке, которую тот прижимал к груди, и Джейк ответил с уверенностью, которой вовсе не чувствовал, что там находится абсолютно надёжное средство в борьбе за последний бастион их клана — Дерево-Дом.
Деревня встретила их знакомой тишиной: ни песен, ни скрежета ткацких станков, ни запаха пищи и потрескиваний костров, ни вездесущего детского смеха. Многие, кто не выдержал проклятия, находились в общей спальне, заблудившись в лекарственном бреду от переизбытка супитокама и сонных трав.
Джейка поприветствовали охотники, несущие дозор на подступах к деревне, и забрали его лошадь. Джейк распрощался со своим провожатым и отдал поклажу другому воину, который должен был передать её содержимое дозорным. Их задача — создать непроницаемую «стену» вокруг Дерева-Дома. И с учётом имеющегося вооружения, с этим они справились, но требовалось нечто большее, в качестве неоспоримого козыря. И Джейк был готов воспользоваться этим шансом.
Нейтири и Тэю он нашёл под навесом в дальней части первого яруса древа. Они спали крепко и выглядели умиротворёнными. Джейк не посмел мешать им и лишь аккуратно пристроился рядом. Едва касаясь ладонями их прелестных лиц, он пытался избавиться от довлеющего чувства беспомощности. Они — его сокровище. Он не имеет права их терять. Ни как в прошлой жизни — такое недопустимо.
Джейк засыпал или же видел сон наяву, он вообразил ту песчаную бурю. Невозможное зрелище для Каракаса двухсотлетней давности стало обыденностью в дни бесконечных военных конфликтов двадцать второго века, ставшего синонимом выражения — экологическая катастрофа. Песчаная буря, ознаменовавшая начало его персонального кошмара. Отняв за годы бессчётное число жизней, он вдруг ринулся сквозь вспышки огней и хлёсткие волны песка ради спасения одной единственной хрупкой души, вцепившейся в безвольные тела своих родителей. И расплата не заставила себя ждать. Война создана не для того, чтобы нести мир, как он мечтал. Она требует быть безжалостным, она жаждет заполучить дань за некое подобие стабильности — кровь и предсмертные вопли тех, за чей счёт будет продлено спокойствие твоего народа. Джейк должен был остаться немым и слепым, надеясь на свою наивную мечту. Закрыть глаза, как он делал всегда до этого, перешагивая трупы некогда мирных людей, вынужденных взяться за оружие. Но малодушие сгубило солдата, превратив его в калеку. Бог Войны, как и всегда, беспощаден соразмерно своей благосклонности.
Джейк выбросил из головы всё остальное. Даже самого себя забыл, превращаясь в пустое место. И сразу всё вокруг него поплыло. Голос Эмили настигнул его. Голос той, кого он потерял в прошлой жизни.
«Какие у тебя воспоминания, Джейк Салли? Что можешь ты рассказать своему Народу? Наверное, что не достиг мечты — мир на все времена. Скажешь, вернее, отоврёшься, что нескончаемые жертвы, порой и от твоих рук, не были напрасны? Но победы, как это повелось, не было, даже в перспективе. То самое послевоенное время так и не наступало, а впереди — неизвестность и муки выбора. Всё ли ты сделал, когда здесь на Пандоре наступило время нового вызова для тебя? Сделал ли ты так, чтобы сейчас-то не пришла эта беда. И вот ирония! Она ведь пришла и пуще прежней. А теперь ты не веришь, что поступаешь правильно? Так это уже судьба. Она иногда похожа на ту песчаную бурю, которая всё время меняет направление. Хочешь спастись от неё — она тут же за тобой. И так раз за разом, словно ты втянулся в зловещую пляску с воплощением смерти. А всё потому, что эта самая буря — не от природы-матери, что настигла тебя издалека. А ты сам. Нечто такое, что засело внутри тебя. Остаётся только наплевать на всё и закрыть глаза и пробираться напрямик, сквозь эту бурю, ползти даже, ибо ног ты уже не чувствуешь. Нет ни солнца, ни направления. Только высоко в небе кружится белый мелкий песок, который, кажется, дробит твои кости, а за тобой тянется кровавая полоса, тёплая и красная, твоя собственная, а в руках тело девочки, которая будто бы и не дышит. Вот то, чем ты стал…»
— Нет, — несвязно бормотал Джейк во сне, — моя Эмили бы так не сказала! Прочь!
«Задумайся. Неужели та война — аллегория сегодняшнего бедствия? Но кем же будешь ты в этот раз? Охотником или жертвой, распластавшейся в песке? Так или иначе, тебя ждёт одиночество, если ты не начнёшь действовать. Новый Рассвет грядёт…»
Мягкая ладонь касается его плеча, и буря стихает, а потом исчезает.
Джейк резко открыл глаза, осоловело огляделся и, найдя рядом проснувшуюся жену и понемногу пробуждающуюся дочь, успокоился.
— Мой Джейк, — мягкие губы Нейтири нашли его и нежно соприкоснулись с ними.
— Я вернулся, — облегчённый выдох.
— И это дарит нам счастье, — Нейтири улыбнулась, поглядывая на сонливо потиравшую глаза дочку, которая, заметив отца, тут же радостно прыгнула к нему на руки.
— Папа!
Но одно ясно и без груза прежнего опыта, подумал Джейк, поглаживая по голове Тэю. Для рождённых быть вместе, хуже смерти может оказаться только жизнь в одиночестве. И эта утрата заставит их мстить кому бы то ни было, даже самим себе. Такова природа искажающего разум проклятия. Пора отринуть обиды и действовать сообща, как и говорила Мо’ат. Иначе проклятие сожрёт всё прекрасное, что было в этом Народе.
— Я должна кое-что рассказать тебе, Джейк.
Серьёзный тон Нейтири уловила даже нежившаяся в руках Джейка Тэя, и она нехотя высвободилась из них, прижав ладони свои к груди. Джейк внимательно взглянул на Нейтири, ища в языке её тела ответ — понимание такого неожиданного настроя и грядущих слов.
— Джейк, Великая Мать твоего мира отказала небесным в доверии…
Она не договорила. Сердце её словно пронзило раскалённым клинком, и она закричала. Тэя, находясь в ментальной связке с матерью, ощущала всё то же самое, пусть и слабее, но её тряхнуло.
Джейк в ужасе подхватил их, не понимая, что происходит. Увидел их боль и слёзы. Он был растерян, как ребёнок. А затем Нейтири, едва придя в себя, слабым голосом прошептала; её мысли были подобны языкам пламени: меняли форму и цвет, казались слишком живыми, возникали, сливались вместе, дробились и, распадаясь, исчезали.
— Джейк, что-то грядёт…!
Предчувствиям своей супруги он доверял. Джейк, убедившись, что его жена и дочь чувствуют себя хорошо, поднял наездников в воздух и отправил их в ближайшие кланы и к долине Лунного Света, связь с которой — ко всеобщему ужасу — оказалась потеряна.
Охотники достигли деревни на следующий день, немного позже полудня. Влетели под необъятные кроны Дерева-Дома на крыльях ветра с боевым кличем, поднимая тревогу. Протяжные крики дозорных на земле огласили деревню задолго до подлёта охотников, всполошили На'ви, ручьём потянувшихся к северной окраине поселения. Эти икраны с наездниками возвращались со стороны долины Лунного Света... Большую их часть составляли охотники, отправленные Джейком. Тех же, кто стоял на защите долины, вернулось очень мало. Один из сильно израненных икранов умер прямо после посадки, едва вытянув свою тяжкую ношу. Его собрат продержался до тех пор, пока с него не сняли выцветшие полотнища, в которые завернули тела — икран вдруг распластался в изнеможении, и лишь пузырьки воздуха в пене, вытекавшей из дыхал, показывали, что в нём ещё пару мгновений назад теплилась жизнь. Эти чудесные животные, явно пережившие непростую битву — все как один — до самого конца служили своим охотникам, которые скорбели об их утрате не меньше, чем о…


Музыка для атмосферы
(Kevin MacLeod — Thunder Dreams)
Никто не проронил ни слова. Мерцавшая аквамарином трава постепенно темнела, наливаясь густой зеленью. По лазурному небу заструились яркие краски, позолотившие макушки деревьев и окутавших На’ви своим мягким, тёплым светом. Это их не утешало. Опустившуюся тишину нарушали лишь стон едва заметно покачивающегося ствола Дерева-Дома, да шелест травы вокруг десятков тел, лежавших на тканевых полотнах рядом друг с другом. И в смерти они вместе, как и жили вместе, как и приняли свой конец — вместе. Связаны, вероятно, большим, чем могло бы описать даже такое глубокое выражение, как «цахейлу».
Израненный Эбор сдержанно кивнул своему вождю и медленно отступил, застыв изваянием. Слова сейчас не нужны. Они не помогут. Матери и дети, жёны и мужья, родные и близкие — почти каждый нашёл среди этих тел тех, кто им был дорог. Кого-то так и не нашли они, что лишь множило их горе. Нейтири прижимала к себе Сэма и Ло’ака, Тэя, аккумулируя в себе эмоции всех вокруг, — о чём никто и не подозревал, — не могла пошевелиться и безучастно проглатывала слёзы, стоя в сторонке, — ребёнка она в себе убить не способна, — и братья, несмотря на боль от непростых ран, поспешили обнять и её. Они живы, да, но Джейк был эмоционально опустошён. Других детей, братьев и сестёр, мужей и жён их семьи не дождались. Не так это должно было выглядеть, но в душе понимал — вот она цена ошибки, морпех. Или ты забыл, как наивный простак, отстранился от неудобных воспоминаний с Земли, так контрастирующих с этим прекрасным миром? На лице Джейка ни единого выражения, но вот сердце едва бьётся, сжимаясь в болезненном спазме. Атаму сидел подле тела своего отца и тихо, едва слышимо, что-то напевал; некий земной мотив, знакомый и очень. Норман часто пел своему новорождённому сыну, нянча его на руках. Он был полон счастья, обретя семью в новом мире, а теперь… его не стало. В этот раз без чудесных воскрешений. Норман… с лицом умиротворённым, навсегда закрыл глаза, как и все остальные — очередные имена в бесконечном списке Джейка. Ушёл ли Норм с чистым сердцем, без сожалений? Заря безутешна, её слёз не хватит, чтобы утопить всё то горе, что отныне будет сопровождать их семью до конца жизни и её новорождённое дитя. На’ви не разделяют материальное и духовное? Теперь это кажется такой нелепостью. Потери Народа невосполнимы. И даже Эйва здесь бессильна. А в ответе только он — Джейк Салли. Это был его план и его ответственность. Всё равно что он сам их всех убил.
— Пр…
Джейк буквально прикусил язык, до боли сжал его зубами. Кулаки сильно стиснуты, ногти вспарывают кожу. Он чуть было не совершил жуткую глупость — конечно, менее отвратительную по сравнению с гибелью этих воинов и охотников, но, так или иначе, возможно, более мерзкую по отношению к тем, кто жив… Он хотел извиниться перед всем племенем, перед Зарёй, Атаму, перед своими детьми и Нейтири. Взмолиться перед ними о прощении. И это было бы неправильно. Они его просто не поймут. И кем же он станет после этих слов?
Джейк заметил сопровождавшего его вчера молодого охотника, сжавшего в своих руках тело старшей сестры. Их взгляды пересеклись. Джейк буквально желал, чтобы от этого парня исходил гнев, чтобы тот выплеснул на своего вождя, всё, что тот о нём думает. И Джейк смиренно бы вынес такое наказание. Хотя бы это будет правильно! Ведь так!? Но молодой охотник лишь кротко кивнул в ответ, принимая такую несоразмерную цену за то, чтобы племя продолжило жить. Их скорбь и осознание причин её возникновения такие же, как и у людей. Но и в тоже время, такие иррациональные. Все они — герои, а он — жалкое подобие. Если Джейк не смог познать Народ, с которым прожил столько лет, то какой из него На’ви?
— Где Мо’ат? — прохрипел Джейк.
Эбор мгновенно отдал указания нескольким воинам разыскать Цахик, которая просто обязана была находиться здесь, в такой тяжёлый момент для племени. Но она исчезла. Никто её не видел со вчерашнего дня. Эта новость пугала. Почему Цахик оставила их!?
— Эбор, — Джейк закусил губу, понимая, что торопит события, давит на больное, но ему было необходимо знать, было ли всё это зря или нет, — вы остановили волну?
— Да, мой вождь, — скрипуче ответил Эбор сорванным голосом. — Нормспеллмон сделал это. Мы — все ближайшие дозорные в воздухе — прибыли под самый конец, когда яркие огни оружия демонов уже выжгли половину долины. И немедля вступили в схватку с немногими оставшимися животными, которые, даже будучи в полумёртвом состоянии, пытались пробиться дальше. Мы отстояли долину. Но многих уже не вернуть. Даже не всех смогли забрать… просто не нашли… Моя вина, вождь. Связь с деревней была слабой. Я бы смог предупредить вас раньше, если бы я, очертя голову, не кинулся в то пекло.
Джейк с болью взглянул на своего соратника, но в том не было ни капли упрёка. Только сопричастное сожаление о том, что матери своих молодых сыновей и дочерей не вернут. В понимании Эбора, как и всех других взрослых, дети не должны были умирать раньше своих родителей.
— Ты поступил так, как и должен был. В произошедшем только моя вина… и ничья более.
Джейк приблизился к Нейтири, к сыновьям. Ло’ак бросил потерянный взгляд на отца и стыдливо показал тому обломок лука, переданного им небесными в знак дружбы.
— Прости меня отец, я не сберёг…
Лицо Джейка скривилось от негодования.
— Почему тебя тревожит такая мелочь? Главное, что ТЫ жив!
И он порывисто заключил сына в объятия, сжимая того крепко-крепко, словно обнимал в последний раз. Потом опомнился, чувствуя, что сыну больно — раны его свежи — и отстранился.
— Отец.
Сэм, прихрамывая, подошёл к Джейку и склонил голову перед ним.
— Я слышал твои слова, сказанные Эбору. Но в этом нет твоей вины. Помни, что, несмотря на твои действия, оправданные положением вождя, все мы и каждый из нас самостоятельно принимали решение отправиться в долину и оборонять наш дом. Вспомни, не ты ли отговаривал меня и многих других молодых охотников не идти туда? Нормспеллмон — великий войн — его смерть на моих плечах. Это он спас меня, закрыв своим телом. Я говорю от лица всех, кто…
Он запнулся, увидев протянутую Джейком руку. И, понимая этот жест небесных, твёрдо пожал её в ответ. Джейк взял сына за плечо и коснулся своим лбом его в знак благодарности.
— Ты вернулся, сынок. Спасибо тебе за это, спасибо…
Джейк медленно перевёл взгляд на Нейтири и Тэю.
Тэя смотрела на отца. Она видела его мысли и чувства, но ей было трудно подобрать правильные слова. И она, вобрав в единый сгусток энергии все счастливые воспоминания, которые смогла, направила их к нему, окутывая его разум спокойствием и теплом. Это помогает, когда одних слов недостаточно.
Нейтири смотрела на своего мужа и в ней не было ненависти к нему. Их души едины и ничто не изменит этого факта. И она понимала, сколь тяжела его ноша. На'ви вверили в его руки свою судьбу — так однажды он смог спасти их от Великой Скорби. Но сейчас Джейк мечется от одной крайности к другой, не зная, сколь верен его выбор. Ему нужна поддержка.
«Но насколько обоснована ваша вера в меня?», — спросил он однажды у неё под сенью Деревьев Голосов после едва завершившейся войны с небесными. — «Своими безрассудными действиями я буквально обрёк племена на гибель, если бы только не вмешалась Эйва или... та, другая душа, которая поверила в меня. Мне необходимо срочно понять, что я должен предпринять: так, чтобы не было боли, чтобы На'ви могли жить дальше, избавившись от шрамов прошлого. Могли жить, как раньше — до встречи с небесными».
Но неизбежный факт состоял в том, что как раньше уже не будет ничего. Отталкиваясь от совершившихся событий и явно непростых грядущих бедствий, Нейтири могла ясно заявить со всей серьёзностью — их прекрасный мир изменился навсегда. Вынести всё это возможно только вместе, как племя, как семья.
Она встала подле мужа и крепко сжала его ладонь. Она будет его путеводной звездой, коль он оступится и потеряется во тьме.
Сыновья тоже были рядом.
Тэя, видя и слыша всё, прошептала тихо-тихо, прижимаясь к руке отца.
— Все мы будем твоими путевыми звёздами.
Джейк на краткий миг воспарил духом, ощутив тепло под сердцем, вливавшееся в него словно из ниоткуда.
Он обвёл взглядом всех и каждого из своего племени. Собрался с мыслями. И с горечью посмотрел на тело своего лучшего друга, покоившегося в объятиях Зари и Атаму. Сейчас будет самый сложный момент. И он стал говорить…
Его речь была короткой, не особо вдохновенной — ни такой, как это было много лет назад в Колодце Душ перед кровопролитной битвой с небесными — но исчерпывающей и ясной. Он сказал, что они будут делать, и как выживать. Он не хочет повторения случившейся трагедии. Он позволит небесным вернуться. И все вместе — На’ви и люди — покорят безумие. И вернут семена жизни в угасающий мир.
Этого было более чем достаточно, чтобы На’ви начали действовать; их не тревожили слова о людях неба, ни в этой ситуации. Но перед этим требовалось подарить покой ушедшим.
— Эбор, ты в порядке? — Джейк обратился к своему соратнику.
— Да, мои раны неопасны.
— Не запускай травмы, пусть тебя подлечат. Восполни силы. До первых лучей солнца возьми лучших наездников и отправляйся в Долину Лунного Света, разыщите тела оставшихся воинов и верните их домой.
— Да, мой вождь!
— Сейчас разошли отдохнувших дозорных к дальним тропам, дабы они продолжали отслеживать новые волны обезумивших животных и отправь посыльных к другим племенам, с которыми нет возможности наладить удалённую связь, чтобы они передали их вождям мою текущую позицию в отношении небесных и дальнейшие планы. Так же разъясни нашим охотникам, не присутствовавшим здесь, ситуацию — в нашу деревню прибудут корабли небесных с врачебной помощью. Будьте осторожны и максимально терпимы к ним. Впрочем, не забывайте — они желанные гости, но не друзья нам.
— Мы справимся, Оло’эйктан. Но в племени неспокойно. В этот тяжёлый для Оматикайя момент с нами нет духовного лидера — проводника воли Матери.
Джейк тяжело вздохнул. Мо’ат, куда же ты ушла? Неужели ты решила, что твоё время пришло? Слишком глубоко ты погрузилась в своих мыслях в эти пенящиеся воды океана — твоего вечного грядущего сна. Нет, чересчур рано, слишком не вовремя для тебя бросить своё племя. Это так на тебя не похоже. Так безответственно для той сильной женщины, которая на своих плечах вытянула весь клан в дни Великой Скорби из пучин отчаяния.
— Как можно скорее узнайте, куда исчезла Цахик. Дочь заменит её во время ритуала прощания с усопшими. И…
Джейк серьёзно задумался о следующем решении, но оно было продиктовано случившейся трагедией. Тем не менее, это могло и навредить клану. Стать последней роковой ошибкой морпеха, который так и не научился быть настоящим мудрым вождём. «Вирус» вывел изъяны личности Джейка на поверхность, превратив его в сомневающегося и вечно оступающегося аутсайдера. Так было со многими На’ви — и теперь они спят больше, чем бодрствуют, ибо не отвечают за свои действия. Джейку стоило бы взять себя в руки и вернуть утраченную целеустремлённость и отвагу, порой граничащую с слабоумием, которыми он так славился в былые дни. Ради всех ушедших, ради их сыновей и дочерей. Ради своей семьи. Ради тебя, Норман. Не колебаться!
— Скажи нашим воинам в дозоре убрать прочь то, что я им передал вчера. Они поймут, о чём речь. Я снабжу их другим снаряжением.
Эбору задумчиво кивнул вождю и отправился выполнять распоряжения. Джейк взглянул на бледное око Полифема, распластавшееся на горизонте. Древний Бог величественно обозревал свои владения, но мрачные события, творящиеся в его царстве, не волновали эту персонификацию абсолюта.
Мы обязаны справиться.
Но одна посторонняя мысль подтачивала решимость Джейка. Учитывая доклады наездников и личные наблюдения, что-то не так было со многими жителями воздуха и облаков, хотя это казалось очевидным ещё с начала эпидемии безумия. Дикие икраны и прочие летающие виды животных массово покидали места своего обитания и пропадали неведомо где.
«Глаза» небесных людей, опутавшие орбиту, смогут приметить то, что не видно кланам На’ви. Джейк запрокинул голову, пытаясь взором пробиться сквозь насыщающиеся влагой облака, но ему то было не по силам.
И сегодня будет дождь, но уже по-настоящему.

***
Ему снился сон, наполненный страхом и ненавистью, захлестнувшими его жаркой волной. Если это был сон, лучше бы ему больше никогда не спать. Если это была явь, лучше, если бы он никогда не рождался. Он силился отогнать видение, а оно только сильнее затягивало его. Страх без начала и без конца, и никакого спасения от страха…
Впервые он намеренно отдался в руки тьмы «вируса» новой Великой Скорби. Он познавал отголоски первопричины безумия. Он хотел знать правду, стоявшую за труднообъяснимой чередой бедствий…
Древняя дикая природа приветствовала новый день. Всё здесь, от самого крохотного насекомого до самого высокого растения, представляло смертельную опасность для человека. Если, конечно, он сам представлял опасность… Не самой природе, но… Миру. Такую радикальную разницу можно было увидеть лишь в дни счастья, когда были пикники под скалами небесных водопадов, расцветал детский смех, а твоя вторая половника казалась ещё прекрасней.
И настала пора отречься от всего этого.
Дождь лил буквально как из ведра; с неба падали не обособленные капли, а сплошная пелена воды, разбиваясь о плексигласовое покрытие маски экзокомплекта. Ветер рвал эту пелену и хлестал струями по лицу, немного отрезвляя медленно приходящего в себя мужчину.
Максим с трудом различил на горизонте высокие потрескавшиеся бетонные столбы, опутанные вьющимися растениями — то немногое, что осталось от заграждения Небесных Врат, некогда плотными рядами опутывавшего пристанище людей на Пандоре. Защита от самих себя, от своих страхов и, к сожалению, от мира вокруг. Барьеры, не позволявшие людям познавать. На Земле их было больше. Они разделяли народы и государства.
Что он искал здесь? И почему остановился? Знай себе шагал бы он в джунгли и стал бы там пищей. Он познал этот Мир недостаточно, чтобы избежать такой участи.
Под ногами его что-то белело. Он нагнулся и поднял идентификационный жетон, принадлежавший кому-то из персонала базы. Он служил удостоверением личности в колонии, открывая доступ в разные сектора, помогая ныне уже не работающим турелям определять «своих» и ещё служил тем единственным, что могло бы помочь в опознании тела, коль уж если судьба привела к печальному исходу. «Карен Джонсон», — прочёл Максим на лицевой стороне пластиковой пластинки. Перевернул её и равнодушно хмыкнул, а затем выронил в траву. Пластинка алела от крови.
Максим молча погрозил джунглям пальцем. Выглядел он явно ни в себе.
Затем он медленно развернулся в сторону Небесных Врат и замер на мгновение. На лице не единого осмысленного выражения. Никакой реакции. Пугаться отныне бессмысленно — он познаёт другие материи.
Сквозь завесу дождя виднелись очертания приземистых мрачных зданий, половина которых к тому же была разрушена. Они были подобны надгробиям всему человеческому. А над ними разверзлись небеса, образовав узкое плотное горлышко. Гигантский водоворот из тысяч крылатых тел свил его. У колоссальной разномастной стаи терпеливый язык тела, их движения не хаотичны, а размеренны, вдумчивы. У них есть цель. Создать дыру в небе — прорезь для божьего ока. А из неё как будто вырывается целый шквал «птиц» всех размеров и форм, они летают над Максимом, ослепляя его своими крыльями, зубастыми пастями и когтями, их слишком много, они слетелись сюда со всех уголков мира; они слишком быстрые, вылетают всё новые и новые, и кругом сплошные обтянутые кожей псевдострекозиные крылья. Максим игнорирует их. А они не обращают внимания на него. Они по-отдельности испытывают нечто новое, незнакомое, но такое притягательное.
Макс уверенно направился в сторону жилого блока Небесных Врат. Он чувствовал себя, как на прогулке, пока небеса над ним жутко шевелились от безумного количества икранов и их младших собратьев. Бурлящий океан скрежещущей плоти. В сердце вихря на краткий миг полыхнуло пламя — леоноптерикс, как вишенка на торте, стал зрачком гигантского живого ока…
— Какой чудесный день, — сказал он, улыбнувшись.
Впервые он вошёл в шлюзовую камеру не с кем-то. Не было ни его коллег, ни вездесущей проводницы в белом. Небесные Врата словно вымерли. Максим запер за собой наружную гермодверь, и после выравнивания давления автоматически — почему-то — начала открываться внутренняя. Макс принял это за хороший знак и с натугой стянул с себя маску. Тонкая струйка крови из носа оросила порог, отделявший его от внутреннего помещения.
— Символическое начало, — пробурчал Максим.
Тем не менее, он был доволен тем, что таким образом заплатил необходимую дань за доступ к знанию.
Он медленно шёл, прокладывая путь к техническим помещениям жилого блока Небесных Врат. Максим не пытался осмыслить свои действия — в том был идея: отдавшись пороку безумия, обрести понимание происходящего. Это его личный выбор. Впрочем, ни о чём таком он сейчас не думал. И думал ли вообще?
Рваная цепочка огоньков освещения связывала его со знакомым миром. А где же он был сейчас по-настоящему? Наблюдал за всем происходящим из головы или плыл рядом с телом, как призрак? Его взгляд выцепил своё отражение в одном из настенных стёкол: кожа посерела, волосы всклочены, под глазами синяки, пальцы рваные, покусанные, губы треснули, вся одежда сальная и грязная. Действительно, призрак самого себя.
— Ну и что…
Он споткнулся о строительные материалы, разбросанные под ногами. Звенящий звук узких стальные труб эхом прокатился вдоль коридора. Никто из людей не удосужился забрать эти вещи, когда их уже во второй раз изгоняли из Небесных Врат.
Максим ускорил шаг.
Найденная им комната встретила гостя неприятной темнотой. А в её центре ворошилось нечто жуткое. Да, именно за этим Максим пришёл сюда. Та девочка, где бы она сейчас не была, всё же позволила ему взглянуть на суть вещей, на тот упомянутый ею несчастный просчёт, который превратил жизнь людей и На’ви в сущий ад. Или же это было лишь верхушкой айсберга, и настоящая причина крылась в чём-то другом? Неважно. Часть правды лучше её полного отсутствия.
— Да будет свет!
Искусанный палец касается сенсорной панели, активируя освещение. Серебристо-зелёные панели устилали стены, потолок и пол. Стерильная и холодная пустота. Мёртвая даже. Но в центре помещения… была ОНА. Сфера. Гладкая, матовая, кажущаяся очень тяжёлой, она парила, мерно вздрагивая, в центре вогнутой чаши, как на пьедестале, используя магнитное поле в качестве опоры. Десятки крупных жилистых проводов растекались из подножия пьедестала, проникая в напольные отверстия.
Сфера была царём терний.
В течении долгих минут Максим тупым бессмысленным взглядом изучал эту сферу.
— И это всё? Вот так просто? — прозвучал его голос в тишине, слабо нарушаемой гулом техники. — Как скучно…
Сфера АМС — аппарата мгновенной связи — не ответила ему.
Сделал шаг, другой. Сознание медленно, но верно возвращалось к нему. Ещё один шаг, и снова. Он слышит кого-то, но слова не разобрать. Тогда пытается он ориентироваться на эмоции и вздрагивает. Ощущает боль. Чужую. Такую интенсивную, что её не утешить ничем. Пытается отвечать. Зачем пытается? Он не телепат…
Максим был сочувствующим человеком. Он проникается мыслями и эмоциями другого человека до такой степени, что растворяется в них. Изначально в нём подобное проявлялось очень слабо. А сейчас переросло в патологию. Это результат долгой жизни на Пандоре? Вне Земли? Или причина в допинге из множества лекарств? Вряд ли. Простейшая физика без приставки "мета". Нечто реальное, к чему возможно прикоснуться или, скажем так, соприкоснуться. Как солнечный свет, вернее, его тепло. Как бурлящие воды реки, в которой Максим и Саша плескались в детстве — волны этого одного из немногих чистейших потоков на родной гнилой планете.
Волны.
Максим вздрогнул и, не веря пустой, ничем неподкреплённой догадке, взглянул на гладкую сферу центрального блока АМС. Голос оборвался.
Волны.
Когда это чудо инженерной мысли появилось в Небесных Вратах? Нет-нет, не правильный вопрос. Когда эти аппараты впервые появились на Пандоре или… вне её?
Волны.
Когда они заполонили орбиту?
«Мы — волны, окутывающие берега наших собственных миров», — мягко прошелестел детский голос.
Максим бешено оглянулся и не увидел девочки рядом с собой, но слышал её голос. Там впереди.
А затем он рванул к сфере АМС и остервенело стал обесточивать все узлы блока связи. Что-то затрещало, погасло освещение, а сфера с гулким хлопком впечаталась в чашу. Тело Макса сдалось под напором внутреннего напряжения. Он прислонился к пьедесталу спиной и сполз вниз. Сидя на полу, в полумраке, весь в испарине, Максим, явно не доверяя своим собственным мыслям и действиям, обернулся, разглядывая укутанную темнотой сферу. Он понимал, что зудящее чувство в его подсознании никуда не пропало. И он быстро покинул помещение, чтобы вскоре вернуться с длинным куском строительной трубы.
— Я в своём уме, я в своём уме…
Занёс руки, крепко сжимая своё оружие, и стал уничтожать источник страдающего голоса. Его удары были остервенелым, беспощадными. Поверхность сферы, кажущаяся монолитной и несокрушимой, с лёгкостью стала проминаться, лопаться и являть полумраку свои внутренности. Максим смог остановиться лишь тогда, когда увидел улыбку девочки, вспыхнувшую перед его глазами.
Он подпрыгнул и больно приземлился на пятую точку.
Неистовый грохот, оглушительным барабанным перестуком обрушился на помещение. Звук шёл отовсюду.
— И хоть это не поможет, — произнесла девочка своим чудесным голосом, как впервые показалось Максиму, по-настоящему, — но ты попытался. Когда наступит время Нового Рассвета, не сопротивляйся ему, и ты переродишься. Для людей в том нет много смысла, но, если есть хоть малейший шанс, воспользуйтесь им. Ведь кроме моей Сестры, у вас больше никого не осталось.
Её взгляд обратился вверх. Сквозь потолок. В небо.
— Впрочем, осталось ещё одиннадцать частей. Их тоже потеряют? Жаль.
И девочка с интересом посмотрела на эмоционально разбитого Максима.
— Многие в самодовольстве своём принимают знание за истину. Они как овцы, ведомые страхом. Но ты можешь перестать быть таковым. Обрести спокойствие и независимость. Твоя мысль станет плавно перетекает в действие. И ты обретёшь гармонию, утраченную вами так давно. Запомни важные слова: Я вокруг вас, Я внутри вас. Я это…
И после этих слов она перестала быть.
Максим долго сидел на полу, стискивая трубу в своих ладонях, а его глаза не сходили с измятого корпуса сферы АМС, из которой вместе с искорёженной тонкой электроникой и порванными гибкими трубками, сочащимися хладагентом, вывалились толстые, неприятные на вид коричневые корни, пылавшие в полумраке биолюминесцентным светом. И что самое жуткое, они, пусть и едва-едва, шевелились.
Тяжёлый ком подступил к горлу. Максим сдержал рвотный порыв и стал медленно отползать прочь, выронив трубу.
— Когда же прекратиться этот сон? — его голос был хил, а тело дрожало. — Когда же…
Он покинул помещение, не вставая с пола. И лишь после, удалившись от этого нечто, шевелящегося в темноте, смог набраться сил, чтобы запечатать комнату страха, стукнув кулаком по сенсорной панели дверного проёма.
— Сжечь, надо это сжечь…, — бормотал он исступлённо.
— П..а…
— Но как? Прямо там, внутри?
— Па..а..
— Нужно что-то слабенькое, чтобы сталь выдержала жар… Важно избежать разгерметизации. Может быть, кислоты?
— Папа!
— В лаборатории были химические смеси из…
— ПАПА!
В этот момент короткие ноги ребёнка доставили его к Максиму. Детские руки обвили его шею, принеся с собой аромат чистоты и свежести. И крик дитя наконец-то достиг ушей отца.
— Папа! — голос Рады отрезвил Макса.
— Что? Ра…
Максим содрогнулся, увидев перед собой девочку в белом. Но видение быстро размылось, оставив только плачущее лицо его дочери. Они так похожи? Но почему только сейчас он увидел это сходство? И…
— Что вы здесь делаете!?
Он увидел спешащих к нему людей: Сашу, Мартина, Ричарда... Марию.
— Рада, — он, будто впервые увидев свою дочь, несколько мгновений разглядывал её прекрасное личико и тут же крепко обнял, — малышка моя!
Тяжесть в его груди исчезла, уступив место щемящему и острому чувству, которое, тем не менее, согревало…

***
Ричард утопал в кресле. Что-то случилось с вестибулярным аппаратом — ему показалось, будто он проваливается в сиденье. Он сфокусировал взгляд на грубом рисунке синтетической обивки кресла, и ощущение понемногу прошло.
Минуло уже двадцать пять минут с момента счастливого воссоединения семьи, продолжившегося сбивчивым рассказом душевнобольного Максима. И его слова к всеобщему ужасу обрели суровую, буквально сшибающую с толку реальность в виде зрелища шевелящихся в темноте биолюминесцентных корней. И больше всего пугало то, что весь немногочисленный персонал, состоявший из учёных-исследователей, оставшихся для изучения феномена «вируса», исчез бесследно. Растворился.
— Только сейчас вместе с вами я удосужился проверить камеры наблюдения, — заканчивал Максим свой сумбурный монолог. — Они просто выходили с базы по одному, через разные промежутки времени. А затем пропадали в джунглях. И вскоре я должен был отправиться туда… Но не стал… Я… Простите, мне тяжело говорить…
— Сион, — хрипло произнёс Ричард. — Что это было?
Женщина не отвечала. Она, хоть по ней того и не скажешь, была шокирована не меньше самого Ричарда и всех остальных, собравшихся в комнате отдыха. Даже дети, казалось, выражали меньше беспокойства, ведь они были рядом с отцом и матерью. Произошедшее сегодня выпивало их душевное здоровье крепче, чем последние хроники планеты Земля. Ведь то, что там творилось, они не узрели вживую, не прочувствовали, как здесь, пока пробирались сквозь лабиринт окровавленных клякс, закутав головы детей, не позволяя им лицезреть чудовищное бедствие.
Саша тихонько стояла возле узкого окна, за которым неспешно нисходил на нет жёсткий ливень. Она не отводила взгляд от удушающей картины. Капли рвали бетон уличной площадки. Смешивались с тёмно-красной жидкостью и разносили её прочь, постепенно растворяя. Тысячи размозжённых о твёрдый бетон тел икранов усеивали Небесные Врата. Жители воздуха и облаков больше никогда не смогут ощутить ветер своими разорванным и переломанными крыльями.
Саша с Ричардом отчётливо запечатлели в своём разуме этот жуткий момент на подлёте к Небесным Вратам. Тысячи крылатых тел сплетались в необъяснимом хороводе, образуя воронку над колонией. Их было так много. Биение их крыльев сливалось в унисон, разрывая воздух пульсацией невидимого сердца. Они сплетались воедино, не издавая криков. А затем, вдруг, их воздушный бег прекращается. Словно марионетки, которым обрезали нити, они падают вниз. Их тела усеяли всю территорию, пропитав кровью и плотью каждую пору Адских Врат. Это место снова оправдало своё изначальное название.
— Шали…, — это Мартин приблизился к Саше с горячей кружкой чая, назвав её этим милым именем из той второй её жизни.
Она спешно стукнула ладонью по сенсорной панели на стене до максимума затемняя поверхность окна. Им не надо это видеть. И с натянутой улыбкой приняла из рук мальчика приготовленный им чай. Улыбаться по-настоящему из взрослых не мог никто.
Мария сидела у колен мужа и не отходила от него ни на шаг. Рада дремала в его объятиях. Сам Максим был понур, но в его глазах исчезло безумие. Он обрёл психологическую целостность в кругу своей семьи. И почти не страдал.
Саша вернулась на своё место, дымящаяся паром кружка в её руках обжигала ладони, она чувствовала себя виноватой. Но не могла выдавить из себя ни слова. Как после случившегося она скажет Максиму и его семье, что Земля потеряна для них, утопая в подобии того, что они наблюдали в том страшном помещении? И более того, ЭТО было на каждом крупном объекте на орбите!
Сион уловила пытливый взгляд Саши и, будто пробудившись, вспомнила свои обязанности, как лидера жалких остатков человечества. Она поднялась из кресла, быстро активируя средство связи, и покинула помещение, вернувшись почти сразу же.
Ричард наблюдал за всем этим и не находил себе места. Его руки блуждали, то сцепляясь в замок, то елозя по подлокотникам. Запечатанные на «Осирисе» эмоции Ричарда пробуждались, конденсировались где-то в груди и искали выхода.
Неожиданно он подскочил, хлопнув ладонями по креслу, и выплеснул своё негодование.
— ЭТО КАКОЙ-ТО БРЕД!
От его крика все вздрогнули, кроме Сион, хмуро наблюдавшей за поведением Ричарда. Мартин, нёсший кружку чая своему дяде, испуганно выронил её, и та глухо стукнулась о пол, разливая горячую жидкость.
— Прости, Мартин, чёрт, извини!
Ричард спешно подскочил к мальчишке и мягко его обнял, стараясь успокоить. Но тот и не выражал страха, просто был удивлён этой вспышкой гнева.
Рада зашевелилась в объятиях отца, но не проснулась. Она была слишком вымотана. Мария угрюмо забрала Мартина из рук Ричарда и вернулась к Максиму.
Сион перевела взгляд на Сашу и коротко кивнула ей. Та тихо и облегчённо выдохнула. Значит, все блоки АМС на орбитальных станциях и замерших в доках звездолётах обесточены. Это внушало некое спокойствие.
— Неужели всё было так просто? — произнесла Мария. — Никакого вируса нет? И нас просто душевно выматывало излучение этих аппаратов?
— Мы не знаем, — откликнулась Саша, покачав головой.
— Что-то есть…
Все взгляды скрестились на Максиме.
— В нашей крови что-то есть и оно живёт по своим правилам…
Сион видела отчёты наземной команды учёных, отправленные в последний раз много дней назад. Они понимала, о чём говорил Максим Патэл, но промолчала. Её больше всего занимала текущая миссия. Ни ей бороться с такими загадками.
— Саша, Ричард, — сказала Сион, — Анна ждёт.
— Я понимаю, — кивнула Саша и обратила вопросительный взгляд на мужа.
— Я… я готов, со мной всё хорошо.
— Макс, — Саша посмотрела на брата, — будь здесь со своей семьёй.
— Я и не хотел уходить сразу, — пожал плечами Максим, не особо интересуясь их миссией. — Мне нужно избавиться от кое-какой мерзости, поселившейся в нашем доме. Полковник Росс?
— Да, мистер Патэл?
— Вы воевали и, уверен, через многое прошли. Скажите, какого же попасть из рая в ад? — слабо усмехнувшись, спросил Максим, пытаясь лучше разобраться в том, что с ним произошло.
— Ничего особенного, — небрежно махнула ладонью Росс, добавив сарказма в голосе. — На Земле это было похоже на путь от дома до работы.
— Понятно. Извините за такой глупый вопрос. Но позже…, — эти слова он направил сестре, — прошу, не забудьте забрать нас. Видимо, нам с Пандорой не по пути.
Мария с понимающей улыбкой встретила это заявление. Мартин переполошился.
— Мы отправимся на Землю!?
— Земля…? — проснулась Рада.
Саша зажмурилась и тяжело задышала от воображаемой боли, будто её ударили, и вдруг ей захотелось выложить брату всё махом. Но рука Сион уже крепко сжалась на её плече, предостерегая от таких необдуманных поступков.
Саша благодарно кивнула Росс, понимая свою оплошность, и смогла наконец искренно улыбнуться Максу, Марии и детям, в то же время храня в сердце неистовую боль. Она тоже пробуждалась, сбрасывая оковы отрешённости.
— Поверьте, — прозвенел её голос, предопределяя новую неоспоримую истину для всех выживших людей и даже для На’ви, хоть и мало кто из них знал об этом, — отныне мы с вами будем неразлучны…

***
— Я знаю, что я это я. Но знаете ли вы, что вы это вы? Пора разобраться в себе и в том, что нас окружает. Говорят, что искусство предсказывает судьбы цивилизации. Если это верно, то не сложно оценить здоровье нашей собственной. Современное изобразительное искусство ушло от волнующего всех ещё столетие назад, и теперь стало просто глупым или недостойным. Единственное достоинство подобного «искусства» в том, что оно служит предвестником нашего упадка. Взгляните!
Затрещали едва сросшиеся кости и человек, стуча ногами, выпрямился перед толпой народа, с огнём в глазах взиравшей на него, будто на кумира. Они ловили каждое его движение и каждое слово. Экраны консолей были активны и с них за его речью наблюдали все, кто находился на карантине — на всех крупных орбитальных станциях.
— Я познал это там, внизу, стоя на вершине человеческого надгробия. И увидел её. Маму. Она сказала, что ЭТО, — кости его ног вновь затрещали, — тоже искусство. Самое первое, чему мы научились. Саморазрушение…
Люди ахнули в слитном выдохе восхищения.
— Ты прав, Жером, — воскликнул кто-то, — мы должны познать истоки!
Мужчина улыбнулся, с его губ капала слюна. Все находившиеся в карантинной зоне «Осириса» мужчины и женщины явно были ни в своём уме. А мужчина, словно пастырь, продолжал свою мессу.
— Очевидно, что цивилизацию уничтожить нетрудно. Это делается изнутри, постепенно, причём удивительно, но это в целом не воспринимается, как подступающее обветшание. Нет, так быть не должно. Это процесс должен быть волнительным и ярким, как вспышка сверхновой.
— Как радуга! — поддержал голос с экрана.
— Как извержение супервулкана!
— Чу, вы слышите!? — вскинул руки Жером.
Все притихли, внимая голосу извне. Все его слышали. Они знали чей он.
— Это голос Бога.
— Голос мамы.
— Это мой голос.
Посыпались десятки интерпретаций. Жером выглядел довольным. Безумно счастливым даже. Его мелко трясло.
— Минуло время Скорби. Настал момент истины. Любовь и равнодушие — две противоположности. Не видевшие и не слышавшие равнодушны, но мы — нет. Мы любим их. И потому отправим к маме раньше нас!
Раздались волнительные, но сдержанные аплодисменты.
А затем в едином порыве все люди ринулись к шлюзовой камере отсека. Они не кричали и не бесились. Их действия были размеренными и вдумчивыми. У них была цель. Они творили искусство. Их примеру следовали и остальные, находившиеся за тысячи километров друг от друга. Экраны гасли один за другим. Тьма окутывала людей.

[Bolo]

Ух.. дочитал. Считается, что есть 4 коня апокалипсиса. Goopy только что показал изображение пятого.

[Goopy]

Глава 38
Раньше до слуха доносились звуки необъяснимые, не поддающиеся словесному описанию… До сих пор не представлялось, какими красивыми, яркими шумами наполнена природа Пандоры. Обрётшие новый дом здесь, совершенно не замечая этого, ничего не слышали. И позже, оборвав связи с родным миром на отшибе Вселенной, словно желая наверстать упущенное, они подолгу сидели с закрытыми глазами, стараясь ни на что не отвлекаться, и только вслушиваться в жившие вокруг них звуки. Найти маленькую круглую полянку в лесу и возлечь на ней, погреться на солнце. Крепко зажмуриться и, подставляя тело солнечным лучам, слушать, как шумит ветер в верхушках деревьев, проказливо шелестя их листьями. Как хлопают крыльями жители неба, как шуршит папоротник. Впитывать дурманящие ароматы растений, пусть даже сквозь фильтры опостылевшего экзокомплекта, даже если всё это будет в голове, в воображении. В такие минуты они освобождались от силы тяготения и отрывались от земли — правда, совсем чуть-чуть. Повисали в воздухе. Конечно, такое состояние длилось всего несколько секунд. Они отрывали глаза, нехотя выходили из леса, и ощущение, к удивлению, не пропадало. Это было захватывающее чувство — ведь не было дано им парить в воздухе, только во сне. Порой прекрасное небо над их головой проливалось сильным дождём, но, едва начавшись, он иной раз тут же прекращался. Многие ловили этот момент, пока струящиеся воды сочились с неба, выскакивали из опротивевших им каменных коробок, кто в теле аватара, кто так, в своей шкуре. Доводя себя до изнеможения бегом под этой чистой влагой, ставшей символом жизни. Но те, кто был лишён спасительной второго тела, очень хорошо понимали, что это место для них — всего лишь временное убежище. И скоро им отсюда придётся убраться. Здесь чересчур спокойно, непомерно близко к природе, невообразимо идеально. Такого они пока не заслужили. Слишком рано они прибыли сюда. Но их дети могли бы, по всей вероятности, жить здесь. Они действительно были способны обрести связь с этим местом, примкнуть к природе этого мира. Но отныне и этот шанс потерян…
Ни щебета крылатых созданий, ни пиликанья и стрёкота насекомых, ни журчания ручья, ни шелеста трепещущих на ветру листьев. Впрочем, лес уже не пугал, как вначале. На’ви стали проникаться к его безмолвию чем-то вроде естественного уважения, даже симпатии. Как раньше, как и было всегда в их прежней жизни. Лес молчаливо соглашался с их присутствием. Или не замечал его. Лес ненамеренно делился с Народом покоем и красотой. Но стоит сделать один неверный шаг и, может статься, скрывающееся в глубокой чаще зверьё запустит в На’ви острые когти. Эйва более не властна над своими Детьми. Печальный исход — стать чужими своему миру.


Музыка для атмосферы
(Motoi Sakuraba — Nameless Song)
Но голоса певцов шли наперекор безмолвию леса. Оматикайя возносили молитву за не вернувшихся из боя. Не будут погребены тела многих героев, так и ненайденных, навечно потерянных в долине Лунного Света, но души их всегда будут рядом с Народом и будущими потомками — по крайне мере, в это хотелось верить. Слова песни были подобны языкам лёгкого пламени: меняли они форму и цвет, казались свободными, оживлёнными. Возникали, сливались вместе, дробились и, распадаясь, исчезали.
Песня казалась скорбной, но это было не так. Это была песня, восхвалявшая героев.
Тэя внимала этим голосам, понимая истину, которую ещё многим предстоит узнать. Мысль, словно плывущая рыба, тревожила гладкую поверхность озера, формируя рябь, которая достигала сердца Тэи: «Останутся с их потомками...»
— Едины…
Тихо прошептала девочка и устремила взгляд на отца, печально взиравшего на оголённые корни Деревьев Голосов. А затем она опустила очи к усеянной цветами фигуре Нормспеллмона, застывшего под сенью этих корней. Казалось, что он лишь только крепко спал и видел сладкие сны.
— Все мы будем едины...
Джейк понуро взирал на вскрытую землю — здесь, там и дальше — и чувствовал, что не будет конца этому ужасу. На’ви в нём содрогнулся от гибели жизни и мог лишь прошептать душою: «Прощайте, друзья, мои братья и сёстры…»
В ладонь Нейтири снизошла чистая душа — семя Священного Древа. Его усики нежно покачивались, а «плоть» испускала слабое свечение. Один из посланников Матери. На'ви верили, что это души их предков. Но ведь так и было!
Впервые встретив в лесу Джейка, Нейтири была готова немедленно пристрелить чужака из лука, как вдруг на стрелу приземлилось священное семя, после чего девушка отказалась от своего убийственного намерения и даже последовала за демоном, отмеченным самой Матерью. Немыслимо! Даже выручила глупца, умудрившегося по своему скудоумию подцепить на хвост стаю нантангов. Она сомневалась и тогда, наблюдая из тени за его безнадёжной, но очень смелой попыткой отстоять свою жизнь: «Мать ошиблась? Или это моё сердце подводит меня?» Хотя поначалу Нейтири не хотела брать с собой возмутителя спокойствия леса, к тому же заставившего девушку отнимать жизнь, она стремительно изменила собственное решение, когда целая стайка древесных духов усеяла тело этого глупого великовозрастного дитя. Второй знак от Богини не может быть проигнорирован так дерзко. Ни Нейтири было решать судьбу Джейка, которая впоследствии оказалась тесно переплетена с жизнью Народа, и с будущим самой Нейтири. Предки действительно улыбались им в ночь их встречи.
Нейтири слабо вздохнула и медленно и изящно опустила семя в могилу своей соплеменницы, шепча слова о пресуществлении жизни. Эти «цветы», ласково обнимавшие ушедших, станут их проводниками в мир духов, где На’ви обретут покой и вечную связь со своими предками, как живущими, так и теми, кто придёт после них.
Заря и Атаму, следуя от могилы к могиле, произносили слова силы и упокоения своим братьям и сёстрам, а после вознесли почести Норману, как истинно любящие жена и сын. Ло’ак и Сэм были рядом с ними. В руках Сэма возникла деревянная фигурка икрана, треснувшая пополам, как и жизнь наставника и близкого друга. Она нашла своё место в последнем пристанище Нормана.
— Дядя, — молвил Сэм, — пусть Эйва улыбнётся тебе, ибо моей благодарной улыбки ты уже не узришь.
— Деревья Голосов будут напевать мне твои песни, отец, — сказал Атаму прощальные слова.
— Душа великого воина сокрыта в этом оружии, пусть оно хранит тебя, коль уж я не был достоин его силы, — с печалью произнёс Ло’ак.
Обломки лука небесных людей легли подле безмолвного тела.
Сердце Зари было безутешно, но она была крепкой женщиной. Её путь не окончен со смертью мужа и, если она желала своему Народу и детям счастья, ей стоило оставаться сильной и впредь. Это то, чего бы хотел Норман.
— Мы не забудем, — сорвались с её губ слова, точно листья с ветвей поражённого болезнью дерева. — Ты всегда будешь с нами.
Нейтири внимала окружению, её веки трепетали в ритуальном трансе. Десятки семей собрались здесь, они прощались с героями. Песня лилась непрестанно. Впервые за долгие месяцы вновь стала преемница старой Цахик видеть сны в яви, не один-два раза днём и ночью, а в истинном пульсирующем ритме сновидчества, с всеми пиками на протяжении суточного цикла. Хотя сны были плохими, полными ужаса и стыда, она радовалась им. Всё это время она опасалась, что её корни духовного лидера после неоднозначной встречи с вестником Великой Матери обрублены и она так далеко забрела в мёртвый край противодействия воли Эйва, что никогда не сумеет отыскать пути назад к источникам яви. А теперь она пила из них вновь, хотя вода и была невыносимо горькой.
Тяжко быть Цахик. Пульс Эйвы давит на сознание, подтачивая душу. И хоть Эйва умолкла, её сердце продолжает биться. Пандора живёт и дышит, пусть и едва-едва. Духовная взаимосвязь неразрывна.
Нейтири чуть оступается от напряжения.
Осторожно, дабы не прервать резким вторжением её ритуал, чья-то тёплая ладонь нежно приобнимет её талию, а другая — поддерживает за локоть. Нейтири чувствует родное присутствие рядом. Источник жизни её мужа.
— Мой Джейк…
— Укажи им дорогу, Нейт, — шепчет он, — но мягко, как учила Мо’ат. Верный Путь всё же должны проложить Духи.
Ей хотелось так многое рассказать Джейку. Не смогла толком и начать. А сейчас было не время, но, казалось, что уже слишком поздно что-либо говорить. О том, что она видела под сенью Древа Души, о том, как второй раз в жизни солгала о своих намерениях. Ей действительно было страшно за свой Народ: нет веры небесным, но говорила она обратное. Когда же она солгала впервые? Когда поклялась своей сестре, угасающей на её руках, что никто из На’ви больше не умрёт от рук небесных…
Эти мысли нарушают её концентрацию, но чья-то воля питает её собственную…
Ох, Тэя! Как тебе удаётся быть такой сильной? Что ты видишь своими прекрасными глазами?
Бессознательно Нейтири кивает дочери и мужу и продолжает ритуал. Пронизывающие весь мир связующие нити дотянулись до неё, соединив неразрывными узами со всем сущим. Нет никакой опоры, нет ничего раз и навсегда зафиксированного, не за что ухватиться. Всё это время она шла по гладким водам своего сознания. Чувства обострились. Воздух казался прозрачнее, лес — ещё гуще. В ушах по-прежнему звенело нечто непостижимое. И конца ему не было. Она вступала в чашу своего подсознания. Поэтому бояться в лесу больше нечего. Совсем нечего. Понимание сути мироздания на краткий миг посетило её разум. Оно растает позже, как сновидение. Воспоминания рассеются. Но всё это было неважно. Главное было впереди…
«Да будет благословенна любая жизнь».
Эхо её воли достигает древнего Источника Душ. И Мир принимает её слова. Пробуждаются семена и ведут души охотников к сердцу Матери.
— Едины, — шепчет Нейтири. — Связаны вместе.
Охотники с уважением возвращают землю на своё место. Верхний слой почвы с пучками травы и мха, аккуратно снятый ранее, неповреждённый и живой, тонким одеялом окутывает места захоронения. Если приглядеться, корни ив… очень слабо шевелятся, крепче прижимая к себе пристанища героев. Отныне Деревья Голосов будут хранить их покой. Тела охотников напитают почву и деревья. Всё вернётся туда, откуда пришло. Цикл замкнётся в этом круговороте жизни и смерти, дабы начаться вновь. Баланс неизменен, даже во времена страшнейшей Великой Скорби.
Тэя находится рядом с матерью и поддерживает её своей обретённой силой. Она понимает, как сложна жизнь Цахик.
Воздух густеет. Ветер постепенно сменяет своё направление. Первые капли дождя обрушиваются на землю из проворно темнеющих туч. Набат перешёптывающихся голосов проскальзывает через Священную Рощу.
«Бабушка, — поражённо думает девочка. — Неужели время пришло?»
Тэя неожиданно навострила уши, эхо мыслей её отца окутало девочку ответным теплом. Он вспоминал нечто прекрасное, но порой и очень безрадостное.
Она стала терпеливо выжидать, когда он иссякнет в своих блужданиях по лабиринту собственного сознания и обратиться к тому, что происходит вокруг. Звёздный Цветок возвестил о приближении Нового Рассвета.
Джейк наблюдал, как засыпают тело Нормана. Он ощущал глубокую сопричастность с окружавшими его соплеменниками и со своей семьёй. Это их стезя, как живущих, быть вместе, не разлучаться, ибо по одиночке — они исчезнут, словно видение. Каждый удар сердца — новое доказательство: ты смертен! Каждый миг — точно преждевременные похороны. Так быть не должно!
Сделал глубокий вдох, прислушиваясь к собственному телу. Он был жив по-настоящему! Это разгладило складки переживаний. Джейк более не горевал, хоть и было тяжко на сердце.
Бедственное состояние племён подтолкнуло его пересмотреть решение о запрете присутствия людей на Пандоре. Он лично связался с Анной Пальсен и в ходе короткого, но содержательного диалога, объяснил ей в чём его нужда. Так же он строго очертил рамки дозволенного небесным. Изучайте, работайте над решением проблемы, мы поможем, чем будем способны, но не суйтесь туда, куда вам путь заказан изначально. Шутка ли, но некогда из новоприбывших небесных лишь одна Саша смогла посетить запретные для людей и демонов места. Отныне и впредь даже такого не будет.
Джейк тряхнул головой. Ему необходимо приободриться, обрести ясность ума, успокоить сердце.
Он пытался вспомнить хорошие моменты из его новой жизни на Пандоре, хотя бы то, что касалось Нормана, но эти мысли постепенно уходили дальше. Вечная стрекотня друга о науке и наследии Грейс, о звёздах и лунах, о лесе и На’ви убаюкивала его, возвращая к другим моментам жизни.
Казалось, это было целые века назад… Изгнав небесных в их умирающий мир и наладив жизнь своего племени, в ясную ночную погоду Джейк часто взбирался как можно выше на крону Дерева-Дома и смотрел на небо. Такого ощущения бессилия, какое он испытал, впервые увидев рассыпанные над головой звёзды, уже не было. Звёзды стали казаться близкими и светили каждая по-своему. Он специально наблюдал, как они мерцают, дабы по-новому составить подзабытые созвездия. Иногда звёзды, будто вспомнив что-то важное, посылали к Пандоре вспышки света в качестве приветствия. В такие минуты из головы вылетали все мысли, и Джейк, затаив дыхание, всматривался в открывавшуюся перед ним картину мерцающего и переливающегося звёздного океана. Неподвижного, но несомненно бушующего в своей истинной ипостаси, скрадываемой неисчислимыми световыми годами. Этому созерцанию была причина — Томми.
Вот таким и пытался брат всю жизнь увидеть мир: величественным и прекрасным, сложным и удивительным — и всё же безмерно гармоничным, а, стало быть, в конечном счёте постижимым. Томми не порождал в своей душе страха. Не повергал в трепет благоговения свой разум. Смешение его стремлений и чувств проникало всё глубже. Он пытался постигнуть свою физическую природу, проникнуть в тайны собственного бытия: страсть и движение человека вперёд, вершина его вечного пути и бессмертная природа вокруг. Надо иметь мечты в жизни, говорил он. Но что делать, если они были достигнуты или же… разрушены под гнётом жестокой реальности? Джейк не знал ответа, как и Томми, видимо. Впрочем, они не сдавались никогда, будучи вместе или порознь. Но брат был лучше, что ли, упорнее, быть может… Всегда был тем, кто головой подпирал небо, ногами стоя на земле. Иначе никак. Ибо ничто не обескураживает сильных людей, так как слабость. Томми не желал быть слабым. Он попытался выйти за рамки собственной судьбы, найти ответы на Пандоре. И не смог. Для Джейка его утрата была… закономерным ходом событий. Томми никогда не отступал, даже если это был такой сам по себе никчёмный нож пьяного грабителя. Но в тот день всё перевернулось, будто солнце взошло с запада. Не ждал Джейк сочувствия от парней в строгих костюмах, пытавшихся повесить на него контракт брата. Не требовал и сопричастности от гнетущего разум мира. В подобной ситуации любые слова другого человека, сказанные из жалости или тому подобных убеждений, даже если они идут из самого сердца, покажутся пренебрежительными. Нет повода для сожалений. Его в те времена, пока он ползал по земле на двух колёсах, всегда удивляла эта форма выражения. Что, собственно, кроется за сочувствием? Ведь не сочувствие же само по себе было важным, к нему способны лишь самые близкие, с кем нас единят узы: семья, любимые, настоящие друзья. Тогда дело в утешении страждущего? Или в оказании уважения? Но к кому? Умершему? Чужой человек приходит и говорит, как ему жаль; в то время как Джейк знает, что тому не жаль. И это ведь в миг такого напряжения чувств: после смерти, во время «номинальных» похорон с подписью на бумаге и кремации в картонном ящике. Удивительно, что не доходит до мордобоя над могилами. А собственно — если подумать — такое точно понравилось бы Томми, как разновидность посмертных почестей. Да, он умел не быть занудой с палкой в причинном месте. Иногда мог развлекаться, как мужчина, которыми были все случайно выжившие мальчишки…
Да, всё так, Джейк, застыв в Священной Роще, прощался не только с Норманом, но и с Томми. В последний раз. Джейк превращал свой бесконечный список имён в пепел. Воспоминания затрепетали, как крылья мотылька, и вывели Джейка на другую дорогу. Остался ещё один брат, которому следовало воздать должное.
«На’ви в безопасности?»
Его изрешечённое пулями и изломанное от падения с огромной высоты тело содрогалось. Коса — связь с Миром — был вырвана рукой труса в стальных доспехах. Но он, испытывая ужасные муки, не забывал о своей обязанности перед кланом — защитить их любой ценой. Он справился.
«Тогда выполни долг Оло'эйктана. Отныне ты поведёшь Народ».
Нож названного брата, ведомая его же ладонью, с натугой проскальзывает в руку Джейка. Это означает, что только вождю дозволено делать такое. Возможно, Тсу’тею можно было спасти жизнь, но жить инвалидом, потерявшему всё, гордому и сильному воину хочется меньше всего, к тому же отбрасывая своим искалеченным существованием тень на истинного вождя Народа, достойного и могучего. И хотя Джейк, как солдат, понимал суть его просьбы, но едва ли мог заставить себя исполнить эту вынужденную жестокость.
«Таков обычай!»
Голос павшего война срывается. Но в душе Джейк признавал его право на выбор. Тсу’тей уже принял свою судьбу.
«Пусть все запомнят, что я летел бок о бок с Торук Макто! И мы были братьями…»
Вдох, глухое биение сердца. Намерение клинка становится действием. Острое костяное лезвие погружается в плоть и веки великого воина опускаются. Но жизнь его не обрывается насовсем. Ведь он продолжает жить в сердцах всех На'ви.
Джейк шепчет молитву, а затем произносит последние слова этой необъятной в своей доблести душе.
«Нет, мой друг, мы не были — мы останемся братьям навсегда…»
Прощай Тсу’тей.
Мысли Джейка потянулись дальше. Он воздавал должное каждому, кого помнил. И после этого, его память напомнила ему, что скрывает в себе не только горечь. Воспоминания вернулись к более позднему и счастливому моменту, так или иначе, пусть и не напрямую, связанному с рассказами Томми и нудной бубнёжкой Нормана. Ну что поделать?
А Томми будет рядом всегда, пока Джейк проживает свою жизнь в его аватаре, частицы его души останутся в детях Джейка и Нейтири. Так что прощание с братом вышло номинальным.
Такая же ночь, как и в прежние размеренные дни, но более личная, интимная. Джейк хотел почуять, как пахнет этот лес, втянуть в лёгкие его вкус. Многообразие цветочных запахов, щекочущих обоняние, захлестнуло его. Но выделался среди них другой, лакомый, заставлявший его ноздри трепетать, а сердце биться всё яростнее. Запах любимой женщины. Нейтири сидела слева от него, они соприкасались бёдрами, он чувствовал неистовый жар её тела; когда она поворачивалась, её грудь слегка надавливала на его плечо, заставляя пальцы подрагивать, а голову — кружиться от неуместных мыслей; чуть округлившийся живот был надёжно и нежно опоясан её и его ладонями. Широкая и прозрачная плетёная из редких растений шаль, словно шёлковая, свободно наброшена на её плечи. Биолюминесцентные метки их тел пламенели в темноте, выражая своей яркостью и интенсивностью мерцания простое и однозначное чувство, бурлившее в их душах по отношению друг к другу. Нейтири прекрасна и желанна, как никогда. Она лучилась идеализированной красотой своего тела. Но эта ночь не требовала от них немедленного выплеснуть их страсть. Они лишь желали быть вместе, здесь, под этими прекрасными звёздами.
Раскидистые корни Древа-Дома были им опорой. Молодая пара На’ви погружена в ласки. Над ними, фоном, поднимался на юго-восточной части горизонта «золотой» парад лун, распускающийся в полумраке на полотнище Полифема, всё так же купающегося в лучах солнца, что пряталось на дневной стороне Пандоры. Кругом невнятное щебетание полудюжины диалектов живых существ. Сцена слишком прекрасна, не в меру спокойна, чересчур много здесь беспечных и тёплых цветов и оттенков. Именно такие моменты позже мы вспоминаем, жалея, что они утрачены бесповоротно.
Планеты выстроились в линию — праздник начался. Тягучая и глубокая мелодия «Голубой Флейты», чудом спасённой из пепла прежнего Дерева-Дома, затопила округу. Исполнение Оло’эйктана равнинного клана было безупречным. Так Джейк хотел выразить почтению этому клану, отдавшему больше всего сил в битве с небесными. Но на деле Джейк пытался переложить роль музыканта на кого-нибудь более компетентного, чем он сам, ведь правила племени обязывали именно его играть на этом древнем инструменте. А мастерство Джейка в этом деле, мягко скажем, оставляло желать лучшего. Мо’ат тогда лишь поджала губы и закатила глаза от смирения с непреодолимой истиной. «Наш вождь безнадёжен», — распознал он невысказанную ею мысль и расхохотался.
Блеск звёзд над головой притягивал не меньше, чем Нейтири. Джейк желал разделить с ней воспоминания из бесконечного кладезя знаний, который олицетворял собой Томми.
— Взгляни.
Его ладонь ласково обхватывает пальчики Нейтири и ведёт их к небесному океану, расцветшему красками многочисленных звёзд.
— Видишь? Со времён своих истоков, как мне известно из туманных объяснений Мо’ат, Народ, за исключением этого волнующего душу и сердце парада планет, не наделял сакральным значением многие вещи за пределами небес, сосредоточившись на том, что было «внутри» этого мира. Но всё же вдумайся: некоторые из этих звёзд, которые ты видишь, волей природы наделены завидной судьбой — быть вместе. И так они образуют то, что небесные люди называют созвездием.
Глаза Нейтири заблестели, она любила познавать что-то новое — яркая черта её сестры, которую они поделили на двоих.
— Созвездие…, — чётко повторила она слово на языке людей.
— Вот одно из них.
Голос Джейк стал вкрадчивым, он был очень близко, его слова осыпали ласками слух Нейтири, её замечательные ушки шевелились в такт словам. Пальцы супруги в его ладонях подрагивали, пока он указывал точное месторасположение на небосводе. Изломанная W-образная структура чётко выделялась среди бессчётных подобий.
— Это связанное родственными узами созвездие Кассиопеи, матери Андромеды в мифах людей.
Джейк сделал паузу и довольно улыбнулся зачарованному выражению Нейтири.
— Там пылает интересная бело-голубая звезда — чудо космоса — Гамма Кассиопеи, которую небесные иногда называют… Нави.
Нейтири шокировано вздрогнула от этих слов и жадно приковала свои изумительной красоты глаза к небесам, пытаясь рассмотреть эту звезду, носившую имя их Народа. Её очи отражали в себе само мироздание — свет тысячи звёзд. Джейк мягко рассмеялся, заключая Нейтири в объятия, и затем удивлённо отстранился, услышав её следующие слова.
— Это волшебно! Может быть, и там живёт Народ, близкий нам по духу…
Джейк прячет смятение и восторг за кроткой улыбкой. Не мог же он выпалить ей в этот чудесный момент их единения, что название звезды было именем-перевёртышем старого астронавта, жившего в двадцатом веке. И оттого не стал он портить момент, несколько огорчённый своей не убеждённостью, которая шла наперерез оформившейся истовой вере своей милой супруги в эти слова, которыми он коварно желал обольстить её и урвать множество поцелуев. Эх, какой простак! «Томми, Норман, — подумал Джейк про себя, — я пасую перед вашей способностью снискивать благосклонность девчонок заумной чушью».
— …во Вселенной всегда найдётся место для наших братьев и сестёр. И, может быть, когда-нибудь мы с ними встретимся…, — таинственные слова струились из её уст.
Он молчал, сосредоточенно внимая голосу Нейтири и неожиданно встрепенулся, наконец-то осознав, ЧТО в действительности сказала Нейтири!
— На’ви не чужды и такие рассуждения? — изумился Джейк. — Хоть я и один из вас уже годы, но непрестанно открываю что-то новое...
Затем он сокрушённо чертыхнулся про себя, осознав кое-что ещё: «Так раз так! Мо’ат обдурила меня… И в который раз?»
— Мы познаём и учимся каждый день, муж мой, с эпохи Первых Песен, — Нейтири тесно прижалась к Джейку. — Это то, что сделало нас нами и привело к этому моменту. И ты и я — все мы вместе — часть этого чудесного сейчас. И.., — Нейтири чуть вздрогнула и опустила взгляд под нахлынувшими мыслями о тревожном будущем, — впереди нас ждут тяжёлые испытания, но мы справимся. Ибо Великая Мать присматривает за нами…
Закончила она эти грустные размышления в несколько игривой манере.
— Даже сейчас ОНА смотрит на нас, на то, какой счастливой семьёй мы стали.
— Ты права, мы с тобой, с Сэмом и с нашим будущим ребёнком, — его рука прикоснулась к животу Нейтири, — как и эти восхитительные созвездия над нашими головами — сплочены узами.
— И вправду, мы обрели неразрывную связь…
Джейк с мягкой теплотой и в тоже время с неистовым желанием взглянул на самую прекрасную женщину на свете и склонился к ней. Губы их соприкоснулись в сладчайшем поцелуе и созвездия были свидетелями глубокой связи дорожащих друг другом душ, а одинокие звёзды, не имевшие пары, искренне завидовали этой блаженной семье.
— Как бы ты назвал нашего второго ребёнка?
Джейк не ожидал такого и чуть насупился, озадаченно обдумывая столь нешуточный вопрос.
— Что ж, полагаю, это девочка, хм, тогда…
Острые клыки слабенько куснули его за плечо, и он вздрогнул.
— Ох, за что?
Искрящийся смех девушки дразнил его.
— Сын! У нас будет сын.
Такой поворот событий заставил могучего Оло’эйктана смущённо почесать нос. И как, во имя Эйвы, она узнала…!? Но от своего отступать он не собирался.
— Подари имя ты, а то первый шанс на радостях я урвал себе, — он ухмыльнулся, — но тогда пусть нашим третьим ребёнком будет девочка! У нас обязательно должна быть девочка… Понимаешь?
— На всё воля Матери, — загадочно прошептала Нейтири, её глаза выражали безмятежность, но в них проскользнуло понимание некой истины, которую она обрела именно в этот дивный момент их жизни.
— Тэя, — выпалил Джейк и, заметив немой вопрос на лице своей милой жены, пояснил ей. — В тех же древних мифах людей так называли дочь Гайа — Матери Земли.
Умиротворённая звучанием этого имени, Нейтири несколько раз повторила его, пробуя слово на вкус.
— Да, — кивнула она Джейку, — замечательное имя…
Воздух сгущался очень быстро. Начался неудержимый ливень. Усиливавшийся ветер предвещал настоящий ураган.
Джейк нахмурился, выходя из приятного сердцу забытья. Небеса темнели стремительно, как и его настроение. Воспоминания о той ночи всколыхнули в нём беспокойство. Конкретно, слова о Матери Земли. Из-за трагичных событий он не нашёл времени встревожиться произошедшим прошлым днём неспокойным диалогом с Нейтири, который так внезапно оборвался.
«Великая Мать твоего мира отказала небесным в доверии...»
Нейтири ещё не завершила ритуал и Джейк не стал выбивать почву из-под её ног неожиданными расспросами. Он перевёл взгляд на Тэю, которая очень внимательно и чутко смотрела на него своими большими глазами. Казалось, в них отражался целый мир. Джейк улыбнулся дочери и потянулся к ней, желая обнять…
Треск помех в беспроводном наушнике рации заставил Джейк вздрогнуть.
— ..ждь… л… неб… они…
Джейк взглянул на маленький экран приёмника, закреплённого на его поясе. Это частота разведчиков, высланных на поиски Мо’ат. Связь была прерывистой, явно из-за близости электровихря. Сеть репитеров была порой не очень надёжной, годы съели их ресурсы. Джейк не мог сделать ничего, кроме как ждать стабилизации сигнала. Прошло немного времени, прежде чем скрипящая стена помех обратилась знакомым голосом.
— Во...! Сроч…
— Эбор!? Что случилось?
Помехи усилились на некоторое время, но затем практически исчезли. Видимо, Эбор продирался сквозь лес и приблизился к одному из репитеров, налаживая тем самым устойчивый канал связи.
— Оло’эйктан! Малая группа невооружённых небесных находится у Древа Души!
Сердце Джейка пропустило удар. Слова соратника были подобны громогласным ударам, что звучали сейчас в тёмных тучах над головой.
— Кто дозволил!? Почему ты их не задержал!?
Джейк был в ярости. Его снова предали! Невыносимые чувства заставили его кровь бурлить, он кричал в рацию, заставив всех окружавших его На’ви сильно взволноваться. Нейтири уже закончила ритуал и с паникой в глазах смотрела на своего мужа, прижимая дочь к себе. Тэя напряжённо глядела на своего отца, будто бы пытаясь вырвать из него что-то жуткое, воздух между ней и отцом колебался. Атаму, Ло’ак и Сэм подскочили к Джейку, понимая, что произошло что-то из ряда вон.
— Вождь, мы выполняли твой указ, и мы обнаружили её. — Голос Эбора был напряжённым, полным недоумения и непонимания, но всё же казался по-своему смиренным. — Это…
Эбор объяснил, что это было.
Ливень хлестал исступлённо, ветер рвал и метал ветви деревьев — настоящая буря. Вокруг словно не было никого. Когда Джейк обернулся к той стороне света, в направлении которой находилось Древо Души, его мышцы пронзило бешеной искрой. Он был скован от пят до кончика хвоста. Голос Эмили настигал его.
— Взять сейчас и решить всё разом. Наложить на себя руки, здесь, в лесу — на полном серьёзе мелькнуло в твоей голове, так? — её голос был повсюду. — Прямо в чаще леса или на той ближайшей тропинке. Перестать дышать, тихо похоронить сознание во мгле, излить до последней капли горячую кровь, заражённую бациллой насилия, оставить гнить в разросшейся под деревьями траве все свои гены, — она атаковала его разум хлёстко и действенно, он не смел сопротивляться, ибо и не пытался, обессилил. — Может быть, тогда твоё сражение кончится? Ты перестанешь осквернять Мать, осквернять память её Сестры, разрушать само существо этого Мира? Закрыв глаза, ты всматривался в себя, стараясь заглянуть в собственную душу, где клубился уродливый, шершавый, как наждачная бумага, мрак. Выскреби его силой и преобразуй в оружие или исчезнешь, как и многие другие.
Когда тёмные тучи его сознания разошлись, листья засверкали в потоке инфернального света подобно тысяче острых клинков. Мир в его глазах сейчас выглядел жутко.
— Ненависть — страшная сила, Джейк. Она может заставить человека сойти с ума, и делать невероятные вещи, не задумываясь о последствиях. Но, поверь, это к лучшему для тебя. Ведь любовь требует забытья в чувствах, но ненависть — концентрации для просчёта действий. Знай, тебя не отвергли…
Джейка раздавило между этими двумя противоречиями. А проклятие довершило начатое. Рассудок окончательно помутился и Джейк уже не был способен отвечать за свои действия. Он слишком часто и глубоко погружался в себя, и внутренние демоны, вызванные загадочной «бациллой насилия», не оставили от него настоящего практически ничего. И даже та едва заметная вспышка света на краю его сознания, представшая в виде невозможной шестиногой земной лани, сотканной из самих звёзд, не позволила ему выкарабкаться.
— Пойдём, — голос Эмили затухал, увлекая за собой, — должным образом поприветствуем Семя Нового Рассвета.
В этот миг для Джейка всё перевернулось в тумане бытия. Загремели боевые барабаны кланов, ритм их повторял один и тот же сигнал, известный На’ви десятилетиями — Skx’awng. Зрение помутилось. Набат тысяч колоколов взорвал череп. Синергия проклятия, боли от утраты друзей и многих На'ви, а также тягостное ощущение предательства от того, от кого этого и не ждёшь — всё это взбурлило в его душе сызнова, обогащаясь чужой гнетущей волей. Джейк, казалось, совсем лишился рассудка, но его глаза пылали разумным сосредоточенным огнём, заставляя окружающих соратников и его семью чувствовать страх.
«Вождь, мы выполняли твой указ, и мы обнаружили её. Это она привела людей к Колодцу Душ и позволила им быть под сенью Великого Древа. Мы были в ужасе от происходящего, а затем преисполнились ярости, готовые обрушиться на этих недостойных глупцов, но… не посмели противиться её твёрдой воле. Хоть и больно понимать это, но я видел всё своими глазами: целиком и полностью происходящее является сознательным решением Цахик…»

***
Это случилось после того, как бесчисленные стаи икранов и других крылатых, которые считались пропавшими, устремились на юг — многие На’ви узрели, как они, вспарывая пропитавшийся влагой воздух, без натуги преодолевая воздушные вихри, летят в сторону пристанища небесных… В них, казалось, не было агрессии. Только неудержимость в своей ведомой только им цели. Но людям, тем из них, кто собрался под Древом Души, был известен печальный конец этих существ.
Анна Пальсен лежала на холодной земле, объятая тонкими нитями биолюминесцентных корней, и задавалась вопросом: что произойдёт? Будет ли ей больно, как в детстве? Может ли она обмануть судьбу?
Её обнажённый совершенный аватар, созданный лучшими биоинженерами Земли, был рядом. Прекрасное тело: утончённое очеловеченное лицо, замысловатый рисунок полос на шелковистой коже и пятипалые ладони с тонкими нежными пальцами. Женщина На'ви. Воплощение той, что дарит жизнь, в контраст её человеческому телу, сухому и разбитому болезнями. Жёлтый огонёк на крохотном импланте, вживлённом в грудь, лишь подчёркивал её состояние — той, чьё время безвозвратно ушло…
Красивое белое древо над головой; кора его будто бы пылала изнутри молочно-белым светом, многократно отражаясь в маске экзокомплекта. Аватары Ричарда и Саши застыли рядом, их настоящие тела покоились в капсулах связи на шаттле. Они тревожно переглядывались — желающие поддержать, но явно неспособные повлиять на дальнейший исход. Мо’ат билась в первобытном танце, возвещая на древнем языке призыв к той, кто уже не слышит — неужели тщетно? Её загадочная положительная позиция в решении проблемы эгоистичной группы небесных вызывала настороженное недоумение и… всё-таки надежду.
Шесть охотников На’ви, замершие чуть поодаль, злобно насупившись и крепко сжимая свои луки и копья, сверлили взглядом развернувшуюся перед ним невыносимую сцену, время от времени с волнением бросая взгляды на хрупкую фигуру небесной в тёмном облегающем комбинезоне, которая, сложив руки на груди, встала перед ними со спокойным видом. Будто преграждая путь, словно предупреждая их или… оберегая от необдуманных действий. При ней даже не было кощунственного оружия людей что, впрочем, угнетало не меньше, ибо от этой женщины исходила странная колючая аура. Это зверь в шкуре человека.
Но… какая же это дерзость! Эти слабые махонькие бледнокожие забыли, что оскверняют Священную Землю Народа!?
Эбор с налитыми кровью глазами не мог противиться воле Цахик Оматикайя, но стоять здесь без дела было вне его сил. Вождь предупреждён. Но время идёт, а прибудет он не быстро.
Эбор сделал шаг к этой небесной, сам не понимая, что будет делать дальше. Необычайно острое чувство опасности пронзило всё его естество и он, поражённо, отступил на несколько шагов. Взгляд небесной был подобен жгучим лезвиям.
Она улыбнулась охотнику и прошептала на языке людей — её голос глухо резонировал сквозь прозрачную маску.
— Будь благоразумен. Мы не навредим, я клянусь. И мы исправим всё, чего бы оно нам не стоило. Отныне люди и На’ви связаны крепче, чем ты мог бы вообразить.
Что она говорит!? Эбор возжелал ответить ей проклятиями на своём языке, коль уже не мог подступиться силой, но вдруг что-то изменилось.
Воздух дрожит и колеблется, появился резкий запах озона. Затейливые законы и заклинания науки меркли на фоне происходящего чуда.
Песнь Мо’ат стала возвышенной и её речь ускорилась. Полотно мха и корней, устилавшее землю и покатые стены Колодца Душ, полыхнуло биолюминесцентным огнём и волны его прокатились внутрь чаши, к центру, к источнику силы — Древу Души. Как волны от брошенного камня в воду, только в обратную сторону. И это происходило снова, и вновь. Неужели это…
Анна закрыла глаза. Не было ни её, ни мира вокруг. Лишь бесконечная всепоглощающая пустота. Её сознание рухнуло в эту бездну. Ни свечения «туннеля», по которому передвигался бы разум, ни радужных вспышек. С другой стороны, волшебство — это то, что происходит, когда мы убедим себя в его существовании, хотя его и не существует. Субъективная истина, побеждающая объективный факт. Воля, торжествующая над всем прочим. А значит: «Да будет свет!» Анна увидела его, потому что захотела. Как это ни называй: вера, самообман, фантазия или откровенная ложь, — не имеет значения. Соедините это понимание с горячим желанием, и это сочетание проведёт вас через труднейшие времена, даже через полосы крайнего отчаяния. Ненадолго Анна стала верить, что может жить в другом мире, подчиняющемся другим правилам. Лучшем, чем сухие точные ритмы её родной загубленной планеты. Свет развеял тьму и наполнил пустоту теплом, он обретал форму: неописуемую, зыбкую. Человеческому разуму этого не понять, потому зримое ЗДЕСЬ в сердце Матери становится иногда абстрактным, неконкретным.
«Я всё сделала правильно? Или обрекла оставшихся людей на верную гибель?»
Её голос утонул в свете. Ответа не было. Лишь частицы, подобные крохотным пламенным огонькам, плывущие вокруг. Анна обдумывала сочетание цветов и форм этих огней. Один символ симметричный, с острыми выступами, как морская звезда. Цвета и текстура, однако, необычны и находятся в острой синестезии. Второй символ, внешне более округлый, напоминал медузу, на нём выступали шероховатые бугорки, которые пахли временем… огромным временем, но не сжатым и затхлым. Если это был ответ, то Анна не нашла смысла ни в одном из этих символов.
«Мы не защищены от бесчисленных ошибок и неверных шагов, но я попыталась, даже не понимая всего, что увидела! Я была маленьким ребёнком, мне это можно простить. И теперь, повзрослев, я требую ответов! Я их заслужила! Молю…»
Снова тишина и покой.
«Каков твой ответ? Неужели ты видишь в нас лишь ошеломлённых невежд, цепляющихся за предрассудки и способных, как и все прочие глупцы только на серьёзные ошибки?»
Анна хотела разрыдаться, если бы могла. Сущность этого мира своевольно определяет наказание амбициозному тщеславию, справедливо оценивает грех гордыни и высокомерия. Естественный процесс, доступный всем разумным.
«Мы не могли вернуться к прежним, более мудрым обычаям. Мы не могли перестать двигаться вперёд. В этом и суть — быть человеком. Но я не хочу, чтобы наша история оборвалась здесь из-за очередной ошибки».
Чьи-то тёплые руки коснулись её. Это было похоже на прикосновение небес. Анна выдохнула облегчённо, осознав нечто, что упускала из виду долгие годы. Это понимание вернуло её в настоящее.
«Теперь я вижу, мы действительно ничего не решаем. Ты или твоя Сестра, какая разница, правда? Вы уже сделали выбор, каждая по-своему — за нас… В таком случае разве вы больше меня подготовлены к тому, чтобы выбирать путь человечества?»
И вдруг она услышала ответ, заставивший её прослезиться. Это был не голос Сущности этого мира, но другой, такой знакомый, ясный и чистый. Анна самоотверженно потянулась на встречу этому голосу. Она не желала больше ждать. Её требовалась опора на смертном одре.
В это время ладони Мо’ат опустились на головы Анны и её аватара. Она заканчивала ритуал. В одиночку. Без помощи племени. Готовая быть презираемой близкими. Она следовала воле той, что подарила жизнь На’ви. Это было то единственное, что Мо’ат могла сделать на закате своей жизни. Быть полезной своей безутешной Великой Матери.
Боевой клич оглушительным напором обрушился на небесных людей и На’ви. Десятки икранов ворвались в Колодец Душ, вспаривая воздух, расшвыривая крыльями опавшие листья и ветви. Среди них выделялся один, самый неистовый, преисполненный сжигающей сознание волей своего всадника.
Джейк сорвался с икрана до его приземления и рухнул вниз с немалой высоты, впечатав свои ноги в землю.
— Загадка постигнута, — низко прохрипел он, выпрямляясь.
Его взгляд метнулся к Мо'ат и телам, над которым она проводила свои манипуляции, затем он безразлично мазнул глазами по Ричарду и Саше, с беспокойством обернувшихся в его сторону, а после целиком и полностью сосредоточился на Сион, взиравшей на него с холодным спокойствием.
— Вождь! — воскликнул Эбор и направился к нему.
— Прочь! — рукой махнул Джейк перед лицом своего соратника, едва не ударив.
Эбор шокировано отступил. Тут же послышались крики прибывших с Джейком охотников, среди которых была и Нейтири с ей дочерью. Последней здесь быть не должно, но она была упряма в своих попытках устремиться следом за, казалось, вконец спятившим отцом. Сыновья его так же были здесь.
— Джейк! Остановись! — закричала Нейтири.
— Отец! — воскликнул Сэм.
Лицо Сион помрачнело. Что-то в облике Салли настораживало её. Она сделала какое-то странное движение рукой и тонкий комбинезон на ней ещё более чётко обрисовал форму её тела: словно живой, он зашевелился, издавая скрипучие звуки — миомерные мышцы этого высокотехнологичного чуда пришли в действие.
Проклятие полностью околдовало его, подчинило себе. Огромные крылья тьмы, окутывающие его разум, были неправильной формы, с самыми дикими изгибами; они меняли свою геометрию, чтобы помещаться в комнате его сознания, узоры их были непостоянны, как масляная радуга на поверхности лужи, и они мягко двигались, набегали на мозг жертвы соблазнительным прибоем.
Джейк замер в паре метров от Сион и внимал голосу извне, он был готов сокрушить любые препятствия. Его взгляд неотрывно следил за женщиной перед ним. Вокруг неё, его восприятием, ощущалась странная тёмная аура, нечто похожее можно было ощутить и в нём самом: можно было выделить желание убийства, раскаяние и злобу на себя, на судьбу.
Все собравшиеся здесь, за исключением Мо’ат, застыли, не желая хоть малейшим движением своим вызвать бурю. Только Тэя, прижав к своей груди ладони, взирала на отца, шепча ведомые только ей мотивы древней песни. Она верила, что может помочь. Нейтири же была сама не своя, её взгляд метался от мужа к матери, от Сион к Ри’сону и Шали. Почему это всё происходит!? Сэм, Ло’ак и Атаму тяжело дышали, пытаясь собраться с мыслями.
В неожиданно установившейся тишине прозвучал женский голос. Толика иронии в нём, но звучание было виноватым.
— Салли, мы немного нарушили ваши правила, прошу, не держи на нас зла.
Джейк молчал, он медленно перевёл взгляд на Мо’ат. Но та не замечала ничего вокруг себя.
— Ты же помнишь наш первый разговор после моего возвращения на Пандору? — продолжала Сион. — Всё именно так, как я и сказала: этого, — указала она на алтарь с древом в его центре, — мы и желали для нашего лидера, способного вести нас вперёд. Джейк, пойми, сейчас не время для пустых склок. Ты ещё не в курсе, но сейчас мы очень многое потеряли и, вероятно, уже никогда этого не вернём. Пора ВСЕМ НАМ отбросить взаимную ненависть и бок о бок идти навстречу будущему.
— Ошибаешься, — прошелестел голос Джейка.


Музыка для атмосферы
(Keiichi Okabe — Blu-Bird)
И он резко выбросил свою ногу вперёд, нанося прямой удар стопой в грудь Росс. Этот удар несомненно убьёт её, проломив хрупкие человеческие кости. Но результат был выше чьего-либо понимания. Сион вмиг среагировала на движение. За её действиями Джейк уследить не смог, до того стремительны были они, и лишь капля недоумения возникла в его съедаемом проклятием разуме: он не мог понять, как его удерживает человек, комплекции много меньшей, чем он сам. Сион лёгким рывком ушла в сторону и сблизилась с Джейком, перехватив его ногу своими руками, затем притянула к себе, а после того незамысловатым движением заставила Джейка растянуться на влажной земле.
Все и каждый, кто был свидетелем произошедшему, не смогли и отреагировать на резкую перемену событий. И только когда прославленный Оло’эйктан Оматикайя, атаковавший Росс, распялился на земле, они смогли издать удивлённый возглас. Когда заходит речь о схватке человека и На’ви, нет смысла спорить о том, кто же выйдет победителем. Только огнестрельное оружие или тяжёлые механизированные доспехи могли бы спасти человека от неминуемой гибели. Но сейчас… да ещё чтобы так, голыми руками!
Джейк не обратил на случившееся и капли внимания. Стал лишь злее, быстрее, безжалостнее. Хор голосов его соратников и его семьи обрушился на него. Но он выбросил их из своего разума. Если они попытаются вмешаться, он раздавит их!
Он взметнулся вверх, разбрасывая листья и комья мокрой земли. Яростно полоснул взглядом по сторонам и обнаружил Росс по правую руку от себя. Резво выбросил кулак вперёд. Было очень трудно описать движения Сион. Они были смазанными, казалось, что она находилась в другом пространственно-временном измерении, полностью потеряв контакт с физическим миром. По отдельности её движения выглядели очень странно, но когда они выполнялись вместе, то давали некое чувство плывущих облаков и текущей воды. А Джейк, промахнувшись уже несколько раз, стал ощущать, что пытается ловить ветер и хватать тень. Если бы Джейк был в себе, он бы мог даже восхититься этим представлением: приятные, плавные движения Росс заставляли трепетать сердце — пластика хищника, вышедшего на охоту.
— Можем ли мы закончить наш бой, пока всё не зашло слишком далеко? — прокричала Сион Джейку, вывернувшись из его попытки взять её в захват. — Наверняка есть лучшие варианты, Салли!
— Я их не вижу, — оскалил свои зубы Джейк и, громко зашипев, ускорился.
Его ноги напряглись, мышцы затрепетали от напряжения, он рванул вперёд на Сион, обретя неистовую стремительность. Его противник мягко, в протяжку, отвёл удар, используя его, как опору. Джейк снова ударил рукой. Опять уверенный подхват по направлению её движения и успешный отвод удара. Джейк взревел и обрушил на Сион множество хаотичных атак, плюнув на технику своих движений, стараясь задавить противника, опирающегося не на свою силу, а на скорость. И снова плавные, но быстрые и наполненные достаточной силой движения позволили Росс отвести часть ударов, а от других попросту увильнуть.
Воины и охотницы со страхом и благоговением взирали на сумасшедшую схватку таких разных и далёких в равенстве бойцов: человека и На’ви. Никому и в мыслях не приходило, чтобы вмешаться! Кроме Нейтири и Эбора, которого она попросила о помощи. Она подгадывала момент, чтобы увлечь Джейка в сторону, успокоить его, остановить безумие его метущейся души. Кивнула Эбору. Сейчас! Они оба сделали ход одновременно, когда Джейк оступился от хлёсткой контратаки Росс, проведённой ему по ногам. В последний момент они почти подхватили Джейка, но тот резанул их сумасшедшим взглядом и отшвырнул от себя рваной, но действенной серией движений, тут же вскочив и набросившись на Сион.
Не ухватить! Слишком быстрая! Смещается в неудобную сторону, изредка контратакует, выматывает. Он был уверен, что чувства его не подводят, что, если знаешь, о возможном направлении нападения, то уже готов к его отражению. Всё оказалось не так, уж точно ни в бою с этой женщиной.
— Ричард, иди к охотникам и не дай им в случае чего помочь Джейку! — Саша решилась вмешаться.
— А ты…, — её муж с тревогой взглянул на беременный аватар своей супруги.
Она слабо улыбнулась ему и произнесла.
— Иди.
Джейк скользит, пригибаясь к земле, и наносит удар настолько яростный, с такой безудержной силой, будто бы силясь им разорвать Росс. В этот раз она не успевает среагировать. Отдачей её ударило, как обухом, сотрясло по всему телу: затрещали кости, взвыли мышцы, кровь наполнила ротовую полость. Но её это не остановило! При падении Сион извернулась, широко раскинула ногами, закрутилась волчком, перекатываясь на спине и чиркнула склонившегося над ней Джейка по подбородку укреплённым ботинком, являвшимся таким же неотъемлемым комплектом её комбинезона, давшего ей возможность драться с воином На’ви на равных. Джейка тряхнуло, кровавая юшка выплеснулась из его рта. А он всё не унимался. Мгновенным движением метнулся к ногам Сион и намертво схватил одну из них рукой. Грубым рывком подтянул к себе эту бесившую его женщину и резко выбросил вторую руку вперёд, к её лицу, намереваясь разбить маску экзокомплекта. Он не ожидал противодействия. Зря. Резкая боль скрючила его предплечье. Кости, укреплённые естественным углеродным волокном, лопнули, как бамбуковая древесина, по швам. Шок, удивление. Джейк тут же, не останавливаясь, несмотря на боль, размахивается целой рукой и пытается впечатать Сион в землю, но тут на него обрушилась Саша. Она подбивает его колено своей ногой наружу, и тут же бьёт локтем со всего размаха ему в голову. Он едва успевает заблокировать удар.
На’ви опомнились, наконец, понимая, что всё уже давно вышло из-под контроля. Они рванули вперёд, Ричард с трудом воспринимает их намерения — кому они хотят помочь? — пытается помешать. Начинается свара, его в один миг оттесняют и отбрасывают прочь. Нейтири и Эбор предпринимают новую попытку задержать Джейка.
После атаки Саши Джейк начинает падать, упираясь сломанной рукой в землю, шипит от ужасающей боли и, воспользовавшись брешью в обороне нового противника, дико наносит удар в живот Саши.
В этот момент всё замирает. Миг тишины. Саша поражённо смотрит на свой живот, по внутренней стороне её бёдер протянулись тёмно-красные дорожки.
Сион, став свидетелем этой шокирующей сцены, зло ощерилась и, исступлённо вскричав, подпрыгнула к Джейку на немыслимой для восприятия скорости.
— Приди в себя, придурок!
Она, используя его выставленное вперёд колено, как опору, взлетела вверх и нанесла сокрушительный удар ногой ему в голову. Джейк отлетел в сторону, как соломенная кукла, и приземлился подле алтаря Древа Души, на котором билось в агонии тело Анны, имплант на её груди пылал красным цветом. Мо’ат вознесла руки к небесам, подрагивая в танце, её зрачки закатились и, сдавалось, она уже безвозвратно утратила связь с этим миром.
Ричард, рвя голосовые связки своим тяжким воплем, подлетает к аватару Саши.
— Саша! Ты…
— С ним всё хорошо, — не уверенным и дрожащим голосом просипела она, прижимая руки свои к животу, её взгляд метнулся к Древу Души. — Анна, Ричард, что с Анной?
Его затуманенный от слёз взор сосредотачивается на алтаре, но он уже не понимает, что он видит. Яркий свет от Древа Души затопил всю округу.
Джейк понемногу приходит в себя, но адское пламя в его глазах всё не утихает. Он рычит, будто раненый зверь. Пытается встать, опираясь на руки, но тут же валится вниз, подкошенный острой болью в сломанной конечности. Преисполнился решительности и собрал побольше сил, потянулся целой рукой к ножнам на груди.
— Пора заканчивать…, — не своим голосом сказал он.
«Тэя!» — слышит он испуганный окрик Нейтири.
А затем его волю смело начисто. Все обиды, злоба и нестерпимая тоска покинули его беснующийся разум. Прощай, Эмили…
Яркий свет перед глазами заставил его тут же зажмуриться. Ему стало больно смотреть на него. Но даже сквозь веки он видел уже знакомый образ. Шестиногая лань, сотканная из самих звёзд, предстала перед ним во всей красе.
— Ты…
Тэя стояла рядом с ним на коленях, обнимая его за шею. Она улыбалась ему и шептала слова утешения, а после произнесла, указывая вверх, на алтарь.
— Папа, смотри, я спою сейчас и Семя Нового Рассвета придёт в наш мир!
— Что… Тэя!? Как ты…
Самосознание окончательно вернулось к Джейку, и он был сильно шокирован новыми откровениями. Его голова гудела от страшного удара Сион, ему было тяжело сфокусироваться.
Девочка поднялась, буднично отряхнула колени, и буквально стала центром внимания всех небесных и На’ви, не менее поражённых происходившим таинством. Возбуждённый гул прокатился по толпе.
Мо’ат уже давно прекратила ритуал, осмысленно взирая на внучку и только на неё. А собственная роль Мо’ат уже сыграна, с каждой секундой она теряла свою значимость.
— Я слишком стара, чтобы провести ритуал в одиночку…
Даже когда пророк просит совета или помощи, это звучит небрежно, как бы ради приличия, но не сейчас.
Тэя покачала головой с кроткой улыбкой на лице.
— Ничего, бабушка. Я знаю слова…
Тело Анны бездыханно. Аватар её не шевелился.
Тэя неторопливо поднялась на алтарь, приблизилась к Древу Души и сплела свою косу с его упругими ветвями. А затем, сделав глубокий вдох, она стала петь, прикрыв глаза. Эта сложная многоуровневая песнь, казалось, соединяла в себе искреннее сочувствие и почти кошачье наслаждение трудным положением, из которого нашёлся выход. Необычная песня, древняя, порождающая резонанс голоса и мысли. Слова терпкие на вкус, многим На'ви они едва знакомы. Мироздание от первых отзвуков слов этой песни окутала тишина. Оно прислушивалось к речи этого единственного ребёнка, который воспевал о сущности этого самого Мира. Это было как проснуться в царстве — крошечном снаружи, но обширном внутри, полном доступных для исследования чудес, — располагая эпохами. Разговаривать с существами планеты, слышать их собственные песни, пробовать их развлечения и разделять их мечты. И со временем… вынести ценный итог. О возможных путях, простирающихся перед На’ви.
Слова иссякли. Эхо песни всё ещё кружились где-то рядом, заполняя каждую пору мироздания, а девочка, набравшись духа, воскликнула всем телом и разумом.
— Услышь меня, Дочь Космоса!
И Звёздный Цветок услышал её. Невообразимо Древняя Ива пробудилась, ощутив и признав своё истинное имя, дабы исполнить последнюю волю — то единственное решение, к которому она шла все эти неисчислимые тысячелетия. Каждое живое существо на планете услышало всепоглощающий голос Мира: звери и На’ви, вся несметная флора Пандоры, даже небесные люди.

«Я внутри Вас, Я вокруг Вас, Я это...»
На краткий миг На'ви без единого намёка на цахейлу «услышали» голоса всех их предков, когда-либо живших на Пандоре. Казалось, стёртые, потерянные, они всё-таки смогли пробудиться, дабы вверить своим потомкам самое драгоценное желание, лелеемое из поклонных веков: «Да будет благословенна любая жизнь».


Музыка для атмосферы
(Ex Confusion — Lonely Flower in Her Hand)
Первые осмысленные движения, едва слышимо хрустнули суставы, хвост пришёл в действие, ощупывая пространство, молодое тело сделало первый осмысленный вдох, тонкие пальцы заскребли по корням Древа Души, которые будто бы стали рыхлыми, пористыми. Ладонь с надрывом выдернула часть корней, и этот слабый размолотый комок вспыхнул светом тысячи звёзд, обретая форму. Нити его сплетались в живое, трепещущее соцветие. А молодое тело, наконец, распахнуло глаза.
На’ви по всей планете падали наземь, стонали от удушья и боли в своей груди, они плакали в неверии, взирая напрямую или осязая умом, от потрясшей их картины потускневшего Древа Души. Его молочно-белый свет, который всегда грел их сердца, иссяк. Но затем в одно мгновение, равное взмаху ресниц, что-то произошло. Будто маленькое солнце взошло в центре алтаря, и высокая энергичная фигура застыла среди этих тёплых потоков света, омываемая ими, как новорождённое дитя в своей первой купели.


Фигура женщины сделала первый шаг, уверенный, но ещё слабый. Затем другой, но уже более устойчивый. Одной ладонью она прижимала к своей груди крохотную ярчайшую звезду, которая могла бы пересилить в своей ослепительности любую соперницу в космическом пространстве. Второй ладонью она прикоснулась к милому лицу Тэи, нежно проведя по нему пальчикам, лаская ненаглядное дитя, которое с восторгом взирало на пришествие Нового Рассвета. Благодарная улыбка расцвела на лице женщины, когда она взглянула на Мо’ат, а та в благоговении склонила свою голову перед ней. И теперь женщина приблизилась к Джейку.
Его взгляд был рассеянным, он едва держал своё сознание на плаву, мог в любой миг провалиться в забытьё. Всё, что он видел, это ослепительный свет и бесформенные очертания фигуры перед ним.
Женщина опустилась перед Джейком на колени, и с придыханием, закусив губу, прижала свою прекрасную ладонь к его щеке. Что-то тёплое и очень близкое заполнило сердце Джейка, и он вымолвил, полный сомнений и тревоги.
— Пальсен...!?
Аватар Анны, роняя слёзы, улыбался ему. Эта улыбка олицетворяла собой всю любовь ко Вселенной, а счастливый, изумительной красоты голос, что последовал затем, был полон таких знакомых ноток, полутонов и воспоминаний.
— Не угадал... дубина...

[Bolo]

Классно. И мордобой, и Эйва, в таком замесе, и при всей логичности труднопредсказуемо
Бешенй Джейк - да, реалистично.
Но самокопания многовато, ИМХО.

[нинат]

Под конец на слезу проброло. Отличный рассказ, хотя, учитывая размеры, это уже целый роман.

[Goopy]

Bolo (19 мая 2018 - 11:29) писал:

Классно. И мордобой, и Эйва, в таком замесе, и при всей логичности труднопредсказуемо
Бешенй Джейк - да, реалистично.
Но самокопания многовато, ИМХО.

нинат (19 мая 2018 - 19:56) писал:

Под конец на слезу проброло. Отличный рассказ, хотя, учитывая размеры, это уже целый роман.

От души, Bolo
Знаешь, если перечитать рассказ, то становится ясно, что он, вероятно, на треть состоит из самокопаний Но их я добавляю не ради того, чтобы они просто были, дескать, смотрите - драма, трагедия, бу-ху-ху. Нет. Многим из них есть причина, которая так же позволяет глубже проникнуться персонажем и, плюс ко всему, увидеть тёплые или "холодные" сцены из прошлого. То есть, суть в том, чтобы эти душевные метания имели смысл в контексте всего цикла или конкретного момента истории. "Другие тени Земли" так же затронет эти мотивы в сюжетах Грейс и братьев Салли, и будет очень похож на "Последний Аватар". В "Истории двух сестёр" я этому "внутреннему" так же уделю внимание, но там всё же рассказ будет ярче и он расставит акценты иначе - про окружающий мир и динамику жизни, о том, как сёстры и другие дети наслаждаются каждым мгновением их чудесного "сейчас". Но, да, все мы знаем про школу Грейс и те события, которые там развернулись. Их я не обойду стороной. История должна быть цельной, потому придётся вкусить не только сладкого мёда...

нинат, большое спасибо Главное, чтобы рассказ, так или иначе, хоть какие-то эмоции вызывал; любого характера: негативные или грустные, или счастливые. Иначе, работа будет пустой. Если хоть кого-то из читателей мой рассказ цепляет, значит, я не зря старался.

Ну вот, осталось две главы, которые открыто и без утайки дадут ответы на многие вопросы этой истории. Постараюсь опубликовать их в этом месяце. Ещё раз, всем спасибо.

[Bolo]

Goopy сказал:

на треть состоит из самокопаний

Это да. Хотя часть из этого можно было бы отдать и под самовыкапывание

[Дрон]

Ну что же, удачи. Это все, что мне остается сказать.
Скажу честно, для меня было тяжело читать, но работа великолепна, застовляет думать. По факту, прописные, лежащие на поверхности истины, но о них не задумываешься.

[Iserp]

Кстати, возможность био-экологического апокалипсиса на Земле не такая уж фантастическая с научной точки зрения. Наткнулся недавно на статью в журнале Природа №5 за 1975 г. "Палеонтология и охрана природы" Родендорф, Жерихин:

[Goopy]

Iserp, в точку
Только в "Последнем Аватаре" это отображено с большой долей фантастическо-фэнтезийного элемента и очень тесно повязано на каноне фильма или, если уж так угодно, на его расширенной вселенной, так или иначе, от канона безотрывной. В ближайшие дни опубликую 39 главу и там всё это будет разобрано подробнее.
Я, в общем-то, рад, что ещё зимой отказался от первой версии рассказа и отправил историю по другим рельсам — сюжет оброс своими фишками и стал лучше соответствовать будущим рассказам-предысториям. К сожалению, из-за этого вам пришлось ждать многие месяцы до финала. Но, по-крайней мере, всё движется, а движение — это жизнь.

[Goopy]

Глава 39
За спиной континент с большим количеством бессмертных гор, вырвавшихся некогда из самой земли. Они были словно острые мечи, которые достигли неба. Над покрытыми буйной зеленью бессмертными горами, изливающимися потоками водопадов, кружили тонкие полупрозрачные облака, пронизанные лучами тёплого солнца. В идеальный контраст этому пейзажу, впереди — извилистая береговая линия, примыкающая к просторной глади таинственного океана. Густые джунгли плавно сходят на нет и уступают место мягкому песку, складывающемуся волнистыми линиями под слабым, но настойчивым бризом. Высокие каменные скалы, гордо возвышаются над глубокими синими водами, разбивающимися об их прочные тела. И затем перед глазами возникает одинокое, ирреальное на этом фоне древо, сросшееся с камнем на одной из высочайших скал, покрытой пышными травами и густым мхом. Корни мощные, ушли глубоко в самое чрево земли. Кряжистый и немыслимо древний ствол — единение двух пород: такой знакомой каждому древесной коры и уникальной для этого мира сердцевины священных ив, пылающей днём и ночью молочно-белым светом. Листвы нет, лишь многочисленные плоды неведомых соцветий. Они такие разные: порой вычурные, а иногда до невероятия простые, словно собраны из разных мест; они не плодоносят, но и не гибнут, не достигнув того, ради чего были созданы. Само древо ощущается, как некая выдуманная нечеловеческим разумом фантасмагория цвета и формы. Кажется, что ему здесь не место. Впрочем, его ведь не сломили шторма или эрозия почвы…. И будто время не властно над застывшем в своём росте чуде природы. Ни живое, ни мёртвое. Оно просто есть.
Это памятник? Кому он воздвигнут? Кем или… чем он был создан? И кто должен помнить?
Ответы уже найдены.
Пути бытия полны превратностей, и в них есть печаль при разлуке и радость при воссоединении, и между этими крайностями — терзания жизни и смерти. Всё это запечатлено здесь — ощущается в этом древе, которое неподвижно стоит на пересечении суши и океана. Возможно, потому что в этом мире ничто более не требует его участия. У этого древа нет сознания, оно просто стоит здесь между небом и землёй. Но чувства не ошибаются. В точке, где выросло это древо, сходятся тысячи путеводных линий, называемых венами планеты. И отсюда они продолжают свой путь дальше, в безграничный мир На’ви. Это место чистейшей энергии. Бессмертная река циклов расцвета и увядания. Символичный образ.
Прекрасная женщина, замершая подле древа, наконец пошевелилась и распахнула веки. Тут же прищурилась и несколько раз моргнула слезящимися глазами, которые ощутили на себе солёный поцелуй морских ветров. Ещё раз она устремила своё восприятие к этому дереву без сознания. Ей было необходимо выстроить последовательность своих разрозненных мыслей. Ведь до сего момента она и не жила по-настоящему.
Не важно, насколько пухлой будет книга по истории, она не сможет впитать всё, что было. Все эти бесконечные ответы о прошлом будут забыты, а их другая часть, записанная на бумаге, утеряна из-за своей хрупкой формы. И только в старости, оглядываясь назад, на все эти годы, что ты прожил, ощутишь по-настоящему, что всё было эфемерным. Так и здесь: то, что это древо не способно было сформировать сознание и память, оборачивается выгодой. Таким образом, оно не потеряется в пучинах добра и зла смертного мира, достигая истинного равновесия без радости и печали. Этот памятник является маяком горькой правды, оставленным потомкам — откровенной формой истины, которую пыталась донести до своих предков душа, покоящаяся под крепкими корнями этого древнего растения. Душа, точившая клыки на свою Богиню...
«Обладать сердцем, как у неба и земли, и разумом, равным природе».
Эта концепция, чудом дожившая до сегодняшних дней со времён Первых Песен, с первого неискушённого взгляда не порочит веру На’ви. Но сколько в ней скрытого смысла… На’ви подсознательно чувствовали, что эта истина отторгает их от своих корней. Да и откуда им было знать всю правду? Дело в том, что Эйва, Дочь бесконечного Космоса, никогда не пыталась манипулировать своими Детьми, и уж тем более Она не желала их преклонения перед ней. Метафоричные сущности духовных зверей, тонкие и сложные в своей интерпретации образы, что видели многие Цахик — лишь верхушка айсберга. Истинные намерения Богини не всегда достигали её отпрысков. Они были неподготовленными, слабыми, как бабочки, не успевшие расправить свои крылья. Их естество не позволяло им быть самостоятельными, и они были ничем без своего мира. И Она нашла решение, пока её Дети постепенно взрослели. Она возжелала вернуть им то, что они потеряли.
«Вы станете, как Боги».
Но даже Она не подозревала, что ей придётся действовать на опережение, ибо Тьма пришла раньше, чем Она смогла подготовиться. А ведь были и другие Дети. Потерянные, одинокие без своей Матери, чья кровь по жестокой иронии оказалась на их же собственных руках. И Дочь Космоса, не будь она собой, заступилась за Детей своей, как казалось, мёртвой Сестры. Эйва взвалила на свои плечи судьбу двух миров. И это обернулось кошмаром здесь. Ведь та Тьма, что таилась в разумах многих живых существ, это…
— Sa’nok…
Женщина прервала свои размышления и удивлённо оглянулась, услышав такое тёплое обращение, наполненное добрыми воспоминаниями. Облик Нейтири, обратившейся к ней, кольнул сердце.
«Саванин?»
Нет, конечно, это не так. Но они столь похожи…
— И снова я вижу тебя, — пальцы Нейтири, сложенные в щепоть, прикасаются ко лбу, губы складываются в кроткую улыбку.
— И я тебя вижу…
И Тэя была рядом, и Мо’ат. Бабушка и её внучка молчаливо взирали на древо, вросшее в скалу. Нетрудно было понять, какие мысли сейчас у них в головах. От женщины не укрылось и то, что взгляд Мо’ат всё же был устремлён дальше — на спокойные воды океана.
Прошло несколько минут, наполненных неловкой тишиной. Изречь хотелось многое, столь важные слова рвались из души каждого. Им было что рассказать друг другу. Но так тяжко сделать первый шаг…
Нейтири решилась первой. Она подошла к женщине, наклонилась вперёд. Они смотрели друг на друга. Нейтири протянула руки и положила их на плечи женщины, и… медленно притянула к себе.
Это были крепкие объятия, наполненные любовью — словно встретились родные люди, которые не виделись долгие годы. Это была не первая их разлука. Но, уж как посмотреть, вполне вероятно, что одна из самых болезненных. Даже Эйва не могла их воссоединить. Голос ушедшей женщины был утерян в глубине сознания Богини. Но Нейтири верила, она ждала. Когда в бессознательном порыве они с Джейком произнесли: «Она здесь», отвечая Норману, они ни на миг не сомневались в правдивости своих необъяснимых ощущений, хоть и память о том событии рассеялась под гнётом Великой Скорби. Нейтири успокоилась от ощущения такого знакомого тепла названной Sa’nok. И внешние различия той и этой физической формы не смогли повлиять на чувства.
Нейтири расцепила руки и нехотя отстранилась. С немного виноватым, смущённым видом украдкой посмотрела на женщину. А та ошеломлённо опустила взгляд. Сейчас на её груди красовался амулет Саванин, который та вручила ей в памятные времена, в их Доме Солнца. Изящный подарок прошлого.
Женщина с грустью и благодарностью взглянула на Нейтири. Теперь всё уже не так, как она считала вначале. Их судьбы переплелись давным-давно.
Нейтири же почувствовала, как страх перед силой небесных людей, обретённый в детстве, стал ослабевать. Страх, родившийся тогда, когда была разгромлена школа, и позднее, когда На’ви изгнали людей. Смысла в той лжи, которую она сама себе выдумала больше нет. Сохранилась лишь обоснованная тревога, ибо Великая Скорбь не закончилась. Мать умолкла и Её Древо Души «погасло». Этому нет объяснений. Если сначала На’ви были в панике, затем их окутала апатия, а после — болезненное принятие. Им никогда не приходилось сталкиваться со всепоглощающей тишиной мира. И они не знали, как поступить. Неужели теперь они все стали, как те бедные звери, что перестали слышать голос Матери? И этот дивный Звёздный Цветок, отныне пылающий у подножия Древа Души… Что он такое?
Женщина чутко уловила роящиеся в голове Нейтири мысли, будто могла увидеть их вживую. Она чуть успокоила Нейтири, сжав её ладонь.
Приблизилась Тэя. В её ясных глазах будто бы сияла сама Вселенная.
— Пришло время обрести утерянное? — спросила девочка.
Женщина улыбнулась, присела перед ребёнком и покачала головой.
— Разве ты не поняла, в одиночку закончив ритуал Цахик, который и многим взрослым дарованиям не под силу?
Нейтири с тревогой глянула на Мо’ат, а та лишь с улыбкой пожала плечами. Нейтири до сих пор с трудом давалась правда о случившемся откровении под Древом Души.
— Вы уже обрели всё необходимое. Осталось только вспомнить… как это использовать.
На лице женщины промелькнуло печальное, но в какой-то степени решительное выражение, она пересеклась взглядом с Мо’ат, а та лишь слабо кивнула ей. Старушка уже выполнила обещание, данное Великой Матери, и желала обрести покой; клан выстоял, наследие Цахик передано Нейтири и даже молодая внучка совершила невероятные успехи, как вестница Эйвы. Отныне Мо’ат собиралась уйти, не прощаясь, — спокойно, без всяких церемоний. Она вверила будущее в руки своих детей и соратников. И даже океан звал её слишком настойчиво…
— Здесь покоится..., — неуверенно произнесла Нейтири, посмотрев на древо.
Женщина покачала головой и продолжила за неё.
— Я лишь представляю себе, что это чья-то древняя могила. Здесь нет никого. И никогда не было. Ваш предок, — она задумчиво прикоснулась к амулету, — душа, стоявшая в те времена у истоков новых… концепций клана Оматикайя, находится в Море Души — Оке Эйвы — как и все живые создания когда-либо жившие в этом мире.
— Но Эйва… Воспоминания наших предков… Всё это теперь для нас…
— Нет, — решительно произнесла женщина. — Скоро ты поймёшь, что всё изменилось.
— Что же нас ждёт, Sa’nok? — спросила Нейтири и оглянулась, вновь ища поддержки у матери.
Но Мо’ат исчезла…
— Что… Мама!? — Нейтири не на шутку взволновалась.
Но никого из остальных присутствующих это, казалось, не обеспокоило. Лишь Тэя смотрела куда-то вдаль, за линию горизонта, куда простирался всё такой же таинственный и спокойный океан. Девочка не плакала и не скорбела. Она знала, что все Дети рано или поздно возвращаются к Матери…
— Если честно, будущее этого прекрасного мира мне неизвестно, — произнесла женщина, взяв девочку перед ней на руки. — Но этот кризис стал для всех вас шансом, чтобы разрушить и воссоздать себя заново.
— Превратить ломкие от времени каменные склоны в цветущие луга? — воспроизвела Тэя «подсмотренную» мысль женщины.
Улыбка была ей ответом.
А потом женщина закрыла глаза, обратила своё лик к небу и открыла разум необъятному миру вокруг неё. Детям Матери пора услышать призыв. Они должны засвидетельствовать начало новой эпохи…

***
Нет меня, пустота… Нет ясности цели, нет чувств и мира вокруг нет. Ничего. А потом ощущения резко возвращаются, ударив по сознанию сокрушительной волной.
Джейк плохо осознаёт, что не так... Голоса. Крики. Откуда-то. Что-то знакомое... Нежные ладони дочери на лице и вспышка света. Звёздная лань на границе разума…
Вопль ужаса, излившийся из уст Ричарда. Бледная, но странно спокойная Саша, сжимавшая свой живот, в котором должна была таиться новая жизнь. О нет, нет! Чудовище! На’ви ошеломлены случившимся. Отшатываются падают на колени, их пронизывает ужас, но совсем от другого события. Песня юной девочки замолкает и Великое Древо гаснет! Нейтири и Эбор в растерянности. Сыновья застыли в шоке. Почему всё так произошло?
Собственное дыхание: непрерывное, исступлённое, навзрыд. И яркий свет, затопивший Колодец Душ.
Божественная фигура, слившаяся с потоками энергии, приближается к Джейку.
— Пальсен!?
Улыбка за двоих. Слёзы. И тёплый голос.
— Не угадал… дубина…
Эти слова занимают то место, где все представления о мире сливаются воедино, кристаллизуются в виде столь сжатом, что становятся постижимы для любого разума.
Глаза женщины перед ним светятся жизнью, и хитрая искорка смеха проскальзывает в них, прямо как в те добрые времена.
— Грейс!?
Джейк неожиданно рвётся вверх, пытается подняться, чтобы подхватить её на руки и закрутится вместе с ней от радости. Но его тело скрючивает боль, и он падает на четвереньки, сокрушённый вновь. Происходящее никак не укладывалось в его голове. Сегодня он чуть было не совершил одну из самых ужасных ошибок в своей жизни, но всё повернулось непредсказуемым образом. И он знал! С самого начала этой истории они вместе с Нейтири знали, что их чаяния не напрасны.
Фигура Грейс отдалилась от него, дабы посадить пылающее семя в её ладонях возле тусклых корней «угасшего» дерева. Движения выглядят буднично, профессионально. Она всю жизнь посвятила растениями, оно и не мудрено.
Звёздный цветок, как живое создание, быстро пустил корни, обретая связь с почвой и всем вокруг. Его свечение ослабло. Радужные нити его соцветия обрели спокойствие. Он в безопасности. Он дома.
Грейс вернулась к Джейку. Взгляды десятков воинов и охотниц прикованы к ней. Трудно понять, о чём они думают. Грейс понимала, что сказать нужно многое. Поэтому стоило делать всё по порядку.
Она приблизилась к ошеломлённому Джейку, аккуратно помогла ему подняться, перехватив его неповреждённую руку через плечо и, взглянув в его глаза, произнесла.
— Помнишь, приклонив колени перед Древней Ивой, ты сказал: «Я пойду до конца». Так и не оступайся впредь, солдат. Иди вперёд, с гордо поднятой головой, храня свои убеждения в себе, как знамя.
— Ты действительно слышала меня? — Джейк думал, что всё было иначе.
— Почувствовала, скорее, — хмыкнула Грейс.
Они медленно побрели к остальным. На’ви расступались. Некоторые из них, старшие в основном, понимали, кто перед ними. Они находили в себе силы и приветствовали Грейс, несмотря на боль от произошедшего события с их Матерью.
— Скажи, Грейс. Ты вернулась к нам только сейчас. Почему? — голос Джейка был слабым.
— Я видела жизнь, — ответила Грейс, — но жить так и не научилась.
Она задумчиво покосилась на Джейка и спросила.
— Как называется прощание навсегда, только наоборот?
Джейк долго не отвечал, обдумывая этот вопрос, наполненный таинственным смыслом, но затем твёрдо произнёс.
— Встреча.
Грейс улыбнулась, отпустила Джейка и помогла ему сесть на землю.
— На самом деле, — заявила она, — мы с тобой никогда не прощались. Для нас есть только встречи.
Он не понимал, о чём она. Мгновение было торжественно-высоким, он почувствовал его ненадёжность, — если взлетаешь высоко, можно сильно разбиться, когда будешь падать. Ему стоило укрепить основание, на котором он держался, иначе его разум не стерпит череды событий, захлестнувших мир На’ви.
— Отдохни, Джейк, — молвила Грейс, положив ладонь ему на плечо, — мы справимся. Теперь уже точно. Я обещаю.
— У меня есть для вас подарок, — в разговор внезапно вклинилась Тэя, неожиданно возникшая подле Грейс. — Я расскажу вам, кто научил меня этой Песне!
Её переполняла гордость. Она знала, что отлично потрудилась.
— Поверь, — рассмеялась Грейс, нежно взяв в ладони лицо девочки и дыхание её разума достигло сознания дитя. — «У нас один и тот же учитель».
— S… Sa'nok?
Лицо Грейс изменилось, на нём заплясали оттенки множества эмоций. Она обернулась и приковала свой взгляд к Нейтири, обратившейся к ней. Возникшая тишина казалось очень тягучей, давящей. Но улыбка Грейс всё исправила, обратила вспять.
— Прости, что снова оставила тебя…
Нейтири неожиданно расплакалась и покачала головой.
— Ты никогда нас не оставляла. Это мы с сестрой… То есть, это я бросила тебя…
Грейс стиснула зубы. Её красиво лицо чуть исказилось. Жилы льда под камнем. Ничто не движется, ничто не меняется. Надо исправить это. Пора рассказать На’ви об их судьбе… Но перед этим стоило посетить «монумент прошлого», с которого всё началось, дабы восстановить последовательность своих разрозненных мыслей, которые только-только понемногу стали обретать форму осмысленных воспоминаний.
Взгляд Грейс коснулся любящей друг друга пары, замершей в отдалении. Грейс не знала о них, и в то же время понимала, что отныне будет знать всегда. Сам мир подарил ей, заново рождённой, своё восприятие — истинную связь со всем живым и неживым вокруг. Это было и тем, что Мать решила вернуть своим Детям, которым вскоре предстоит стать взрослыми и самостоятельными на пути в безграничное будущее.
Под сердцем женщины, глядевшей на Грейс с тревогой и горьким пониманием ситуации, случившейся с Анной, билось ещё одно сердечко. Махонькое. Но живое. Невредимое!
Грейс облегчённо вздохнула.
«И правда, этот мир безжалостным не был. Он всегда хранил равновесие…»

***
Слабый язычок пламени быстро таял, его отсветы играли на влажном асфальте. Сосредоточие безумия — жуткие корни из чрева АМС — становились пеплом. Максим и Мария были рядом, наблюдая за процессом не отрывая взглядов. Им было жутко. Вдруг эти отвратительные, ирреальные по своей форме корни сбегут? Но теперь это в прошлом. Ветер развеет пепел. И останутся лишь воспоминания.
Максим дрогнул. Он крепче сжал ладонь жены и устремил взгляд на горизонт, вдаль, за пределы Небесных Врат, где умирал закат.
Каждый раз, стоило ему только решить, что он наконец смирился со всем, чего можно ожидать, как из преисподней снова натягивали узду. Ни с чем он не примирился. Только мельком бросил взгляд в бездну и теперь мечтал похоронить всё, что ему открылось, — пусть бы всё шло по-прежнему, будто ничто не менялось.
— Это конец? — услышал он вопрос Марии.
— Если и нет, то мы, так или иначе, очень близки к финалу всего этого безумства.
Он окинул тоскливым взглядом окружавшие их останки небесных созданий. Бесчисленные кровавые «цветы» на бетонных площадках, крышах зданий, асфальтированных дорогах и взлётно-посадочных полосах. Два оставшихся в ведении землян вертолёта повреждены и сломаны. Бездыханное и окоченевшее до состояния камня тело легендарного леоноптерикса укрыло их обломки под своими рваными крыльями.
Максим передёрнул плечами, к горлу подкатил вязкий ком; выходило всё так, что именно он их убил…
— Я буду держать детей подальше от всего этого. Постараюсь временно занять их чем-нибудь, отвлечь от тревожных мыслей и опасных идей, — сказала Мария, когда погребальный костёр для жуткий корней окончательно потух. — Как скоро вернутся за нами Саша и Ричард?
Максим прислушался, повернул голову на восток и произнёс.
— Прямо сейчас.
Разрывая воздух к ним летел знакомый шаттл. Из жирной точки на горизонте превратился в крупную крылатую машину. Круто завернул над взлётно-посадочной полосой и мягко приземлился на участок, свободный от тел животных. Опустилась аппарель, из недр шаттла стали выходить фигуры На’ви и людей. Их было немного.
Максим насторожился. Увидел явно травмированного Джейка и Ричарда в обличье Ри'сона, нёсшего аватар своей супруги, пока сама Саша сопровождала их рядом; несколько воинов из деревни, в неверии застывших перед открывшейся их взору страшной картиной; полковника Росс, выглядевшую крайне неважно; угрюмую Нейтири и… необычайно красивую женщину На'ви в одежде с атрибутикой Оматикайя, которую Максим никогда не встречал в племени.
Вместе с Марией он тут же устремился к ним.
Макс увидел, что одна из рук Джейка была плотно зафиксирована перевязью, его голубовато-синюю кожу усеивали многочисленные ссадины и кровоподтёки. Саша кусала губы, держа свой аватар за руку. Видимых травм вроде бы не было. Сион Росс же выглядела так, будто по ней катком проехались.
— Что стряслось!?
Джейк смутился, помрачнел, оглядывая трупы зверей, и бросил взгляд на Сион и, в особенности, на аватар Саши.
— Всё очень сложно, Макс. Прошу, осмотри аватар Саши. Боюсь, я зашёл слишком далеко. Хотя Грейс сказала, что беспокоиться не о чем…
Максим вздрогнул, сосредоточившись на сестре, казалось, что Джейка он совсем не услышал.
— Саша…
— Прости, Максим, — она покачала головой, — мы хотели, как лучше. И снова я прошу тебя о помощи, и доставляю проблем…
— Забудь обо всём, — вскинулся Максим. — Ричард, неси её в секцию шесть; там всё необходимое оборудование для обслуживания аватаров…
— Я помогу, Макс...
Он вздрогнул, оглянувшись на голос. Ему показалось, что это изрекла полковник Росс. Но с чего вдруг? Та, несмотря на свои тяжёлые, но явно заботливо обработанные травмы, выглядела спокойно и держалась стойко, хмуро сосредоточившись на теле икрана подле неё. Мерещилось, что эту женщину, будто бы выточенную из цельного бруска металла, невозможно сломить. И правда, её происходящее тревожило не больше, чем бессмертную гору волнует течение времени. В действительности, голос принадлежал женщине На’ви, до этого момента бродившей между телами небесных созданий. Её лицо в тот миг не выражало ничего, кроме раскаяния, а нежный голос журчал, шепча древние слова на языке На’ви. Казалось, она прощалась с этими бедными существами. И после этого, описав лишь малый круг и, видимо, не завершив ведомый только ей ритуал, она приближалась к Максиму.
Нейтири с благоговением внимала рассеявшимся в воздухе словам женщины, которые словно бы и не пропали вовсе; неумело попыталась повторить древний напев, но с каждым разом её шепчущий голос выравнивался, а слова обретали форму и, самое главное, свою немаловажную суть. Она, ступая твёрдым шагом, заняла место женщины, продолжив её ритуал.
— Я не встречал вас в племени…, — даже слишком учтиво начал Максим, обратившись к приблизившейся к нему молодой особе, а затем голос его дрогнул, когда он увидел слабую улыбку на лице этой женщины.
Этот образ был чересчур знакомым. В его голове всё перемешалось. ЧТО до этого ему сказал Джейк!?
— Ну что, Макс? — женщина подошла к нему вплотную и присела, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Сработаемся, как раньше…?
— Невозможно… Как!? — просипел Максим, боязливо коснувшись лица женщины кончиками своих пальцев. — Как совпали нервные системы двух абсолютно разных…, — и он захлопнул рот, сам не понимая, что несёт в этот удивительнейший момент.
Грейс крепка сжала его ладони в своих и загадочно произнесла.
— Верный Путь мне указали Духи… и одна маленькая девочка, — она несколько озорливо оглянулась на Джейка и Нейтири. — Идём же. Мы поможем всем, кому это требуется, а затем я отвечу на все ваши вопросы, если это будет в моих силах. — Она ненадолго замерла, повернув голову в сторону Марии. — У тебя замечательная жена, Максим. Вероятно, я слишком многое пропустила… Как ваши дела, мисс Хейтер, ох, то есть… миссис Патэл?
Мария моргнула и перевела взгляда на оцепеневшего мужа. Она совершенно не понимала, что происходит. Но… разве Джейк не…
— Доктор Августин…?
Тонкий возглас восторга и недоумения огласил округу.
Росс наблюдала за всем этим со стороны. Повела рукой, чувствуя, какие нехорошие звуки издают её суставы и как болезненно трещат связки. А о состоянии рёбер лучше вообще промолчать. Но высокотехнологичный тонкий комбинезон крепко держал её на ногах, как дополнительный слой эластичных мышц, поэтому сильно жаловаться на своё здоровье не хотелось. Только голова шумела от убойной дозы лекарств.
Она почувствовала взгляд на себе и повернула голову.
Джейк порывался начать диалог, но нужных слов не находил. За всё это время с последнего события в Колодце Душ они не перемолвились и словом.
— Ой, хватит, Салли. — беззлобно цокнула языком Росс. — В целом, мы не во всём были честны с тобой, но время оказалось не нашей стороне. Пришлось идти в ва-банк. Ты мимоходом лишился рассудка, а я, в свою очередь, охраняла Пальсен. Мы вполне обоснованно покусали друг друга без шансов на иной исход. И, в целом, что поразительно, без жертв. Если не считать ситуацию с ребёнком Саши, — она перевела взгляд на спящий аватар в руках Ричарда, — и… моим непосредственным начальником, — теперь её взгляд сосредоточился на фигуре Грейс.
Та, словно почувствовав эмоции Сион, бушевавшие под толстой мембраной её холодного облика, наполненного в довесок напускным безразличием, обернулась и произнесла.
— Простите, полковник. Но Анны со мной нет. Она отныне в Море Души.
— Что бы это не значило…, — пробормотала Сион, стиснув ладонью виски. — По-видимому, отныне мне предстоит разгребать её дела… Ну а что ты, Джейк? — она посмотрела на своего бывшего соперника. — Больше не станешь творить чёрте что, и высылать нас, а потом звать обратно, как только пожелаешь?
Джейк тяжело вздохнул.
Зачем вообще стараться, если жизнь будет сбивать вас с ног? Хороший вопрос. Но нельзя позволить озлобленности руководить вами, или вы рискуете стать очередным Куоритчем, чья личность и самооценка построена на фундаменте из песка. Нельзя позволить страху одиночества или отказа, или предательства мешать вам расти, иначе вы будете барахтаться в иле как Селфридж, который отдалился от жизни в ожидании бесплатного чуда. Расти — значит принять таинственность и беспорядок жизни, и что вы должны всегда быть открыты миру вокруг и внутри нас. Ведь все мы лишь большие Дети, которым приходится иметь дело со всё более сложными ответственностями и эмоциями — остаётся только иметь храбрость справляться с ними, сохраняя своё внутреннее приличие.
«Никогда не бойся нанести удар, но принимай свои неудачи с готовностью и благодарностью, они будут тебе ценным уроком», — слишком поздно вспомнил Джейк слова Томми.
Джейк встретился глазами с Нейтири, ходившей среди икранов, и, кивнув ей, его чуткой супруге, которая никогда не оставляла в беде, ответил.
— Для начала мне надо разобраться с моим отношением к вам. И с тем, как На'ви будут воспринимать вас отныне. Если, конечно, у нас ещё осталось время для этого. Я чувствую, как ЭТО чуждое нечто пожирает меня изнутри. Делает слабым и нерешительным. То же и с остальными; мы словно сами на себя не похожи! Но я могу обещать вам одно: дальше мы будем действовать сообща.
— Для начала и того хватит, — простосердечно кивнула Росс.
Нейтири организовала прибывших охотников для расчистки колонии. Небесных созданий необходимо почтить и вернуть их тела земле. Джейк порывался помочь, но супруга его мягко осадила, указав на его травмы и попросила вызвать в колонию дополнительные силы в помощь остальным воинам. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как достать рацию и связаться с деревней. Он сообщил ситуацию Эбору и остальным соратникам. Раздал временные указания и запросил поддержку. Даже нашёл в себе силы попросить прощение за глупое представление на священной земле. Но Эбор всегда следовал за вождём и обиды от него ждать не следовало. В конце Джейк пообщался с сыновьями и дочерью, которая сильно желала поговорить с Грейс, и лишь после этого, казалось, успокоился.
После отпевания крылатых братьев и сестёр, Нейтири, несмотря на то, что очень хотела побыть с Грейс, вернулась в деревню, к своему клану и детям. Отныне она полноправная Цахик Оматикайя и племя, пережившее один кошмар за другим, требовало её поддержки, как духовного лидера. Это её долг. Нейтири, как и ожидалось, стойко переносила свалившееся на неё бремя. Особенно после того, как родная мать покинула её, отправившись в своё последнее путешествие…
А к Колодцу Душ уже потекли ручейки На’ви из множества других кланов. Неужели они искали утешения у «алтаря» их неожиданно умолкшей Матери? Или они желали своим присутствием запечатлеть новорождённое чудо — Звёздный Цветок? В любом случае, им потребуется всевозможная помощь. На’ви, даже воюя временами меж собой, так или иначе, были сплочены больше, чем люди. Их объединяла единая линия крови, общие корни, проистекавшие от древних предков и их воспоминания, которые они разделяли друг с другом. И сам мир был им основой в их единении. От того они — Народ. Но всё же они проделали сей путь не только из-за этого. Они, разбросанные по всему континенту и далёким островам, неведомым образом услышали слова женщины, вернувшейся из Моря Души в новом обличье. Она произнесла лишь несколько древних слов, рассеяв их по всему миру, но каждый от мала до велика понял её намерения. И они доверяли этим словам. Пускай лишь подсознательно, но они верили. В день окончания Великой Скорби они будут готовы принять свою судьбу.

***
Покрытые древними лесами длинные горные хребты растянулись по северным регионам. Голубые реки и озёра прикрывали их подножия. Вода в них была спокойной и чистой, да настолько, что можно было увидеть дно. Эти воды идеально отражали яркие луны, что зависли в небе, излучая тем самым невероятную красоту. Тёмные гигантские скалы, парящие в небе, слабо гудели и потрескивали. Идеальные каменные арки в глубине этой воздушной и наземной цепи гор описывали небосвод. Они гулко резонировали. И в центре Колодца Души под ними пылал Звёздный Цветок, как будто бы он сам был сосредоточием энергии, что вот-вот прокатится над этими территориями. Перестали шелестеть деревья, живые создания, не лишившиеся разума, притихли, схоронились подальше и поглубже. Окружающий пейзаж стал моделью земли сокровищ. Наиболее важно то, что здесь было тихо и спокойно. Но это лишь временное затишье. Пандора таила опасности. Некоторые были жуткими, но иногда они казалась немыслимо прекрасными… если наблюдать за ними издалека.
Все звёзды в небе стеклись воедино и вспыхнули ярким огнём. Яростно блеснули, тонкие далёкие молнии, распугивающие облака. Загрохотал гром, постоянный перекатывающийся рёв мешал любому слову или мысли. Разразился надвигавшийся шторм без ветра и дождя. Задрожали кроны лесных титанов. Разветвлённая сеть белого и сиреневого пламени наконец окутала небеса. Ионизированные волны пронзили парящие горы — смертоносное буйство света и красок. Поток заряженных частиц беснуется в атмосфере Пандоры в виде электрического шторма. Редкое и опасное, но нереально прекрасное событие.


— Я видела это лишь однажды с момента своего прибытия на Пандору. Наблюдала с орбиты, — произнесла Саша, следя за происходящим на безопасном отдалении — со склона высокой горы, расположенной неподалёку от пристанища небесных людей.
Она торопливо поправила маску экзокомплекта, стараясь не пропустить ни единого момента. Дабы всё это великолепие целиком запечатлелось в её памяти.
Саша продолжила говорить.
— Потоки солнечного излучения, попавшие в магнитное поле планеты-гиганта, отклоняются в сторону Пандоры, что способствует образованию «трубок» магнитного потока. И от полюса Полифема к полюсу её спутника устремляется поток заряженных частиц силой в миллионы ампер, порождающий одно из тех явлений, которое мы можем наблюдать сейчас.
— Полифем сердится, — хмыкнул Джейк.
— Ненаучно, — улыбнулась Саша.
— У На’ви старшие любят так говорить детям во время жутких бурь, подобной этой. Хотя Полифем они называют иначе, но не в этом суть. Впрочем, для всех и каждого — человек то или На’ви, — несомненно, это звучит лучше и понятнее.
— А откуда На’ви знают, что происходящее связано с гигантской сферой в небе? — с усмешкой спросила Саша.
Джейк стушевался.
— Боюсь даже предположить, — он развёл руками. — Знаешь, они уже не раз меня удивляли…
Они были здесь только вдвоём. Другие — люди, конечно, — наблюдали за происходящим со спутников или были заняты иным делами. Эта опасная красота не так уж и часто трогала тех, кто прожил здесь, казалось, целую жизнь. И уж тем более она не могла коснуться их сердец в эти неспокойные дни — слишком много страха натерпелись все разумные.
— Ты позвал меня сюда не только ради того, чтобы мы понаблюдали за этим во истину чудесным представлением с лучших мест, правда? — спросила Саша, подмечая все моменты того, как затихает энергошторм.
— Я не знал, как извиниться, — честно ответил Джейк. — И столько всего навалилось. Ваше возвращение, это безумие, гибель друзей и соратников, и вот теперь Грейс и Земля… Я был в смятении, оказался растерян. А затем чуть было не отнял у тебя то немногое, что ты смогла обрести посреди этого хаоса…
— Но не отнял, — Саша прямо взглянула на Джейка.
На Сашу нежданно накатывают образы близких, навсегда оставшихся в прошлом, и тёплые руки, крепко сжимающие её, сберегая от бури, чей образ схож с увиденным буйством энергии. Она ощущает кровь, чужую, что пролилась ради неё. Она отчётливо понимала, что ей подарили шанс. И у многих она, повзрослев, этот шанс отняла. Судьба непредсказуема.
— Не отнял, — повторяет она неосознанно.
Джейк молчаливо ожидает, пытаясь понять её мысли и намерения.
— Мы живы и это главное, Джейк, — наконец произносит Саша, примирившись с чем-то внутри себя. — Грейс сказала, что Мать защитила нас. Стольких скольких смогла.
— Но не тех, кто был на Земле…, — хвост Джейка резко дёрнулся. — Даже без моего отношения к людям — моим ныне номинальным сородичам — я никогда не желал человечеству такого исхода. Никогда. А теперь остались лишь сожаления…
Джейк не понаслышке знал, что в человеческой природе глубоко укоренилось зло. Тем не менее, он не был тем, кто оплакивал бы состояние Вселенной и человечества, не говоря уже о том, чтобы подвергать сомнению жизнь, какая она есть, увидев мерзкую человеческую природу, и в итоге пожелать, таким образом, уничтожения их миру. Он был просто Джейком, обычным парнем, который преследовал свой путь, желая, чтобы его жизнь и жизнь хороших людей вокруг него избежала этого метафорического колеса бедствий. Но обстоятельства всегда были против него, засылая к чёрту на рога.
Саша нахмурилась.
— Максу и его семье правда далась особо тяжко…
— Да, — сокрушённо кивнул Джейк. — Мы планировали полностью закрыть все вопросы сегодня на собрании... Послушай, если ты не ненавидишь меня..., — он запнулся, совсем не так ему хотелось сказать. — Я действительно хотел бы стать вам с Ричардом другом, позабыв все печали и обиды. Теперь я как никогда понимаю, что всем нам — оставшимся в одиночестве людям и потерявшимся в отчаянии На’ви — без друг друга никак нельзя.
Саша с горькой улыбкой покачала головой.
— Я думала, что мы уже решили этот вопрос. Всё случившееся останется в прошлом. Нам же стоит двигаться в будущее. Вместе.
— Ты права, — Джейк широко улыбнулся и тяжёлый камень упал с его сердца.
Они немного помолчали, внимая раскатам утихомирившейся бури.
Звёздный Цветок пылал столь ослепительным светом, что создавал протяжённый светящийся столб, пронзивший небо. Он впитал в себя много энергии. А его тайна оставалась такой же непостижимой.
И вот, не сговариваясь, Джейк и Саша побрели обратно в Небесные Врата, каждый думая о своём.
Джейк вёл девушку по тропе, став её проводником. Лес всегда будет безопасным, когда знаешь где идти, чтобы не нарушить его покой своим присутствием. Она бы и сама смогла проделать этот путь — многому научилась, пока проживала жизнь Шали. Но ей несомненно было приятно в такой компании.
— Скажи, — тихо окликнула она Джейка, — ты упомянул, что остались в тебе лишь сожаления. Выходит, ты часто жалел о чём-либо? К примеру, о своём выборе? Став на защиту На’ви, потеряв связь с родным миром? Ох, прости, что задаю такие неправильные вопросы. Конечно, ты не сожалеешь о таком…
Джейк не отвечал.
— А я вот о многом сожалела… Изъела себя переживаниями. Закопала себя в непрестанном самоанализе. Я, наверное, жуткий человек… Трусливая и ни на что негодная, всегда опиралась на других… Не знаю даже, какого мне будет без Анны… Ну вот, — она всплеснула руками, — опять я заладила.
— Сожалений много, — внезапно ответил Джейк, мягко отклонив в сторону здоровой рукой нетоксичные, но острые листья унидельты. — Нет числа им. Но я смирился. Упорно или, если хочешь, упрямо двигался вперёд, как и всегда. Есть только два момента моего прошлого, которым мне не найти оправдания. Я не примирился со своим братом по-настоящему. Только здесь смог. Задним числом, так сказать. А до этого…
Саша тихо пробиралась следом за Джейком, умело огибала рослые растения, настороженно внимала окружению, что давалось непросто без острого восприятия аватара и затем оступилась, едва не упав, когда услышала следующие слова её проводника.
— …я слишком поздно понял, каким лицемером был, когда думал, что, будучи солдатом — узаконенным убийцей, я смогу нести мир. Такие хрупкие мечты, правда? Как бумажные кораблики, спущенные в свирепствующий океан. А когда внезапно наступила вспышка прозрения там, в Венесуэле, в тот «Чёрный день», где мне пришлось схлестнуться с двойной бурей — человеческой яростью и самой матерью природой, я сотворил ещё больше ошибок. Подставил под удар своих напарников, получил ранение, лишившее меня ног и даже не смог спасти одну маленькую жизнь, ради которой ринулся под обстрел пуль и колючего песка. И знаешь, если бы я действительно спас ту единственную душу, то мне не о чем было бы сожалеть. А так… в эпицентре того кошмара, я поставил на всё и прогорел, как никогда в жизни…
Джейк остановился. Он тонко уловил своим слухом, что Саша за его спиной не двигалась.
— Так это был ты…?
Он обернулся.
Её взгляд не отрывался от его лица ни на миг. Слёзы чертили влажные дорожки на её щеках, а губы подрагивали.
— Я так и не видела лица того солдата… Не знала, что он пережил ради меня. И сколько не искала, так и не смогла найти его после…
Джейка пробрало от головы до пят. Он застыл, крайне шокированный внезапным открытием.
— Поверь, — её голос дрожал от переизбытка эмоций, — тебе и вправду не о чем сожалеть. Ты не проиграл тот бой, который затеял ради меня…
Джейк и Макс, несмотря на долгую дружбу, проверенную парой десятилетий, редко затрагивали во время частых посиделок прошлое своё и своих семей. Джейку было и невдомёк, что та девочка-подросток, которую он тщетно, наперекор приказу, пытался защитить во время пошедшей наперекосяк боевой операции в столице венесуэльского государства, не только выжила, но и стоит сейчас перед ним.
Это ли не судьба?

***
В полуоткрытом небу помещении один за другим гасли экраны сетевых терминалов, пока лишь не остались несколько из них, разгоняющих полумрак. Сион хмурилась, явно отягощённая свалившейся на неё задачей по управлению остатками человеческой расы. Десятки типовых отчётов и вроде бы никаких происшествий. Но в каждой строчке рапортов читалось что-то большее, чем в стандартных докладах по форме. Ощущалась некая бессистемность в шаблонах…
Мария и дети Макса спали. Они жутко перенервничали. Сам Максим смотрел, как меркнет на западе облачная гряда, которую сопровождали едва заметные лиловые лучики улетевшего за горизонт солнца. Пальцы его бездумно барабанили по маске экзокомплекта. Совсем недавно он вместе с Джейком узнал от полковника Росс правду о Земле и ему окончательно перестало мерещиться, что вся его жизнь была похожа на русскую рулетку. Джейк тут же, стиснув зубы, ушёл, забрав Сашу с собой, сказав перед этим всем, что хотел бы показать ей некое чудесное «светопреставление», что наступит поздними часами. Макс, понимая, почему сестра не рассказала ему об этом раньше, так и не успел обмолвиться с ней и словом о событиях в родном мире, а уж что было с Марией и детьми… Ему становилось жутко от предстоявших проблем. Казалось, что даже простое осознание произошедшего бедствия далось ему легче, чем им. Ричард порывался пойти вместе с Сашей, перед его глазами всё ещё стояла сцена, в которой Джейк в безумии наносит страшный удар по аватару его супруги, но та, явно чувствуя, что у Джейка были свои мотивы для этого похода, попросила своего мужа остаться и присмотреть за её аватаром, и тот очень неохотно согласился. Впрочем, Грейс, которая явно занималась не только растениями, и Максим в самом деле проделали отличную работу — плод был в порядке. Это было приятным чудом, выбивавшимся из череды странных событий.
— Дочь Космоса? — Максим вновь обратился к Грейс, пытаясь прояснить для себя неясные моменты того немного, что было сказано ранее.
— Будь то Море Души — Око Эйвы, или Дочь Космоса — сама Эйва, — это древние понятия, зародившиеся на заре формирования культуры На’ви. И даже мне порой так сложно определить их истинную подоплёку…
— Так тяжело упорядочить все эти откровения… В голове сплошная каша… А Эйва? Она… мертва? Или…
Грейс медленно приблизилась к Максу и проникновенно заглянула ему в глаза.
— Дочь Космоса отныне, — она прикоснулась к его груди, там, где сердце, — здесь. Пойми правильно: не метафизически, но буквально. Все, кто хоть раз соприкасался с этим миром, носил в себе частицы Матери. Все мы — многие по крайней мере — ощущали эту необъяснимую сопричастность к миру Пандоры, к её тайнам бытия, да просто к её красоте, если так хочешь. Но полюбили мы этот мир не по указке её единственной и неповторимой Богини. Этот выбор всегда оставался за нами. И те, кто готов был открыться вечной природе, навсегда будут в её памяти. Это Истинная Связь, Максим. И ключ к Вечности нашего Разума.
— Цена такой связи может быть непомерной, — неуверенно сказал Макс, обратившись воспоминаниями ко всему пережитому на Пандоре.
— Я нахожу это более занятным. Как симбиоз пчёл и цветов. И те, и другие нуждаются друг в друге. Так и На'ви нуждаются в Эйве, как и Она в них. Но представь, что исчезли барьеры. Цель — не только самодостаточность пчелы, но, чтобы и цветок не увял под гнётом изменчивого будущего. Чтобы не было пустого пространства между их такими разными душами…
Максим вздрогнул, пытаясь облечь в понятную форму слова Грейс.
— Ты говоришь о Цахейлу?
Она удовлетворённо кивнула ему. Ладонью перекинула длинные роскошные волосы и произнесла.
— Это, — она прикоснулась к своей косе, — не станет рудиментом. Но будет напоминанием о том, что они обрели. Понимаешь, На’ви рано или поздно, если бы даже не случилось этой эпидемии безумия, смогли бы достичь такого безграничного потенциала самостоятельно. — Грейс нахмурилась. — Даже если не хотели бы….
— И что же они обрели или обретут?
Зрачки Максима расширились, когда он услышал невербальное послание Грейс.
«Полное слияние разумов и душ. Единение без преград. Голоса предков сольются с памятью своих потомков, а смерть вне Эйва больше не станет горькой утратой, ибо Она навсегда останется внутри нас, оберегая каждое прожитое нами мгновение, как драгоценность, и сама воспоминанием не станет никогда».
Первое мгновение шока отпустило быстро. Максим уже не впервые сталкивается с этим.
— Но это похоже на…
— Не коллективный разум, нет, — вслух продолжила Грейс, — но нечто очень близкое к этому. Как если бы ты мог быть немаловажной частью этого мира, не теряя при том свою индивидуальность и свободу развиваться.
Он шумно сглотнул, сделал пару вдохов-выдохов и осторожно спросил.
— Я чувствую, что здесь закралась какая-то ошибка. На’ви, все живые существа и Эйва, то есть природа вокруг них, взаимосвязаны. Ты говоришь о том, что отныне им не придётся зависеть друг от друга. Но это катастрофа! Как минимум культурного характера, не говоря уже о…
— Я ведь объяснила, Макс, все ЕДИНЫ. Нет преград…
— И выходит, что ты тоже часть всего вокруг?
— Да. Клетки На’ви и фауны Пандоры, согласно изысканиям учёных, не содержат самой важной из многих цепочек ДНК — не используют её для кодирования генетической информации. Им это функцию заменила флора Пандоры. Но это было совсем не так; это некое разумное, но временное ограничение потенциала. С Новым Рассветом, подаренным Дочерью Космоса, это изменилось. Природа вернула своим созданиям то, что отняла у них изначально.
Максим не нашёл, что ответить на это. Невозможное событие! Особенно в этом мире, где тесный симбиоз флоры и фауны являлся неотъемлемой концепцией уникальной эволюции на протяжении миллионов лет! Что значит мимоходом перечеркнуть это всё, стремительно воссоздать заново и возвести в абсолютную степень за такой короткий срок!? Или, если судить по словам Грейс, не было никакой эволюции? Что если это было запланированным разблокированием изначально вшитой функции?
С каждым новым выводом Максиму становилось ещё более сложно увидеть всю картину целиком.
Грейс, прислушивавшаяся к мыслям Макса, нашла их занятными. И на границе восприятия она уловила мысли Росс, которая пыталась туже увязать уже прозвучавшее с тем, что ей было известно от Анны Пальсен.
— Ты отлично знаешь, — обратилась Грейс к Сион, — если бы не Анна, меня бы здесь не было. Это она позволила молодой мне сделать огромный шаг на пути к, — она раскинула руками, — Эдему. Вдохновила, можно сказать. А спустя многие годы, когда меня уже не стало, позволила мне вернуться обратно, — она окинула взглядом своё тело, — или, если хочешь думать, дала взаймы ещё один шанс.
Сион невесело усмехнулась, подивившись проницательности Грейс.
— А вы умело воспользовались им, пусть и на кострище двух миров…
— Грейс, — вышел из раздумий Макс, — расскажи мне подробнее, что значит…
«Мы будем как Боги?»
Мужчина дёрнулся, как будто от пощёчины, в страхе оглянулся, словно целенаправленно искал кого-то, дыхание его стало тяжёлым, лоб вспотел. Сион, прислушивавшаяся к диалогу краем уха, насторожилась, наблюдая странную реакцию Максима.
— Не бойся, — прошептала Грейс, открыв свой разум и отправив Максиму волну тепла, успокаивающего сознание.
— Что случилось? — взволнованно спросил Ричард, вернувшийся из медицинского блока.
— Я ведь и вправду видел её, — просипел Макс. — Эта девочка… Сестра…
— Ты видел лишь то, что хотел видеть, — сказала Грейс.
— Не понимаю…
— Тогда слушай…
Грейс решила наконец объяснить всё подробнее, заодно попросив Сион помочь ей в некоторых деталях.


Музыка для атмосферы
(Yasunori Mitsuda — Omen)
— Все виды живых созданий поддерживали существование человечества, но люди никогда не отвечали им взаимностью. Человек с радостью принимал подарки природы, но всё, о чём он думал, это только о собственных интересах. Изымали люди дары природы без ограничений и, по мере роста населения, жажда их лишь усиливалась. Мир бесстрастен, он рассматривает всех, как смиренных существ. Перед такой могущественной силой люди ничем не отличаются от поросят или псов. Человек убивает других существ только потому, что он сильнее. Если другие существа убивают людей, то это значит, что они сильнее их. Можно сказать, что эта концепция является неотъемлемой частью природы — выживает сильнейший. Само мироздание поддерживает этот баланс, но люди превзошли его ограничения. Биологическое разнообразие Земли было, в конце концов, уничтожено и, чтобы восполнить его и выжить, как виду, пришлось идти на радикальные меры — гибридизация. С открытием Пандоры новые неестественные формы флоры заполнили Землю. Мы убили свою Мать, надругались над ней, а затем превратили её во что-то ещё более жуткое, смешав клетки Эйвы и Гайа, Пандоры и Земли. И это стало началом конца. Макс, ты видел эти бесконечные пустынные регионы, засаженные гибридами, стойкими к засухе и к практически полному отсутствию полезных минералов в почве; сельскохозяйственные угодья, замещающие биоинженерной продукцией естественные злаки; морские белковые фермы, оплетённые странными биолюминесцентными растениями, псевдоестественными фильтрами; высокотехнологичные города, утопающие в извращённой человеческим разумом пандорианской гибридизированной зелени? Люди сами убили себя, вырвав корни своего мира и променяв их на спасительное чудо, которым оказался истинный дьявол — чужие гены. Наличие их, так или иначе, повлияло на каждого человека там или На’ви здесь, в большей или меньшей степени. Но неотвратимо. Подумайте об этом: о нашей пище и питьевой воде, и всех этих препаратах, которые мы использовали на Земле и здесь на Пандоре — лекарствах, созданных из эссенций пандорианской флоры — антибиотиках, которыми нас пичкали в больницах и госпиталях. Чёрт возьми, даже сам воздух! Так называемый вами «вирус безумия» ВСЕГДА БЫЛ ВО ВСЕХ НАС, на протяжении уже нескольких поколений! Мы стали тем, к чему стремились — вот он ответ, Макс.
Максим запустил пальцы в свои волосы и не отвечал. Ричард закрыл глаза и вид имел мрачный. Сион просто молчала.
— И после этого поверхностное натяжение самоограничительных замков природы более не могло сдерживать кризис, некогда считавшийся потенциальным. И наше биоинженерное чудо, охватившее все сферы человеческой деятельности, обратилось этим…
Грейс взяла из рук Сион планшет, в очередной раз показав всем последние кадры с поверхности Земли.


— Исходя из ваших слов, эта невозможная с точки зрения физики, немыслимая биомасса — обратная эволюция во что-то новое? — поражённо спросил Ричард.
— Мне то неведомо, — уклончиво произнесла Грейс. — В любом случае, жизнь человечества была бурной скачкой по долине потенциальных неудач и возможной смерти. И отныне она подошла к концу…, — вздохнула Грейс.
— Меня всегда притягивали рассказы о конце света, — тихо и внезапно сказала Сион. — Возможно, в этом есть доля злорадства или абстрактного удовольствия от чужих несчастий — даже если речь о моих гипотетических потомках. Так возникает возможность наслаждаться тем, что имеется, этим драгоценным здесь-и-сейчас, особенно если оказывается, что наша жизнь и удовольствия даны нам Вселенной взаймы. Мне хочется думать, что свой интерес к подобным темам мы унаследовали от тех, кто решал практические проблемы, двигал прогресс вперёд. Любопытство, которое влекло наших предков к опасностям ради возможности преодолеть их. И теперь, даже если предположить, что, зная всё заранее, со временем мы смогли бы выявить некоторые ловушки и начали бы вести себя благоразумно, это понимание оборачивается дурацкой шуткой… мы неизменны в своей природе…
— Мы уже это сделали, — отрицательно качнул головой Ричард. — Избежали некоторых ловушек. Хотя бы по тому факту, что мы с тобой ЖИВЫ.
— Но, если уклониться от одной пули, тебя подкараулит другая, — резонно подметила Сион.
— И что стало спусковым крючком для крайнего выстрела? — спросил Ричард.
Сион пересеклась взглядом с Грейс, и та мягко ей кивнула.
— Изначально мне было известно немногое, — произнесла Росс. — АМС — аппарат мгновенной связи — продукт синергии нейросетей и биотехнологий. И, как выяснилось, — она бросила взгляд на молчавшего всё это время Максима, — ключом к невозможной до недавнего времени гиперсвязи были… модифицированные клетки того, что На’ви называют Древом Души.
Максим встрепенулся и в неверии посмотрел на Сион, а затем с явным осознанием какой-то мысли глянул на задумавшуюся Грейс.
— Это я была одной из тех, кто заполучил ранние образцы, которые затем отправились на Землю. Это произошло во времена, когда моя школа была открыта, — глаза Грейс затуманились, будто она вспоминала те события. — Как и сердца На’ви были открыты мне. Получается так, что именно я была инициатором будущей катастрофы…
— Абсурд! — не согласилась Сион. — Те, кто открыли широкий простор для применения атома, так же виноваты в том, что мы устроили в середине двадцать первого века на Земле?
Грейс слегка кивнула Сион, принимая этот довод, но ничего не сказала в ответ. Для неё эта история с изъятыми образцами казалась частью чего-то гораздо большего. Она понимала, что ей тогда, вероятно, было дозволено это сделать. Но как же тогда была велика эта игра с судьбами многих поколений?
Сион коротко взглянула на Грейс, обдумывая что-то своё, но затем вернулась к теме.
— Аппарат мгновенной связи — не единственный, но совершенно точно один из ключевых предметов бедствий.
— Его воздействие было постепенным? — спросил Ричард.
Грейс кивнула, вновь включаясь в разговор.
— Да, но безостановочным. Волновой импульс от множества блоков АМС пробудил проявление Гайа в пандорианских гибридах, разбросанных на Земле, и та в праведном гневе уничтожила человечество. Это не была Мать Земли, если быть честными, но всего лишь защитный механизм угробленной экосистемы, с экстренной функцией «перезагрузки», восстанавливающей статус-кво. Но, как будто этого было мало, и люди взяли и принесли «зло» в самих себе на Пандору. Мне до сих пор тяжело осмыслить, какого было самой Эйве, хоть я и была с ней так близко, как ни один ребёнок не будет близок со своей Матерью…
— Это был неумолимо усиливающийся прессинг воздействия странного морока, — произнесла Сион.
— Точно, как психоделик. То, что просвещает душу, — подхватил Ричард.
Максим скривился.
— Да уж просветило нас до самого костного мозга…
— Но, как и с любыми психоактивными веществами, «вирус» не позволяет достигнут заранее известного результата, — заметила Сион. — Получается искажённое влиянием излучения АМС состояние транса. Теперь многое встаёт на свои места…
Сион мрачно посмотрела на сетевой терминал, на котором «полыхали» несколько недавних отчётов с орбиты. Какое-то странное предчувствие захлестнуло её, но найти ему объяснение она не могла. Вымоталась чересчур. Холодное и рациональное мышление, которым она руководствовалась всё это время, дало непреднамеренный сбой. Она что-то упускала из виду.
— Мы носим Эйву в себе…, она внутри нас…, — повторил Макс слова Грейс. — Но это значит…!
— Нет, — вскинула руку Грейс, останавливая Максима от поспешных выводов, — не будь строщён моим словами. Поверь, Дочь Космоса сделала всё возможное, чтобы спасти нас. В конце всё рано или поздно приближается к разрушению, включая Вселенную. Но что происходит после разрушения? Может ли быть, что останется лишь вечное ничто? Это не так. Всё в мире проходит через циклы рождения и смерти. Капля воды, испаряясь, становится частью облака, чтобы в итоге сконденсироваться в новую каплю дождя, который оросит семена увядшего растения. И они взойдут, вырастив сладкие плоды. Мы умираем от старости, но наши дети, взрослея, продолжают наш род. Даже звёзды гаснут, дабы новые были рождены. Нам необходимо пройти через это, Макс!
— А Земля? Люди!? — воскликнул Максим. — Разве это не очевидный пример того, к чему мы сейчас движемся? Это цена за риск? Что будет ждать мою жену и детей? Мы убедились в том, что нам здесь не место. И что теперь? Остаётся лишь умереть здесь, так получается?
— Земля родилась очень давно и развивалась независимо от нашей воли, — Грейс окинула всех присутствующих долгим пронзительным взглядом. — Мы появились в один из кратких мигов её существования и так бы и ушли. Земля не заметила бы нашего существования и того, казалось бы, невосполнимого вреда, который мы нанесли ей. Раньше у меня сердца щемило, когда я видела, как исчезают последние леса, как в ядовитых пустошах задыхаются остатки некогда великого видового разнообразия фауны планеты. Но сейчас я понимаю, что это лишь ничтожный эпизод из миллионов, некогда обрушивавшихся на наш дом; мы каким-то образом придумали себе, что способны навредить нашему миру, уже миллиарды лет вращающемся вокруг Солнца. Ложь! Ужасающие периоды тектонической активности и вызванные ими жуткие землетрясения с бушующим пламенем извергающихся мегавулканов; солнечные вспышки, ионизирующее излучение и невероятные геомагнитные бури; смены магнитных полюсов; ледниковые периоды; а задолго до того — миллионы лет тяжёлой бомбардировки кометами и астероидами. Пойми, планета никуда бы не делась, независимо от того, что с ней сотворило бы безумное человечество. Нет, это мы исчезли бы, рано или поздно. Что характерно, так и случилось — просто ещё один вид-неудачник, который стряхнуло с поверхности планеты, как пыль с кожуры фрукта. И в этом только наша ошибка и ничья более. Твоя задача, Макс, не допустить этой ошибки здесь, если желаешь добра своим детям! А Земля... Она продолжит свой безудержный танец вокруг относительно молодого светила, которое будет ещё долго-долго освещать небеса тем, кто появится там после нас…
Ричард озадаченно посмотрел на Грейс. Не лукавит ли она часом? Похоже ей ведомо больше, чем всем разумным на Пандоре.
Грейс слабо улыбнулась чему-то, покосившись на Ричарда.
Максим тяжело выдохнул и постарался собраться с мыслями.
— Лунные и марсианские поселения, вероятно, это бедствие никак не затронуло. На орбите Земли имеется космический порт и некоторые промышленные заводы. На поверхности Луны — гигантский ускоритель частиц для выработки антиматерии, и станции по добыче гелия-3, а также лазерный ускоритель для разгона звездолётов. На спутниках Юпитера имеются рабочие поселения, где добываются редкоземельные элементы для энергореакторов и межзвёздных кораблей. И к нам сейчас направляются другие звездолёты! А остальные, загруженные минералом, летят обратно. В общем, семь звездолётов, если я не ошибаюсь. Получается, что не всё потеряно, правда?
Макс после своей тирады немного сник, понимая, что воспользоваться АМС для координации действий с кораблями в дальнем космосе и поселениями вне Земли отныне не получится, конечно, если они не хотят резко усугубить своё положение здесь, включив эти адские машины вновь. А «старый» тип связи был очень медленным, не практичным…
— А мы до самого конца верили, что это проделки психов, завладевших мерзким наследием Ванхоутена… Всякие террористы, умалишённые борцы за правое дело, религиозные фанатики… Жуткая ирония. Знаете, мистер Патэл, гибридизированная флора существует на Земле уже многие десятилетия, — веско отметила Сион, — если её… «споры» … действовали по тому же принципу, что и на Пандоре... То эта катастрофа однозначно затронула ВСЕХ людей в Солнечной Системе.
— Но мы ведь живы, — с надеждой в голосе сказал Максим, — несмотря на то, что заражены тем же самым «злом»!
Грейс покачала головой.
— Макс, я ведь сказала: нас здесь было кому защищать, но людям на Земле той опеки, которую проявила к ним Дочь Космоса, не хватило.
Грейс внезапно взглянула на небо, прислушиваясь к голосу мира, и произнесла с сожалением.
— Думаю, вам непросто будет это осмыслить и принять. Простите, что оставляю вас наедине с этими тяжёлыми мыслями. Но мне пора идти. Если хотите, вы могли бы пойти со мной.
Ричард отказался, ему хотелось быть здесь, когда Саша вернётся. Максим был как выжатый лимон и сил ответить он уже не нашёл. Лишь Сион согласилась доставить Грейс туда, куда ей требовалось.
— Мне передать что-нибудь Джейку? — окликнул Ричард, покидающую Небесные Врата Грейс.
И с удивлением замер, услышав её голос в своей голове.
«Не стоит. Он и так всё поймёт. Берегите себя».
Максим закрыл глаза, хотел было спрятать лицо в ладонях, но сдержался, почувствовав себя дураком, плексигласовая маска ведь никуда не делась. Сжал кулаки. Чёрт, только бы всё обошлось. Если от истины нельзя отмахнуться, пусть уж она будет приятной в своём исходе.
— Одно дело — бросаться идеями, другое — официально принимать ту или иную точку зрения. Видимо, ей ужасно этого не хотелось, — произнесла Сион, когда они с Грейс взошли на шаттл. — Она вкладывалась в людей, держа в уме сулящую выгоду и неспособна была любить. Даже Сашу использовала, как ей хотелось… даже меня…
Грейс сразу поняла, что Сион говорила об Анне, и поддержала беседу.
— Но весь её цинизм и эгоистичность в то прекрасное мгновение, когда она встретила меня в Море Души, подарил ей частичку искупления. Она помогала нам во многом, пусть и ради своих тёмных целей. Знаешь, нас с Анной связывало лишь номинальное знакомство — до сего момента лично общаться нам приходилось раз семь, не больше; но для меня она проложила дорогу в иной мир, лежащий за пределами Земли. И наша с ней последняя встреча враз вернула на круги своя всё в моём сознании: снова я утвердилась в мысли, что Анна не ошибалась. Ничего сверхъестественного в этой эпидемии безумия нет — эпидемия, ничем не отличающаяся от холеры. Ведь Вселенная никак не зависит от человеческих умопостроений. Законы физики непреходящи и непреложны вне зависимости от того, познаны они или нет. Могла ли Анна не покориться силе этих законов мироздания, могла ли пойти им вразрез? Вряд ли. Она и я — мы последние фрагменты этой истории. Нам осталось лишь отыграть свою роль, обозначенную чужой волей. Плыть по течению судьбы. Но после… цепей и оков некоего образного предначертанного пути не станет. На’ви и люди, те кто остались, будут вольны идти своей дорогой. Никто не заставит их действовать против собственной воли. Никто и ничто.
Сион, кажется, вздохнула свободнее. То ли присутствие Грейс подействовало так умиротворяюще, то ли просто помогло отвлечься.
— Вас коснулась истинная Богиня, Эйва; Анну в её ранней юности подвергли самовнушению, что она узрела Гайа. Значит ли всё это, что Анна стала вашим, если так можно выразиться, антиподом?
Грейс молчала. Видимо, ей действительно нечего было сказать по поводу этих странных выводов или попросту не хотелось.
— Что ж, если я правильно понимаю, вы, доктор Августин, хотите отправиться к Колодцу Душ?
— Да. И… не стоит таких формальностей, Сион.
— Как скажешь… Грейс. После этого я планирую вернуться на «Осирис». Многое из моих обязанностей требует прямого участия. И раз уж я отныне самопровозглашённый лидер остатков человечества, нам с тобой и с Джейком предстоит обсудить немало вопросов и набросать хотя бы приблизительный план дальнейших действий. Если, конечно, не будет рецидива с этим «проклятием».
— Нас ждёт начало новой эпохи. И в ней не будет места этому безумию. Обещаю.
Грейс замолчала и окунулась в потоки своего сознания, в попытке восстановить возможные пробелы в планах Дочери Космоса. Ведь всё казалось таким элементарным до поры до времени…
Чёрная тень шаттла с грохотом пронзила небеса и ушла за горизонт. Человек и На’ви провожали машину взглядами из глубины леса, пылающего красками биолюминесцентного света.
— Грейс…, — прошептал Джейк, услышав тёплые мысли друга, коснувшиеся его разума.
— Видимо, ей ещё многое предстоит сделать, — произнесла Саша.
— Не думаю, что дело только в ней… Потому не будем отставать от нашей старушки, — Джейк улыбнулся, — и выложимся на полную.
Девушка тихонько рассмеялась.
— Старушка, говоришь? А ты знаешь, что она сейчас вдвое моложе тебя?

***

Музыка для атмосферы
(Julien Marchal — Insight XXV)
Сион открыла глаза, пробудившись от накатившей дрёмы. Кабина шаттла погружена в полумрак, приборы слабо отсвечивают в штатном режиме. Упругое кресло, в котором отдыхала Росс, автоматически приподнялось, и сразу ожили экраны лобовых камер, явив взгляду женщины окружающую пустоту за пределами судна. Крохотного на фоне того, что внезапно предстало перед глазами, когда шаттл совершил лёгкий запрограммированный манёвр.
Взглядом и не охватить всю конструкцию. Отчётливо виднелась посадочная платформа, которая располагалась у основания протяжённой спирали, нависавшей над множеством ярусов. Пространство между ними пересекали во всех направлениях транспортные трубопроводы, а в наружной стене размещались жилые помещения внутри пухлого кольца, опоясывающего «Осирис», наравне с «Изидой» являющимся последним оплотом человечества.
— Люди проявили непослушание, и их наказали…, — пробормотала Сион. — Как же нам теперь вести себя здесь, дабы не исчезнуть?
Она собиралась подойти к этому вопросу со всей ответственностью и найти ответ.
Неожиданно изображение, выводимое на экраны кабины, покрылось тонкой рябью помех. В тот же миг вокруг словно разом вспыхнула пустота, и всё потонуло в мертвенно-белом сиянии. Это длилось лишь долю секунды. Но её вполне хватило. Резкая вспышка матового света показалась знакомой, как будто Сион однажды видела её раньше. Она почему-то вспомнила россыпь белых цветков, птицемлечников, на фоне звёздной тьмы. Откуда этот образ?
Освещение в кабине мигнуло. На пару секунд Сион как будто сделалась легче, потом вернулась в прежнее состояние. Аппаратура заревела предупреждением об электромагнитном импульсе, который едва не выжег её до основания. Сион была собранной, быстро метнулась руками к панели ручного управления и в тот же момент её с ужасающей силой вдавило в кресло. Безумно заскрежетал явно повреждённый корпус шаттла.
Перед тем, как экраны окончательно вырубились, погрузив женщину в кромешную тьму, Сион увидела посредством них жуткую картину — многотонную конструкцию «Осириса», рассыпавшуюся в космосе тысячей обломков.

***
Высоко в небе — на границе света и тьмы освещённый наполовину лик Полифема, накрытый ажурной сетью лун, медленно вращающихся на наклонной оси.
Стремительно приближался рассвет.
Стройные фигуры в биолюминесцентной раскраске идут тенистыми рощами. Деревья здесь молодые и старые, низкие и высокие, в их листьях и коре горит сама жизнь, испуская глубокое свечение. По тёплой и чуть влажной земле ступают ноги: десятки, сотни, тысячи их.
Лабиринт Колодца Душ не окружают никакие оборонительные стены, ни внешние, ни внутренние, нет границы между лесом и каменным дворцом Матери. Нет ворот, рвов, дверей, цепей, стражи. Всякий может войти. И лишь от него зависит, какой он выберет путь, и о каком пути сумеет помыслить.
На’ви, словно воды, низринулись к средоточию мира, в свою сферу. Да, существует более одного центра, и существует больше, чем единственная Цель. Но именно здесь все они были ближе к Истине. Свет и тень, свободные листья на ветру, насекомые и маленькие зверьки, в роях, стаях — эта упорядоченность, этот образ, как всё оно вращается вокруг неё — Эйвы — организуется через отражение, серебряной поверхности возникшего вокруг каменного Алтаря святого озерца, куда заглядывают звёзды. Порядок мира вокруг.
— На что ты смотришь, Sa'nok? — со свойственным ей любопытством произнесла Тэя.
— Подойди, — руки Грейс мягко направляют девочку.
— Соцветие?
Тэя вглядывается в радужные нити Звёздного Цветка, вплетающиеся в ткань мироздания. Вокруг тысячи тысяч золотых очей мужчин и женщин, старых и молодых, из множества племён, благоговейно взирающих на чудо во плоти. В их глазах отражается сам Космос.
— Он принадлежит форме, что старше всех нас, — тихо сказала Грейс девочке. — Все вы здесь, унаследовали его, а ты, моё милое дитя, наполнила его своим голосом, оживила. Но он существовал, прежде чем Дочь Космоса пришла в этот мир, сюда, в место начала. Звёздный Цветок был центром короны Матери, осью её формы, укоренённый столь сильно и глубоко, что в некотором смысле он и сам был Эйвой.
Приблизилась Нейтири, внимавшая тайнам бытия, о которых вещала Грейс.
Грейс улыбнулась ей и затем с внезапным порывом открыла разум и сердце всем На’ви вокруг. Исчезло пространство, исчезло резкое и отчётливое разделение на себя и остальной мир.
Теперь она отличала взгляд от остальных чувств. Она стала всеми, и они стали ей. Едины. Глубокое дыхание тысяч душ коснулось её. На’ви в едином порыве запели древнюю песню. И Звёздный Цветок откликнулся им.
На краю сознания поющее Единство услышало плачь потерянных Детей. И узрело вспышки света в небесах. Полосы огня расчертили небосвод с грохотом устремляясь к океану. Это заставляло сердца Единства страдать от боли, но они не могли прерваться, иначе всё будет впустую. Слова должны быть сказаны. Слова должны быть услышаны.
В Небесных Вратах на открытом воздухе застыли фигуры. В их глазах отражались отблески пламенного дождя. Сгорая в атмосфере, к горизонту устремляются обломки одной из орбитальных станций.
Максим и Мария крепко сжимали в своих объятиях сына и дочь, заливаясь слезами. Саша и Ричард прижимались друг к другу, застыв, словно неживые, их лица бледнели от страха с каждой секундой. Лишь Джейк, будто сам не свой, пристально смотрел в другую сторону, а небо не трогало его сердце. Его взгляд был прикован к горизонту, туда, где многие тысячи его соратников и его семья воспевали песню о Жизни. И он ломким голосом, не зная ни единого из этих древних слов, стал подпевать им. Он, как и все они, ощутил прикосновение бушующего Моря Души.
В тот самый миг, когда песня иссякла, Вселенная вновь приостановила своей бег. Как и тогда перед несбывшимся эхом террора. Но теперь она во все глаза вглядывалась в этот маленький, но такой ослепительно яркий мир. И внимала его голосу. К сожалению, или счастью, это был не тот миг, который кто-то вроде эфемерных созданный — людей или На'ви — творит своими собственными руками. Нет, это была последняя воля звёздной странницы, некогда пришедшей из глубин Космоса в этот чудесный мир, пустив в нём корни и сделав его тем самым ещё прекраснее.
Яркая вспышка полыхнула в сердце леса. Древняя Ива, неисчислимыми тысячелетиями произраставшая в центре магнитной аномалии на каменном Алтаре, ныне угасшая и тихая, неожиданно содрогнулась. По её стволу волнами скользнула рябь, как на воде, коей коснулась галька. Шелохнулись её гибкие и нежные прутья, словно живые. Сияние Ивы затопило всю округу, пересилив в свечении махонькое соцветие в её корнях. Молочно-белые отблески плясали на сводах каменных арок, буквально стонавших от буйства энергии, расплёскивающегося в центре самозародившегося электровихря, который не убивал и не ранил жизнь. А затем в короткое мгновение тишины, обрушившейся на округу, прекрасная Древняя Ива вздулась, набухла, как губка, и с тонким звенящим хлопком лопнула. И её распавшаяся на мельчайше частицы кора, подобно белоснежным лепесткам роз, закружилась в танце метелью вокруг маленького цветка на основании алтаря, словно насытившегося ослепительностью света и могучей силой. И вот, Звёздный Цветок совершил свой второй вдох после недавнего появления в это мире, а природа вокруг бесконечной волной выдохнула за него: пенистыми морскими волнами, набегавшими на берега материков и островов, в утреннем свете обретающими бледно-розовый цвет; журчанием чистейших рек и озёр; безмолвным одобрением скалистых гор, покрытых мхами и травами; шелестом деревьев, ласкающих листьями воздух; перешёптыванием цветов, раскрывающих свои бутоны; молчаливым и почтительным вниманием всех живых существ, сбросивших ярмо безумия. Смерть и перерождение ознаменовали Новый Рассвет в эти тяжёлые дни Великой Скорби, которая подошла к своему закономерному финалу по сценарию, сотканному Богом из Машины.

«Да будет благословенна любая жизнь...»
— И действительно, — прошептала Грейс этому прекрасному голосу, прозвучавшему, казалось, из сердца самого Мира, — солнце взошло.
Горизонт окрасился лучами восходящего светила. Тёплые лучики выцепили у подножия Алтаря множество фигур — Грейс и стоящую подле неё Тэю, Нейтири, Ло'ака и Сэма, Атаму и Зарю, Эбора — всех; младенцев, укутанных в слингах, молодых ребят, взрослых мужчин и женщин, стариков. Всех, кто был здесь, всех, кто был где-то там: Джейка, Максима и его семью, Ричарда и Сашу. А Мир затаил дыхание, внимал, ожидая голосов своих Детей, прощающихся с ним и вновь его приветствующим.
— Эйва внутри меня, — прошептала Тэя, роняя слёзы от ощущения утраты.
— Эйва вокруг меня, — молвила Грейс, прикрыв дрожащие веки.
Последние слова все и каждый На'ви на Пандоре, отныне и навсегда целые и нерушимые в своей Связи, произнесли в едином ритме, и эхо бесчисленных голосов наполнило Пандору живительным пробуждением.

«Эйва — это Мы»
Продолжение следует...

[Bolo]

Это уже какой-то философский труд!
Грейс - конечно да...

[Goopy]

В рассказе "всякое" намешано, но со смыслом. Ведь я начал с конца, Боло. А теперь постепенно каждую деталь буду сводить воедино с выходом предысторий. Часть ситуации разъяснилась, а теперь требуются истоки.
Грейс же изначально отводилась роль центральной фигуры, наравне с будущими потомками — Тэя, к примеру. И здесь дело не только в моей симпатии к этому персонажу или актрисе. Просто она была первой, кто так сильно полюбил этот мир, и этот мир отвечал ей взаимностью, как и На'ви, с которыми она породнилась.

Скоро размещу эпилог — 40 главу. Поставим точку в этой истории, или многоточие, кто как желает, и двинемся дальше — вперёд в прошлое цикла.
Ожидание будущих рассказов будет продолжительным. Пока целиком не закончу хотя бы черновые версии "Истории двух сестёр" и "Других теней Земли", я их выкладывать не буду, чтобы вам не пришлось неделями или месяцами дожидаться следующей главы после нескольких прочитанных. Уверен, вам, как читателям, так будет приятнее с точки зрения цельного восприятия истории и вполне очевидного комфорта — каждый день новая глава.

[Bolo]

Goopy сказал:

Ведь я начал с конца, Боло.

Я немного о другом. Ты применил неклассический сюжетный ход, причём сделал это красиво.
Классический - это мы знаем по фильмам, где к примеру, глав-злодей пускается в объяснения и философии перед тем как сотворить какую гадость или укокошить глав-героя. Суть не в том, получится у него в итоге груда развалин, или её оставит глав-гер, а втом что по сути такой сюжетный ход глуп, хоть и классика. Потому что реально не глав-злодей, ни глав-герой если и будут что-то высказывать, то уже после дела.
Вот у тебя как раз эпически всё философствование как раз уже на груде развалин.
Получилось гармонично.
Да и сами мысли филосовские достойны отдельного осмысления

[Goopy]

.
.
.
.


Арка IV. Дети Космоса

В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир — в зерне песка,
В единой горсти — бесконечность
И небо — в чашечке цветка.

Уильям Блейк. Прорицания невинности

Глава 40

— Джейк?
— Я здесь, Грейс...
— Я рядом с ней, Джейк. Она реальна…
Ладонь застыла на полпути к небесам, рвущимся от обилия прекрасных звёзд. Женщина вздрогнула, словно коря себя за эту меланхолию, и опустила руку, не отводя от неё пристального взгляда. Кожа с изящными ветвями биолюминесцентных меток была чуть грубоватая, но даже сейчас мало что выдаёт в ней реальный возраст. Это тело было воплощением чужой мудрости, возжелавшей расцвета новой жизни, потому оно слабо понимает, что такое увядание. Тем не менее, это не значит, что разум в этом теле не ощущает давления времени.
Она прожила слишком долгую жизнь. Если точнее, несколько жизней — одну из них в долг. А по счетам платить она привыкла. Настала пора закрыть глаза и проснуться где-либо ещё, в ком-либо снова. Она уже слышит шум глубокого и непостижимого Моря Души…
Перед глазами женщины Дерево Голосов, нежно покачивающее ивовыми прутьями, пылающими изнутри пурпурным светом. В этой восхитительной роще множество таких деревьев — каждое является физическим и духовным сосредоточием памяти предков. Деревья неразрывно связаны и, если одно из них, невероятно долгоживущих, так или иначе, уйдёт на покой, другие сохранят его наследие. Впрочем, сменилось целое поколение после становления новой эпохи. Каждое живое существо отныне хранит в себе память о прошлом Мира и надежды на светлое будущее этой живой и невообразимо красивой планеты.
Женщина опустилась к корням именно этого древа, ведь под ними обрела покой близкая её сердцу душа. Такая сентиментальная причина. Ведь не имеет значения, где и как ты обратишься к мелодиям прошлого — Мир вокруг един и непрерывен, он внутри тебя, и он есть ты...
Она ласково прижалась к белоснежному стволу, мягко поглаживая мягкую кору, впитывая источаемую свежесть и даря тепло в ответ, и прислушиваясь к голосам, казалось, исходившим из сердца этой древней колыбели. А на деле — изнутри самого разума.
«Это тигл!», — доносится сквозь завесу времени голос маленькой девочки, гордой своим творчеством.
«Больше похоже на разноцветного бурундука с клыками…», — молодая девушка настроена весьма скептично.
Несмотря на это, пусть и снисходительная, но добрая улыбка так и чувствуется в её словах; нет, ну правда, этот угловатый рисунок, сплетённый из всех цветов радуги, действительно напоминал бурундука!
«Нет, это тигл!», — возмущённо восклицает ребёнок.
Ох, какая эрудированная девочка! И это в век глобального повсеместного доступа в сетевую сферу? Хочется плакать… Что ж, нехорошо самоутверждаться за счёт младших. Но как девушка могла себе в этом отказать? Она искренне понимала всю разницу между детской фантазией и простой глупостью. Эту малышку никто бы не назвал глупой. Но ведь в голове девушки уже созрел лютый злодейский план.
«Раз вы, мисс, так на этом настаиваете, я хочу проверить, насколько верны ваши представления о животном мире. — Высокомерно произносит девушка. — Я покажу вам настоящего бенгальского «тигла», а вы, МАЛЕНЬКАЯ, — с нажимом подчёркивает она, — мисс, если не боитесь, будете готовы признать, когда ожидания не совпадут с реальностью, что ваши познания оказались чересчур узкими — вот настолько», — и она сводит большой и указательный пальцы вместе, не оставляя там и намёка на зазор.
Слова девушки не дарят ребёнку и шанса на сопротивление. Вызов принят!
«Я не боюсь! Покажите своего бин…, бленл…, у-у-у!» — девочка некультурно показывает язык, ведь тётя такая вредная.
С искрой коварного смеха девушка хватает девочку за её ладошку и произносит.
«Идите за мной, Труди-Габриэль-Виктория Чакон. Я покажу вам мир, — лицо её немного омрачается, — который мы потеряли…»
Беспокойные щелчки и поскрипывания выводят женщину из забытья.
Рослый, очень крепкий и волнительно дивный в своём окрасе икран, находившийся на обширной поляне в сотне метров позади Священной Рощи, расправил огромные крылья и легонько хлопнул ими по траве, испустившей волны биолюминесцентного света. Небесное создание этим «лёгоньким» ударом крыльев изрядно всполошило веерных ящериц, недовольно разлетевшихся по всей округе яркими дисками, которые образовали изумительное соцветие воздушного хоровода — эти мирные существа всегда были очень милы женщине.
Цефей в последнее время всё чаше волнуется за свою старшую сестру. Чувствует её хандру? А как иначе, ведь отныне Цахейлу это нечто большее — Связь непрерывная, не только духовная по своей сути, но и физическая, неразрывная и Вечная. Не индивидуальности вопреки, нет, но ради единения бессмертных душ. Голоса, созданные этой Связью, не умолкнут никогда…
— Я не прощаюсь, маленькая мисс…, — произнесла женщина с сожалением и неохотно отстранилась от Дерева Голосов.
Цефей довольно подрагивает «перьями» крыльев, когда старшая сестра возвращается к нему. Он молод и горяч, чего уж тут. Женщина улыбается ему и нежно касается кончиками пальцев его гребешка на подбородке. Прикрыл он глаза и вовсю услаждался этой формой заботливой ласки. Икран, если бы оказался кошкой, замурчал бы от удовольствия в этот момент.
Они готовы.
Женщина плавно взмывает в простое по форме, но филигранно выполненное седло и хватается за упряжь. Она не использует нейрокосу. Конечно, это важно сделать, хотя бы ради традиции, но для них двоих в том нет больше смысла. Без ограничений плоти их разумы тянутся друг к другу и сплетаются в очаровательном тандеме — спроецированном образе из подсознания женщины: принцесса, покинувшая разрушенное королевство, и Голиаф среди икранов, её могучий и верный страж. Икран в тот же миг издаёт ликующий крик и, взрывая воздух, молниеносно покоряет небеса. Женщина чуть супится от довольно тяжёлой даже для её совершенного тела нагрузки и икран встревоженно приспускает в своей резвости.
— Не робей и наслаждайся полётом, Цефей, — улыбается женщина, поглаживая шею икрана.
Впрочем, дальше полёт проходил гладко и без неожиданностей. Женщина и её крылатый соратник молча любовались панорамой ночной природы. Хаотические смеси мироздания окрашены всеми мыслимыми оттенками. В биолюминесцентном «сумраке», что царит под пологом леса, невообразимые виды местной растительности дополняли картину, максимально приближая условия к райским. Ряд ступенчатых каменистых водоёмов очертил подножие обширного водопада, наполнявшего низины влагой. Огромные деревья, словно колоссальные витые колонны, подпирают небосвод. Чёрные пятна крылатых обитателей леса взмыли на фоне звёздного неба. Необычайно ясная ночь. Великолепные спирали малочисленных далёких облаков, подсвеченных отражённым светом Полифема, создавали причудливые узоры, словно нарисованные тончайшей кистью. Воздух даже на такой высоте был комфортной температуры. На большей части континента всегда царил тёплый климат — в далёком прошлом орбита этого мира изменилась после сближения с массивным газовым гигантом, который сейчас занимал место на ближней орбите. Это случилось сотни миллионов лет назад, но кора всё ещё не отошла от тектонических потрясений, энергия по-прежнему сочится из глубины планеты к поверхности и огненные «цветы» время от времени распускаются на горных пиках дальних островов. Этот молодой мир, закаляет себя в своём непрерывном росте.
Но люди всё равно обосновались здесь. Спускаясь в атмосферу Пандоры, ты знаешь, что где-то там под слоями золотистых и пурпурных облаков лежит небольшой город, утопающий в зелени, прекрасный как мечта — Небесный Дом, выстроенный на обломках чужой алчности — Адских Вратах. Для людей этой новый Иерусалим взамен потерянного. Ни декадентского увядания, ни героического перенапряжения — город, чья жизнь плывёт по течению времени. Сломленные остатки человечества вверили всё, что у них осталось, в руки Народа.
Смерть и перерождение. Этим событием было ознаменовано спасение. Пандора и Земля. Люди и На'ви. Всех их объединила Великая Мать. Но только здесь, в своей колыбели смогла Она спасти немногих из человеческого рода. Собрать вместе тех, кто был здесь, и тех, кто смог покинуть дальние рубежи их Космоса, и подарить им кров и защиту. Их будущее зыбко, это правда, но они живы.
Гайа и Эйва внутри и вокруг нас. А мы — это они, их продолжение, их наследие. Это непросто слова. Метафизическое, сакральное и буквальное, физическое — в том их воплощение. Но сколько в этих словах оказалось боли. На Земле от Гайа не осталось практически ничего, лишь эманации гнева самой природы; её Детей некому было защищать от самой себя. Но Эйва силилась сотворить невозможное, даже если это причинит вред её чадам здесь на Пандоре. И оказала Она сопротивление Тьме на Земле, и уснула долгим беспробудным сном, пытаясь превозмочь непосильную ношу, и, разрушая древние устои, переродилась, связав души На'ви с их предками и с каждым живущим ныне: братом или сестрой, животными или растениями, даже с землёй и небом. Вернула им Истинную Связь, заполнила собой тот генетический пробел, ограничивавший На'ви, подарив им друг друга и весь мир без неуместных ограничений в виде оков плоти. И теперь Эйва живёт внутри них, по-настоящему; будет жить в детях их детей, пока свет их разума освещает им путь в будущее. Они справятся. Кто, если не они? Но будут и другие, рано или поздно — Вселенная бесконечна. Хоть и само будущее — тёмный лес. Люди решили, что их путешествие, если и не закончилось, но подобралось к своему финалу. Но для Народа оно только начинается. Им будет очень тяжело идти вперёд, они будут оступаться и падать много раз. Но раз их Мать решилась позволить им начать Путь с обретения самостоятельности, значит для На’ви не всё потеряно — Дочь Космоса им доверилась. Они сохранят многое из того, что так лелеяли в прошлом, и это, в то же время, не станет их отягощать в пути к вечной жизни среди звёзд, где они смогут обрести нечто новое, нетленное. В это хочется верить.
Слабые огни Небесного Дома расцвели по курсу. Там живут дети и внуки старых друзей, родные её сердцу, но с ними прощаться пора не пришла. Женщина не желала потворствовать своей разбушевавшейся сентиментальной природе буквально во всём и попросила Цефея лететь дальше.
Далёкий гул и рвущиеся потоки воздуха сопровождали силуэт шаттла, спускающийся к поселению людей. А в небе тоненькой едва заметной полоской света обозначилась стремительная игла звездолёта, зависшего на орбите. Не всё потеряно для тех, кто остался.
— Скоро увидимся, Максим…, — шепчет женщина, разглядывая город, возведённый чаяниями её старого друга, которого уже многие годы не было рядом.
Город, продолжающий жить благодаря его детям.
Женщина глубоко вздохнула, содержательно обдумывая случившееся чудо.
Само намерение потомков «старого человечества», хотя и честолюбивое, было по существу простым и даже не новым. А отличало его то, что оно было твёрдым, а твёрдость ему обеспечивала способность его осуществить, претворить в жизнь. Это было намерением основать общину, наделённую силами и средствами, чтобы создать новый образ жизни, новый жизненный климат для выживших остатков человечества. Только стариков грызло отчаяние и память об утерянном величии, но их детей вели другие идеалы. Были они полны оптимизма обрести связь с На’ви, понимание их жизни, стремлений и чувств, и с чистым, свободным от треволнений разумом двигаться вперёд, не забывая о своих ошибках в прошлом — не регрессировать, отказываясь от своего наследия, но понимать, как оно могло бы помочь идти рука об руку с природой навстречу будущему. Идеализированно, самонадеянно? Конечно, скинуть груз унаследованных представлений тяжело. Большая часть противоречий на свете отражает одно единственное, возникающее в нашем сознании, когда мы пытаемся продвинуться вперёд, а тормоза ложных доктрин, предрассудков, устаревших стремлений к ложным целям постоянно сдерживают нас. Они прочно засели в глубине нашего подсознания, и самим от них нам не освободиться. Но если создать правильные условия и оградиться по мере возможности от риска повторного заражения этими неустойчивыми в своей основе идеями, то есть надежда, что через поколение они совсем ослабнут, рисуя картину растущего и развивающегося общества, возникшего в спокойной гавани. В этом прибежище, где нет места излишнему давлению, можно спокойно размышлять и трудиться — тогда и возникнет новая культура, освещённая светом знания, в которой не останется тёмных углов, державших разум в оковах. В свежей атмосфере просвещения разум сможет беспрепятственно развиваться в самом подходящем для него климате и расцвести в полную силу. Скромное поселение вырастет в город, затем, в свой черёд, в новую нацию. Те мужчины и женщины, которые осознали пагубность «движения вперёд наобум» без должного плана, поняли, что с прежним образом мыслей необходимо порвать и, пока не поздно, обратиться с надеждой к чему-то новому и прекрасному.
И ведь получилось! Ирония заключалась лишь в том, что собственно на Пандоре и созрело это истинное молодое поколение не подражателей, но сознательных «земных На’ви», которых на самой Земле, среди всех этих миллиардов людей, почти что и не было. Только потеряв всё, первые потомки «старого человечества» осознали своё место в мире — не под ним, не выше него, но наравне с ним. Возможно, не далёк тот день, когда и они обретут состояние разума равного природе…
Но, конечно, не всё было так гладко в самом начале.
— Вы говорите о благословении любой жизни. А то, что случилось на Земле, тоже поощрено вашими догмами, вашей Эйвой? А про наших сыновей и дочерей на орбитальных станциях вы упомянули бы вот так же честно и открыто!? — заливаясь горькими слезами, кричали немногие выжившие в безумном кошмаре отцы и матери.
— Разбуженная стихия доказала свои способности, она, безусловно, великая! — язвительно плевались некоторые люди. — Но какой урок извлечь мы должны? Познали только печаль — бесконечную и всепоглощающую.
— Вы задумывались, сколько нас здесь осталось? И скольких мы сможем вытащить из Солнечной Системы хотя бы за полтора десятилетия? Нас очень мало для поддержания долговременного и стабильного прироста населения! А ведь Пандора для людей — не земля обетованная. Это ад, в котором надо приложить много усилий для выживания. Через несколько поколений мы попросту вымрем, как вид!
— Говорите, что это всё наша недальновидность и глупость? Да как вы смеете!? Это всё дело рук вашей самозваной Богини! — злобно и неблагодарно кричали остальные, полностью потерявшиеся в отчаянии. — Она и не стала возиться, пытаясь преодолеть нашу разобщённость, а просто ликвидировала оппонента. Не её решение — так вы оправдываете катастрофу!? Твердите нам, что всё это просчёт человечества… Чёрт бы вас побрал…
— Почему природа была к нам так несправедлива? Мы смогли бы воздать ей должное, когда были бы на это способны… Неужели нас посчитали настолько недостойными, через меру нарушившими естественный баланс вещей? В чём конкретно наша ошибка, наш… грех?
— Мертвецы грехов не исправят, за ошибки свои не ответят. Смерть уравнивает всех, но сама по себе ничему не учит, ведь не осталось никого, чтобы учиться. — Закончил кто-то глубокомысленно.
И наступила глубокая тишина после всех этих слов.
— Но вы живы, — тихо заметила женщина, всё это время терпеливо выслушивавшая их упрёки.
Хотелось сказать им: «Очнитесь». Но переубеждать не было сил. А затем она ушла, оставив их наедине со своими мыслями. Процесс этой перестройки сознания всегда будет болезненным — хочешь что-то получить, будь готов эквивалентно воздать за это.
И все эти трения были пустыми изначально. Прежде всего, представление, что человек в состоянии нарушить то, что они называли «естественным балансом», свидетельствует об ужасающей человеческой гордыне, их самонадеянности. Будто это подразумевает, что сам человек стоит НАД природными процессами — снова всё то же «мы будем как боги». Человек является продуктом природы и развивался он благодаря её эволюции. Что бы он ни делал — это заложено в нём изначально, иначе он оказался бы неспособен это исполнить. Поэтому неестественным он не является и не может быть. Ошибка людей лишь в том, что они забыли, что значит иметь сердце и разум, равные природе вокруг них. Не эта скудоумная ситуация, когда за какие-то год-два можно было уничтожить целый вид животных или растений и осознать опасность побочных эффектов, когда уже стало слишком поздно, дескать: вот досада, мы были не правы, исправим как-нибудь. И не бравурное: матушка природа лучше знает, как всё должно быть, — не будем вмешиваться. Такое пёстрое высокомерие и породило ситуацию, в которой все они оказались.
Выжившие люди это поймут, если попытаются, или, вернее, вспомнят. Это то, что каждый обязан сделать для себя самостоятельно. А На’ви их не бросят… будут рядом, оказывая поддержку со всем терпением и заботой.
К счастью, время показало, что этот тяжёлый для людей шаг оказался возможным. Барьеры разобщённости и отчаяния были постепенно сломаны. Да, они только начали вспоминать, сродни На’ви, которым было дано обрести Истинную Связь, и всё же это было восхитительно...
Икран плавно ведёт широким крылом, смещается чуть левее. Их путь лежал к океану, к «маяку истины», застывшему между прошлым и будущим на одинокой скале.
Ветер ласкал, окутывая ночной свежестью и сладкими ароматами природы. Замерцали на горизонте океанские воды — бескрайние в своём абсолюте, одетые пурпурно-голубой дымкой. Тусклое сияние распространялось из их непостижимой глубины.
Тёплый воздух отяжелел, насыщенный влагой — подул морской бриз. Волны размеренно накатывали на песчаные берега, усеянные лазурными бриллиантами планктонных организмов, испускавших биолюминесцентное свечение; на скалистых основаниях разлетались солёные брызги.
Цефей заложил пологий вираж и мягко опустился на вершине самой высокой скалы.
Женщина спрыгнула на пружинистую траву и огляделась, сделав пару глубоких вдохов. Это место ей нравилось, хоть и прибыла она сюда лишь во второй раз спустя много лет. И глаза её удивлённо расширились, когда она обратила внимание на пик скалы. Древо без сознания — ни живое, ни мёртвое — древний памятник, возникший на пересечении линий силы и простоявший здесь неисчислимое количество лет, — исчез. Ни осталось и следа.
— Ясно, — вслух произнесла женщина, с толикой сожаления и в то же время — отрады, — так и должно было случиться, рано или поздно. Твоё сердце и разум обрели крылья.
Она открыла сознание Миру, дабы её слова достигли той, к кому она обращалась.
— Ты родилась не в своё поколение — слишком рано. Твоему Народу было сложно понять тебя, невозможно им было принять твои противоречивые мысли и чувства, вносившие дисгармонию в их бытие. Но, в конце концов, ты обрела то, ради чего пожертвовала всем для своего Народа, наравне с Дочерью Космоса. И сейчас ты нашла с ней примирение. Пусть будет спокойна твоя душа. Наше будущее отныне мы будем творить собственными руками. Я верю, мы достойны обладать сердцем, как у неба и земли, и разумом, равным природе.
Прозвучало несколько красивых древних слов на языке На’ви, как дань уважения.
История этой сильной души, жившей во времена Первых Песен и самозабвенно отправившейся в бесконечное путешествие по миру На’ви, теперь по-настоящему подошла к концу. Прощай, девочка из племени Ни’авве.
Смысла оставаться здесь больше не было. В путь.
Когда женщина решила вернуться к своему икрану, краем глаза, не утратившим своей остроты, она приметила ещё один «памятник», чьи угловатые чёрные обводы грозно вырисовывались на фоне чистого звёздного неба. Это был увитый пышной ветвящейся зеленью рукотворный объект прошлого, печально указывающий острой вершиной в свод небес, как перст. Он всем своим видом изрекал: моё место там — среди звёзд. «Изида» — облупленные белые буквы виднелись на крупном изрезанном огнём обломке, вбитом в скальное основание.
Далеко не самые счастливые мысли поглотили разум женщины, но, тряхнув головой, она двинулась прочь.
Даже на своей земле Эйва не смогла сберечь каждого. Сколько зверей пало от безумия? Сколько На’ви угасло в плену Великой Скорби? И даже тысячи жизней «Осириса» и «Изиды» поглотила Тьма и они смогли очиститься от неё только через пламя. Мать не успела достучаться до большинства из них, не удалось ей спасти их… от самих себя. Исчезли в огне и те не рождённые «колонисты», так навсегда и заснувшие в своих амниотических колыбелях, что печалило не меньше…
Эйва была готова пожертвовать собой ради всех и каждого. Ни в этом ли заключается её самая невероятная и в то же время самобытная черта, как Матери всего вокруг? И На’ви, не будь они собой, не позволили этой жертве быть напрасной. Они помогли оставшимся на Пандоре людям. Рано или поздно, вместе они найдут решение и спасут человечество, как вид. Время ещё есть. А родной мир людей… Как пел прославленный поэт давно минувших лет: «Кто сказал, что Земля умерла? Нет! Она затаилась на время».
«Смерти нет, есть только изменение», — вспомнила женщина слова Н'ге, ставшего ей самым близким другом наравне с двумя сёстрами во времена её первых шагов в этом таинственном мире.
— Ты был прав, мой добрый друг… ты всегда был прав.
На миг она замерла, проследив за падающей звездой. Загадала ли что-нибудь? Никто не узнает.
— Что ж, летим, Цефей. Дальше будет предпоследняя остановка, обещаю. И потом ничто уже не удержит тебя, жаждущего свободной стихии воздушного океана.
Икран жутко взволнован. Он чувствует неясную тревогу от слов старшей сестры. Мнётся, суматошно поскрипывает. Неужто не желает продолжать это путешествие?
Женщина читает его мысли, как открытую книгу, улыбается ему, и нежно притягивает его морду к своему лицу, соприкоснувшись челами.
— Наш мир бывает хаотичным, он может заставить нас забыть, что значение имеют не сколь наши личности, а связи, которые мы создаём друг с другом... Но, несмотря на мою эгоистичную просьбу, молю тебя, Цефей, нам нельзя поворачивать назад…
Икран застывает, страх в его глазах перерождается в смирение, и далеко нескоро оттаяв, он тоскливо опускает шею, позволив старшей сестре оседлать его.
Но кто сказал, что он сдастся просто так?
— Цефей!? — шокировано восклицает женщина, когда икран, порхнув со скалы, внезапным финтом устремляется в противоположную сторону от намеченного маршрута.
Женщина прекратила голосить. Озадаченно и сердито посмотрела на это молодое и дерзкое существо. Цефей, чуть повернув голову, подарил ей долгий, невероятно умный взгляд, наполненный чем-то очень тёплым и близким.
Неужели это… Любовь!?
Сначала она стоически кусала нижнюю губу со странным выражением лица, вслед за тем пару раз фыркнула, сдерживая рвущийся порыв, а после уже вовсю хохотала, как в забытом детстве: безудержно, с чистым сердцем. Но из глаз всё же лились горькие слёзы. И вот теперь она рыдала по-настоящему: громко, навзрыд, выплёскивая всё, что накопилось в её душе, при этом крепко обняв непоколебимого в своих чувствах Цефея.
Да, она прожила долго, протягивая нити тысяч связей сквозь время. Но она никого не полюбила, и почему-то не пыталась даже; она так и не подарила жизнь — не было детей и внуков, ни в одном из миров. Всё, что она могла оставить после себя — память в сердце других. И вот сейчас, её Цефей, новый брат, с которым она летала не больше пары лет, выразил все эти чувства, скрытые в её подсознании, таким простым образом. Сумел достучаться до её сердца легко и естественно. Удивительное создание.
— Верно, мой друг, наши Голоса не умолкнут никогда…
Под ними стремительно проносились леса, горы и реки; тучные скалы, парящие в воздухе, скрежетали, покачивая обтёсанными боками, когда они медленно облетали их, ныряя меж прозрачными водопадами, струящимися с вершин. Длинные волосы женщины трепетали от ветра. Она раскинула руки и потянулась к Миру, будто желая обнять его целиком. Словно радостная песня, прозвучал громкий крик Цефея, вторя оживлённым мыслям старшей сестры. Их сердца были, как у неба и земли…
Только так хотелось ей передать во всей яркости сияние надежд, открывшихся ей тогда. Именно из этой ткани скроены мечты. Но передать это раньше она была не в состоянии, всё исчезло, потускнело под пеленой цинизма и отчуждённости. Себя видела лишь бредущей в полусне… И всё же порой она ощущала отблеск мысли, рождённой идеалом, который мог бы возжечь пламя — если бы судьба оказалась к ней благосклонной хоть однажды. Она не привыкла к бесцельному существованию. Похоже, если цели нет, — образовавшийся вакуум рано или поздно чем-то надо заполнить, безразлично чем, что подвернётся под руку. Только так она могла объяснить свой безраздельный энтузиазм, поглотивший здравый смысл, тот подъём безрассудного идеализма, который отмёл прочь трудности жизни на задыхавшейся Земле, казалось, открывший наконец настоящую цель и оправдал её существование. Она нашла свой Эдем и раскрыла душу этому миру. И он в благодарность не позволил ей исчезнуть бесследно. Всё было не зря.
Цефей не желал становиться препятствием на её пути. Поплутав над изумительными пейзажами Пандоры и насытившись свободой, он вернулся на ранее намеченный курс. Он всё понял, пусть и не сразу. И позволил событиями идти своим чередом. Это не его история… Но не значит, что ни его путь. Они будут вместе столько, сколько потребуется.
Женщина вновь благодарно обнимает своего икрана, понимая его мысли, обрядив их в слова. И они продолжают свой полёт в мягкой тишине, окутавшей их, но не отделившей от мира вокруг, чьё заботливое внимание не отпускало своих Детей никогда.
Время летело незаметно, но эта ночь, будто забавляясь своей властью, не желала прекращаться…
В биолюминесцентных джунглях неподвижно застыла женщина. Ей было трудно сделать первый шаг. Много лет назад, буквально сразу после начала своей новой жизни, отправилась она в долгое путешествие по миру На’ви, дабы повторить путь её заочного друга из древнего племени. Внезапное решение для многих друзей и соратников. Женщина очень редко возвращалась в этот регион, совсем не задерживаясь где-либо надолго, а конкретно сюда даже не наведывалась, словно бы опасаясь чего-то тёмного внутри себя. Она предполагала, что природа уже давно вернула здесь всё в свои руки. И уж точно не ожидала узреть такие перемены.
Поляна перед ней ярко освещена многими лунами, выцепившими отражённым от них светом из тени больших деревьев плотную соломенную крышу, аккуратную и надёжно защищавшую от проливных дождей, и просторный, обработанный умелыми руками бревенчатый массив под ней, опиравшийся на короткие, крепкие сваи. Ни запустения, ни обветшания. Чистая и опрятная веранда без единого листика. Обжитое место… Но важным был другой факт.
Это была школа, Дом Солнца! Сакральное место, немало значившее для детей и самой женщины, многое обрётшей здесь…


Музыка для атмосферы
(Masaki Kurokawa — Aoba Park)
Тут когда-то журчал детский смех и слышались звонкие песни. Молодые ребята — и не только они — учились языку небесных людей, но больше, конечно, веселились и дурачились, и женщина вовсю потворствовала им, поощряя их естественное любопытство к чужой культуре и к сказкам детей из другого мира… Ведь кто же знал, что их восприятие пересилит любые представления людей и обучение самым простым основам языка выйдет таким стремительным? Впрочем, смотрелось это так, будто сами дети приходили обучать необычную, но добрую женщину, которая На’ви, но ни как На’ви. Такое вот особенное и волнительно прекрасное было время. Песни и танцы в отблесках костров. Улыбки двух сестёр и их внимание. И признания в любви к ней, ставшей им названной Мамой. Хоть она была там не одна — это место помогло многим из людей обрести глубокую связь с Народом. А дети, как ни странно, совсем не пугались небесных… до тех пор… пока не… пока…
Она стиснула зубы и закрыла глаза. Всё давно закончилось. Не стоит жить прошлым каждый миг своего настоящего. Но ведь она и проделывала весь этот путь именно за этим, чтобы собрать воедино осколки драгоценных воспоминаний…
Открыла глаза, поёжилась и сделала первый шаг к аккуратным ступеням, залитым лунным светом. Всё настоящее! Дом Солнца казался ожившим воспоминанием, миражом. Но кто восстановил его? Неужели кто-то из поселения небесных?
Женщина была смущена, как внезапно нагрянувший бедный родственник, ступая ко входу, прикрытому дощатой раздвижной дверью. Она была так долго оторвана от жизни родного племени и поселения небесных, что и не знала почти, какие дела тут творятся. Она зашла внутрь и обмерла от шока, чтобы затем счастливо улыбнуться с заблестевшими от слёз глазами.
Всё как прежде. Исписанная цветными мелками доска. Игрушки и полки с книгами. В длинных бордовых кадках на подоконниках раскрыли мерцающие бутоны редкие цветы из дальней части южного леса, распускающиеся только в лунной ночи. Прямоугольный стол посреди помещения завален тростниковыми поделками, рисунками на матерчатых тканях и бесчисленными красками. Была и пара электрических ламп на потолочных балках для ночных посиделок. Ощущение дежавю не покидало ни на миг. Только вот теперь дальняя стена покрыта гладким полотнищем, на котором сверкало фосфоресцирующим светом нарисованное солнце в виде лучезарной концентрической спирали, составленной из сотен радужных четырёхпалых ладоней, среди которых, наслаивавшихся друг на друга, было множество других — пятипалых.


Громко стукнуло сердце, взгляд женщины непрестанно блуждал по всему помещению. Она искала уголок, в котором когда-то размещались снимки из их жизни в Доме Солнца. И она нашла это место, как ни странно, всё там же, где оно и было раньше.
Щёлкнул включатель и загорелась лампа, осветив маленький, но плотно набитый снимками стенд.
Много десятков фотографий, снятых в разные годы; самая старая — более полувековой давности. Но половину из них можно рассматривать практически как единый снимок, потому что фотографа привлекал один и тот же вид. Это панорама северо-восточного побережья, открывающаяся в голубой лагуне, которая располагалась не так уж и близко отсюда — значительно южнее места, в котором она побывала ранее. Белую изогнутую линию пляжа окаймляет густой палисад природной крепости из возвышающихся пандорианских «пальм», а за ними встаёт непроходимый тропический лес, над которым в далёкой синеве горизонта поднимаются конические вершины парящих гор с седловинами из лиан между ними. А на переднем плане… разношёрстные группы счастливых ребят, сменявшихся каждые три-четыре фотографии: с едва заметными прозрачными полумасками высокотехнологичных дыхательных фильтров — маленькие дети из поселения небесных и, в обнимку меж ними, более рослые по своей природе дети На’ви. Их было так много, столько лиц и эмоций! Были также взрослые На’ви и люди, явно проявлявшие интерес к совместному времяпрепровождению в семейном кругу двух народов. Но с самого раннего снимка и до определённого момента неизменной оставалась лишь фигура учителя в центре, которую тесно окружали сменявшиеся от года к году ученики, желавшие быть к ней как можно ближе…
С каждым более поздним снимком длинные крепкие волосы учителя переменились на короткую причёску. Затем волосы постепенно поседели, став белыми как снег. Возникли слабые морщинки, лицо заострилось. Не преображались лишь непреклонная стать сильного характером человека и неизгладимая солдатская выправка, а ясный взор этой фигуры, потерявший свой холодный блеск, был направлен в объектив камеры с теплом и гордостью за своё дело.
«Девятый выпуск», — гласила подпись на одном из снимков.
Бессознательно поглаживая фотографию, будто желая проникнуть своим естеством в эти дни, стать их частью, женщина, гордая за такого замечательного представителя человеческого рода, торжествующе произнесла.
— Не гром, а дождь заставляет цветы расти! Ты смогла это понять, Сион…

***
Воздух был свеж прохладой, и ветер нёс прикосновение росы. Ночная жизнь племени была столь же яркой, как и раньше, и счастливые и бодрые звуки наполняли атмосферу. Роскошные ветвистые своды Дерева-Дома над головой, мигают фонари-ловушки приманивая мелких насекомых, заставляя их танцевать вокруг себя; бархатные ковры мха мерцают под ногами, приглушённый свет нескольких костров наполняет воздух аппетитными запахами готовящейся пищи; нежные звуки высоких духовых инструментов льются под арками ветвей, тонкие лиственные тарелки и деревянные чаши, наполненные лучшими деликатесами, передаются из рук в руки; вежливый в своей мягкости смех и разговоры о быте доносятся ото всюду. Это был простой праздник, без громкой музыки, пышных увеселительных танцев и дурманящей кавы.
Вскоре старшие клана отправятся к Колодцу Душ, дабы засвидетельствовать становление новой Цахик через ритуал обретения знания и выразить ей своё почтение в этой церемонии, явленной в элементарной, но древней концепции: «Верный Путь укажут Духи».
Молодые Цахик не приобретали своё положение только в старости, так было не обязательно. Но настоящими духовными лидерами своих племён они становились только в возрасте, накопив жизненный опыт, а затем пройдя через необходимый ритуал, схожий с передачей души и сознания, знакомый На’ви уже многие поколения. Цахик не была наследственной позицией, но, тем не менее, далеко немногие женщины племени были способны слышать настоящий голос природы и правильно интерпретировать её знаки. Даже тем немногочисленным дарованиям, обладавшим высоким естественным восприятием, это давалось нелегко. Чтобы стать избранной Цахик, нужно соблюсти очень сложный набор правил.
После завершения ритуала частица памяти и «сердца» каждой Цахик прошлого навсегда остаётся в новом поколении. И пусть отныне с обретением Истинной Связи многие культурные особенности Народа стали всего-навсего традицией, отказываться от собственного наследия На’ви не могли. Ведь их путь к звёздам только начался.
Сияющий Полифем поднялся выше, посеребрил пышный силуэт Дерева-Дома, который, на фоне неба, казалось, куда-то плыл. Под сенью древа, у окраины деревни, дыша полной грудью и наслаждаясь этой замечательной ночью, стоял молодой охотник, несущий дозор. Его мускулистые руки крепко сжимали длинное древко без костяного наконечника. Пока воины бдят на страже, племя должно отдыхать спокойно.
Уши охотника дёрнулись слегка, когда он ощутил присутствие яркой души позади себя. Но он и виду не подал. Улыбнулся, чувствуя тёплое и волнующее сердце прикосновение к его широкой спине. Он открыл разум и произнёс в своих мыслях.
«Нанья, я сторожу сон нашего клана, — голос его был полон наигранного упрёка. — Тебе бы и самой следовало…»
Пригожее лицо юной раскрасавицы мгновенно возникло перед ним и губы её нежно коснулись его щеки. Её звонкий голос выражал гамму эмоций, а мысли были полны далеко не самых целомудренных вещей.
— Мало кто спит, Лан’си. Все празднуют. И тебе бы хотелось окунуться в эту волну радостного ожидания нового дня, я ведь знаю...
Он и не скрывал. Его мысли пылали желанием быть вместе с племенем в эту чудесную ночь. Но девушка так же знала, о чём он думал больше всего, несмотря на долг стража.
Лан’си отбросил древко прочь. Впрочем, бдительность он не терял. Хотя старшие были бы сильно недовольны им в этот момент, ругали бы за такую безалаберность. Но что дурного в том, чтобы любить и быть любимым? Особенно, когда многие невзгоды стали частью прошлого.
Нанья мягко обвила шею своего мужчины руками и губы их соприкоснулись в сладком поцелуе. Хвосты переплелись, ладони охотника блуждали по талии девушки, опускаясь всё ниже…
«Ах, молодость…»
Девушка и охотник вздрогнули, стремительно и очень смущённо отстранились друг от друга, услышав послание другого разума.
Лан’си настороженно повёл головой, поднял древко, лежавшее на земле, быстро зашевелил ушами, пытаясь отыскать возмутителя спокойствия.
Биолюминесцентные краски ближайшего дерева вспыхнули, когда проворная тень крупного икрана пронеслась сквозь ветви. Затрепетал зверь крыльями, обрушивая потоки ветра, способные сбить с ног. Как он вообще смог подлететь к ним так незаметно!? Но больше всего удивляла фигура наездника. Лан’си не знал, кто эта женщина, но атрибуты её одежды и форма седла указывали на принадлежность их клану. Бить тревогу или нет?
Икран тихо заскрипел голосовыми связками и приземлился, очень грозно взглянув на охотника и его подругу, заставив их тем самым неосознанно отступить на пару шагов. Наездница спрыгнула вниз гибким, слитным движением. Опыта ей было не занимать.
Лан’си, немного смягчившись, осторожно вышел к ней навстречу. А лукавая улыбка так и играла на лице женщины.
Лан’си застыл, наконец-то рассмотрев её поближе. Старшая!?
Тут же последовали церемониальные жесты приветствия от младших.
— Я вижу вас.
— Я вас вижу…
— И я вас вижу, дети… Вы такие страстные, что ваше сияния затмевает небеса!
Лан’си сконфуженно переглянулся с Наньей. И действительно, форма сформировавшихся рисунков биолюминесцентных меток на их телах, вкупе с интенсивной яркой пульсацией, выдавали с потрохами не меньше, чем их собственные не поспевшие улечься мысли, до этого момента поглощённые страстью.
Эта женщина, несмотря на цветущий вид, явно была кем-то из старшего поколения. Слишком много знаков указывало на это: язык её тела — уверенный и сильный, несмотря на кажущуюся плавность движений; спокойный поток разума — точно гладь озёрного пруда, наполненного кристально чистой водой; ясный и мудрый взгляд, словно повидавший неисчислимое количество рассветов и закатов, пронзает до глубины души; шею её обвивает тонкая закрученная нить подвязки, спускавшаяся к груди, на которой покоился необычный церемониальный амулет, достойный самого духовного лидера. А ещё, ох, Эйва, как он сразу не заметил!? Пятипалые ладони и носик, как у небесных…
«Ходящая во сне!», — подумал он.
Нанья не отставала от своего мужчины в степени изумления — издала странный звук и прижала пальцы к губам.
Женщина громко рассмеялась.
— И то правда! Демон, во сне ходящий… Вернее, была когда-то. — Она склонила голову на бок и поинтересовалась. — А когда вам доводилось видеть ходящих во сне? В Доме Солнца, я полагаю?
Лан’си содрогнулся, вновь наткнувшись на какой-то уж до чрезвычайности жуткий взгляд здоровенного икрана за спиной женщины, и, взяв себя в руки, — не смотри ему в глаза! — осторожно ответил со всей прилежащей вежливостью при обращении к старшему.
— Вы отчасти правы, старшая. В школе Шионросс, в которой последние десять лет преподают травница Малими и старший Марти, мы многое узнали. Но даже без того, наши старшие из разных племён всегда делились воспоминаниями о тех днях, когда ходящие во сне были среди нас. Эти события происходили… давно, ещё задолго до нашего с Наньей рождения.
Собственные же слова заставили его нахмуриться. В самом деле, если это было давно, то как…
В этот момент донёсся отстранённый голос женщины, размышлявшей вслух.
— Как неожиданно! Вот значит, что вышло… Не ассимиляция, но сосуществование. Видимо, меня не было слишком долго. Зря я так поступила: протягивала новые связи, а собственные бессознательно рвала... Прямо как она...
Лан’си учтиво ожидал, но она ничего более не произнесла, поэтому он поспешил дополнить сказанное ранее.
— Старшая, в наших знаниях нет ничего удивительного: отец нашего Оло’эйктана, что не является тайной, тоже был ходящим во сне.
— В самом деле, — задумчиво изрекла женщина. — Старею, видимо, раз о такой немаловажной детали забыла.
Хитрит. Ведь она никогда не забывала.
Джейк всё никак не мог признать, что она внезапно стала моложе его самого. Гораздо моложе. Он постоянно забавлялся мыслями, о том, что она будет надрываться, как и он, дабы пройти тот же самый путь, что выдался ему когда-то. Стать охотницей, взойти по Священной Тропе к Великим Парящим Горам, обрести первые крылья в лице верного икрана, стать, наконец, частью клана, что, в конечном итоге, никто от неё и не требовал. Она всегда была частью Народа, они признали её давно и бесповоротно. Но ей хотелось испробовать вкус своей новой жизни, расширить горизонты познания. Без этого будет сложно укрепить то самое «сердце, как у неба и земли». И как же весело было лицезреть кислое выражение Джейка, когда она прошла весь путь, венчавшийся Охотой Грёз, за вдвое меньший срок, чем смог он сам, да и ещё без всяких конфузов.
Витиеватые белые спирали — нанесённые на её тело знаки вечного перерождения — обвивали с головы до кончика хвоста, она была в кругу племени, в кругу своих друзей. Джейк возложил свои ладони на неё и, как положено Оло’эйктану, провозгласил, что она теперь неотъемлемая часть этого чудесного «сейчас», и затем, наплевав на все церемонии, просто обнял её, заставив удивлённо переглянувшихся членов племени тепло заулыбаться. Джейк по-настоящему гордился ею. И в тот момент это откровенно вынудило её заплакать от счастья.
Жизнь такая странная вещь: когда-то она была этому глуповатому солдафону в роли родителя, постоянно понукая его и наставляя на путь истинный; теперь же он вырос, став сильным лидером целого народа, и чутко наблюдал за тем, как растёт она...
Её не было рядом, когда Джейк воссоединился с предками. Она не смогла бы вынести это, даже если бы знала. Но… Истинная Связь проторила дорожку между их душами. Его последние слова дошли до неё очень быстро: «Увидимся, золушка с бала». Она не горевала, но ушла в очередное долгое уединение. В её понимании, близкие ей люди, часть из которых она обучала и воспитывала, как родных, не должны были уходить в Море Души раньше наставницы. То же самое было справедливо и для На’ви — хоть и понимали они, что той самой смерти вне Эйва больше нет и души ушедших на веки веков останутся в их сердцах, всё же не могли не скорбеть. В тот день вся Пандора знала: «Великий Торук Макто вернулся к Матери». Джейк, Максим и его супруга, Саша и Ричард, Сион, Анна и многие другие — они теперь вместе. В этом образном колесе Сансары, где не доставало лишь двух фрагментов до полного слияния и перерождения.
Женщина На'ви, которую когда-то звали Грейс Августин, отчётливо понимала, что время пришло. Пора двигаться дальше…
— Sa’nok! Это и вправду вы?
Лан’си и Нанья удивлённо обернулись, услышав голос Малими.
Девушка с атрибутами травницы внезапно появилась на окраине деревни и быстро направлялась в их сторону.
— Ох, — старшая повела плечами, словно и не зная, как реагировать. — А ты…
Малими, молодая и изящная, приблизилась к женщине и кротко склонила голову.
— Я вижу вас, старшая.
Женщина уловила в девушке знакомые черты и ясный поток разума. Затем кивнула с тёплой улыбкой на губах.
— И как я могла забыть о двух самых прославленных охотниках Оматикайя! Ты внучка Ри'сона и Шали, верно?
— Простите, если смутила вас этим обращением. Бабушка и дедушка, а также моя мама многое о вас рассказывали. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы понять, что это вы, хоть и бывали вы здесь не частой гостьей, особенно в последние десятилетия.
Женщина с удивлением обнаружила, что чувственное восприятие Малими было невероятным. Словно она могла сразу определить личность любого человека или На’ви по мельчайшим и самым далёким рассеянным колебаниям их сознания — это редкость даже среди На’ви. Она вполне могла бы стать Цахик.
Женщина смежила веки. Саша и Ричард прожили достойную и счастливую жизнь, и оставили после себя таких талантливых и замечательных детей, ставших надёжной опорой клана. Максим и Мария не отставали в этом — старенький Марти руководит школой, а преклонного возраста Рада управляется с Небесным Домом. А уж внуки добрых друзей лишь преумножили обретённое. Разве стоило грустить в такой момент, когда все их мечты сбылись?
— Оло’эйктан будет рад приветствовать вас в нашем племени, — сердечно произнесла Малими, а затем торопливо поинтересовалась с искрой надежды. — Мне ведомо, что вы не любите быть на одном месте очень долго. Но ведь вы не уйдёте так скоро, правда? Прошу, побудьте нашей гостьей хоть немного. Весь клан будет рад вам… в особенности будущая духовная наставница.
Женщина странно посмотрела на Малими, плотно сжав губы. «Вы не уйдёте так скоро…»
— Я с радостью приму ваше приглашение, — чуть помедлив, тихо ответила она. — И нет, — теперь её голос был решительным, — я никуда не уйду. Я навсегда останусь с вами, с моим Народом…
Малими, на мгновение уловив грустную ауру от этих явно двусмысленных слов, больше ничего не говоря, повела женщину к деревне, даже с некоторым почтением и торжественностью.
— Кто она? — спросила Нанья, глядя вслед удаляющимся фигурам.
— Разве не очевидно? Эта старшая — член нашего племени, некогда пустившаяся в далёкое странствие. Не удивительно, что мы её не признали, — пожав плечами ответил Лан’си, а затем, будто что-то припомнив, встряхнулся. — Постой-ка…
— Sa'nok…, — подтвердила его мысли Нанья, произнеся это слово, как имя собственное. — Первоосновательница школы…
— Неужели эта старшая друг и наставница наших духовных лидеров!? — воскликнул Лан’си, вновь подивившись свежему облику женщины, контрастирующему с предполагаемым возрастом наставницы, которую когда-то старшая Цахик и затем её дочь, часто вспоминая, ласково называли Мамой — Sa'nok. — Но я не понимаю, сколько же ей тогда лет?
— Видимо, в Доме Солнца мы учились недостаточно прилежно, чтобы понимать такие вещи, — протянула потрясённая Наньи.
Не успели они отойти от шока, как в спину Лан’си ткнулось что-то мокрое. Кожа его покрылась мурашками и он, тяжело сглотнув, медленно обернулся. Икран-переросток, так внезапно и хитро подкравшийся сзади, не выдав себя ни единым колебанием мыслей, внимательно смотрел на охотника сверху-вниз, будто на добычу. Нанья, увидев это, пискнула и отступила, но затем, прикусив губу, опасливо приблизилась к Лан’си и крепко обняла его за руку: «Мы вместе навсегда и ничто этого не изменит, вот так!»
— Нанья, — осипшим голосом произнёс Лан'си.
— Ч… что!? — тихо воскликнула не менее напуганная девушка, храбрящаяся лишь для виду.
Неожиданно Лан’си подмигнул ей и нежно прикоснулся к икрану, погладив его морду. А тот, оскалив зубы, спокойно «заурчал».
Нанья смотрела на это во все глаза, поражённо открыв рот.
— Пожалуйста, принеси немного…, — Лан’си почесал подбородок, будто прикидывая объёмы. — Нет, попроси кого-нибудь о помощи и тащите сюда всё мясо, что найдёте. А то этот парень проголодался… Только без излишней суеты — отец коль узнает, рассерчает на меня за такую мягкотелость в дозоре. Узнай лучше у моей бабушки, где перехватить побольше лакомств.
Нанья шумно выдохнула, поражаясь непосредственности своего мужчины и, пошевелив ушками, веско заметила.
— Знаю, старшая баловала нас с ранних лет. Но сейчас донимать по пустякам женщину столь почтенного возраста… Не думаешь ли, что это уже слишком?
Лан’си похлопал икрана по шее.
— Бабушка Заря женщина добрая и чуткая, в такой нелёгкой ситуации не откажет… Ну, не стой, Нанья, мне-то уйти никак нельзя — я на страже. Просто глянь, этот здоровяк от нетерпения и меня готов слопать...
И Нанья умчалась в деревню в поисках лакомств.
А зверю и так всё в радость — он был очень доволен решением охотника.

***
В прежние времена На’ви повиновались воле Эйва — судье и учредителю законов. Они чтили свои семьи, оберегали святилища, почитали предков и мир вокруг них, выполняли похоронные обряды, возвращая плоть и души в Источник Всего, не губили жизнь без меры — сохраняли баланс, следуя голосу Матери. Из поколения в поколение На’ви и их потомки повиновались этим законам, обретя гармонию. Ошибочно думать, что драматические события происходят постоянно и непрерывно, даже в неспокойные времена. Чаще всего в жизни бывают затишья и лакуны. Возникает видимость стабильности, порядка, иллюзия спокойствия — а потом обстоятельства могут быстро измениться. На’ви, несмотря на спокойное существование, встретили немало бедствий в своей истории, но всё же они не были готовы, когда пришли небесные. Люди принесли с собой зловещее оружие, дурные машины и зло алчности. Люди понимали только земное, жизнь духа была для них закрыта. Но хуже всего было то, что они, с новым возвращением после их изгнания, по своей опрометчивости разрушили веру, показав, что всё злое и скудоумное было сильнее достойного и добродетельного. Пандору охватило безумие Тьмы и Эйва умолкла. Видя это, многие из На’ви начали испытывать сомнения. Они потеряли веру в свои традиции и обычаи, потеряли веру в себя. Они перестали быть гордым и смелым народом, в путанице мыслей и чувств став робкими и слабыми. Они стали полагать, что, возможно, это Эйва проверяет их, столкнув лицом к лицу со злом, и что они, к их стыду, не выдерживают испытания. Многим хотелось думать, что так оно и было. На деле — Эйва никогда бы не поставила своих Детей в безвыходное положение, только не она. На’ви проигрывали не потому что были слабы, а из-за того, что зло было очень сильным. Тьма ударила не только по рассудку разумных существ, но и в самое сердце всего того, что делало их едиными, а до этого, казалось, неразрывно связанными с миром вокруг — безумие стремительно отыскало ахиллесову пяту их бытия. И Эйва, привнеся в этот мир Новый Рассвет, оборвала эти губительные нити. Не сколь жертвуя собой, а наоборот, пуская корни Истинной Связи в сердцах и душах каждого живого существа этого чудесного мира, наконец, объединяя их в то целое, которым они и должны были быть изначально. И зло исчезло, его словно бы поглотил свет Звёздного Цветка. А Пандора переродилась. По иронии судьбы небесные и На’ви поменялись ролями: без веры, без обычаев, без родного дома человек ничем не отличается от преданного хозяевами животного, он становится ничем. Но справедливость замаячившего воздаяния людям за грехи их была ни того сорта, которого бы желали На’ви и те немногие из небесных, не потерявшие присутствие духа. Не было ненависти к поверженным и сломленным людям. Как бы это наивно не звучало, даже ни жалость, а любовь и искреннее желание На’ви подарить заботу отвергнутым душам братьев и сестёр из другого мира стали тем, что позволило людям выжить в начале их тёмного эпохи. В том до известной степени и заключается смысл песни Великой Матери о благословлении жизни…
— Она слишком долго ждала вас. Даже этот ритуал всего лишь дань уважения нашим обычаям, попытка немного растянуть время до вашей с ней встречи.
Лицо вождя, скуластое и подточенное годами, обратилось к женщине подле него.
По её взгляду было похоже, что она задолго до его первых слов уловила все повороты его мысли. Очевидно, ему не стоило задерживаться и мешать им быть друг с другом.
Он улыбнулся и, ничего больше не говоря, отправился прочь.
— Сэм…
Вождь остановился и обернулся.
— Спасибо тебе за всё. За то, что не отступал в своих стремлениях, за то, что объединился со всеми племенами и сберёг ваше наследие. Твой отец гордился бы тобой…
Сэм, всеми признанный вождь Оматикайя, снова растянул губы в доброй улыбке и сказал.
— Как вы и сказали, это не только моя заслуга. Только вместе мы смогли это сделать. Sa…, — он запнулся и обратился к ней иначе, тем старым именем, — Грейс, самое главное, вы, как никто другой, ведаете, что отец здесь, — он прикоснулся к своей груди, там, где билось его сердце. — Как и все, кто был, как и все, кто будет после меня, и даже те, кому лишь суждено появиться в далёком будущем — те, кто станет нести в своём сердце меня и моих предков, те, кто будет рассказывать историю нашей жизни своим детям. — Он коснулся пальцами своего лба и затем направил их кончики в сторону женщины. — Пусть Эйва прибудет в вашем сердце.
Грейс, наконец, принявшая своё некогда отвергнутое имя, вернула Сэму тёплую улыбку и повторила его же словами и жестами.
— Ты же знаешь, Великая Мать отныне здесь…
Всё так. Каждый удар её сердца доказывал это сполна.
Они простились, и Грейс вернулась к созерцанию чуда, подарившего ей вторую жизнь. Слушала песни природы, не выдавая чувств ни единым движением, безотрывно глядя в соцветие, вобравшее в себя свет тысяч звёзд. Здесь, под сводами древних каменных арок, в сосредоточении Источника Всего, более чем за полусотню лет Звёздный Цветок расцвёл пышной ивой, не менее прекрасной и величественной чем та, что была до неё. Это более ни Дочь Космоса — только её эхо. Но всё же это голос цвета и жизни Пандоры — вечная мелодия всего сущего.

Грейс закрыла глаза.

На массивном основании, некогда ставшим ложем древнего цветка, — алтаре, неизменном веками, тихо застыла хрупкая фигура женщины в ярко-красной церемониальной накидке. Несмотря на глубокий возраст, её непреклонная спина излучала могучую силу палулукана, аура её сознания окутывала всю округу, как крылья торука. В такт её долгим медиативным вдохами и выдохам биолюминесцентные корни, обнимающие землю, вспыхивали и затухали размеренными волнами от центра Колодца Душ к его покатым краям, к могучим каменным аркам в небе, и дальше — свечение охватывало нежные деревья Священной Рощи, плотно окружавшие эту святыню, и они мерно подрагивали, резонируя с мелодией разума женщины.
Это был Пульс Души — наивысшая и сокровенная стадия единения духа и плоти живого существа с окружающей его природой. Нечто, что было недоступно в полной мере даже тем, кто жил во времена Первых Песен.
Ответ в том, как ребёнок «дышит» в утробе матери. Он зависим от неё — той, которая даёт ему всё для его роста и существования — только через плотную неразрывную связь. Лишь после того, как ребёнок появляется на свет, он способен дышать по-настоящему, самостоятельно. В этом видится интересная аллегория в обретении На’ви Истинной Связи через выпавшее на их долю физическое расставание с Эйвой. И этот Пульс Души — возвращение к Матери. Не попытка повернуть всё вспять, нет. Это бесконечное движение вперёд — ребёнок стал взрослым и учится взаимодействовать с окружающим миром по-новому. Природа становится ближе к разуму и душе, и они вместе обретают равновесие: «Сердце, как у неба и земли и разум, равный природе». Временно отнять корни, чтобы появиться на свет и обрести самостоятельность, чтобы затем, не теряя обретённый потенциал, вернуться в то состояние, когда находишься в утробе матери, под её защитой. Только так Мать и уже взрослое Дитя будут способны на гармоничный беспрерывный рост на протяжении их совместного пути в будущее — таково бессмертие души и разума. Это было тем, чем небесные люди пренебрегли на своём пути к звёздам. Это стало тем, что На’ви осознали, сберегли и приумножили…
— Разум, равный природе…, — невольно прошептала Грейс, не столь удивлённая зрелищу, но явно восторженная тем, сколь непостижимо это было когда-то даже для неё.
Пульсация света в этот миг остановилась. Замерла. Будто время застопорило свой бег. Но затем всё вернулось к прежнему состоянию. И вот яркое свечение растений протянулось к Грейс, остановившись прямо перед ней. Это была тропинка к сердцу Источника Всего. Приглашение, на которое Грейс не могла не ответить.
Грейс неторопливо шла к фигуре женщины, сидевшей к ней вполоборота, и чувствовала её нежное внимание к ней.
Сначала она подумала, что ей просто повезло, но спустя столько лет она поняла, что милая Анна, нашедшая покой в Океане Душ, в конце концов, смогла её провести, причём самым коварным образом и, конечно, не без доли озорства. Грейс оказалась в клонированном теле — совершенном аватаре, который Анна приготовила специально для себя, чтобы затем по собственной воле и желанию отдать его своей «шапочной» подруге. Гены этого аватара были «причёсаны», приведены к наивысшему знаменателю безупречности: сила и вечная красота с немыслимой для живого существа продолжительностью жизни. Сколько она уже прожила? Эти годы не счесть. И даже так она ещё не приблизилась к пику своего жизненного пути, не исчерпала заимствованный потенциал. Она не молода, но всё ещё живая и цветущая. Единственно радости от этого было немного. Пережила почти всех давних друзей, осталась только…
Неожиданно частицы света окутали её. Грейс протянула ладонь, и крохотная радужная звёздочка упала на её кожу. Семя Звёздного Цветка. Маленькое, ещё растущее, но при том немыслимо яркое в своей силе. Таких, как оно, были тысячи. Они спускались, казалось, с самого неба и тёплой метелью разлетались по всему Колодцу Душ, чтобы затем неосязаемый ветер унёс их далеко-далеко, где бы они смогли узреть весь бесконечный мир На'ви и сохранить его в своей памяти. Эти странники были подобны снегу.
Размытое и нереальное ощущение коснулось Грейс — воспоминание о том, как она, будучи маленьким ребёнком, кружилась в танце под снегопадом в Манитобе. Снег был серым, как пепел. Это было громким звонком о том, что мир стал болен. Но разве ребёнка, выросшего в такой эпохе, могло это смутить? Она всё равно радовалась снегопадам в этой провинции, в которой чем-то таким тривиальным никого не удивишь. А затем, как и эти серые снежинки, упорхнула она прочь, не растаяв каким-то чудом на пути к Эдему.
— Так хорошо, что ты здесь.
Глубоко вибрировал приятный, чуть с хрипотцой голос женщины на алтаре.
— Я вижу тебя, Нейтири, — прошептала Грейс. — Наконец-то я вернулась, как и обещала.
Тонкий профиль лица, лебединая шея почти без морщин и мягкая улыбка. Глаза прикрыты, она была едина с голосом Мира. Распущенные волосы стекают по её плечам и спине, несколько длинных прядей спускаются на грудь, за ушками поблёскивает металлом пара причудливых игл-заколок, явно сделанных кем-то из небесных. Плетённая накидка скрывает всё тело: ткань шелковистая, яркая и красная, с отделкой из золотых и синих нитей, с тонким рисунком полумесяца на спине.
Грейс приблизилась к Нейтири и присела рядом на мягкий ковёр из мерцающего мха, вдыхая во всю грудь ароматы природы. После недолгого молчания она произнесла непринуждённо, будто и не было этого долгого расставания.
— Восхитительный наряд. Оматикайя всегда были лучшими в этом.
Нейтири, не открывая глаз, гордо произнесла.
— Это результат труда нескольких семей. Ло’ак и Атаму, их жёны и дети, в особенности, очень старались, чтобы создать сей подарок для меня.
«Хм, так вот чьего сыночка я видела недавно», — подумала Грейс. — «Норм, твои дети и внуки процветают…»
— Я им очень благодарна, — Нейтири незаметно постаралась плотнее укутаться в накидку.
От Грейс это не ускользнуло и Нейтири, ощущая её взгляд, пояснила.
— Даже в нашем вечно тёплом краю, моё ломкое тело всё чаще испытывает холод. А ведь будто совсем недавно я нежилась в согревающих объятиях моего ненаглядного супруга, но время то ушло.
Грейс почувствовала себя уязвлённой от крайних слов и поспешила извиниться.
— Прости, что меня тогда не оказалось рядом…
— М-м, — женщина качнула головой. — После перерождения Мира мы с тобой никогда не расставались. Каждый миг нашей жизни я ощущала твоё незримое присутствие рядом с нашей семьёй. А Джейк… Он живёт в моём сердце: я всегда слышу его заботливый и любящий голос. Как и голоса всех тех, кто жил до меня. В том и смысл Истинной Связи…
— …мы никогда не будем одиноки, — закончила за неё Грейс.
На небе игриво мерцали звёзды. Око Полифема почти ослепляло. Монотонное движение белых прутьев ивы над головой и ритмичная пульсация корней под ногами действовали усыпляюще, почти гипнотически.
— Ах да, — Грейс спохватилась и скинула со своей шеи семейный амулет, передававшийся среди Цахик Оматикайя с самых древних поколений, — я хотела бы вернуть его в руки той, кому он должен принадлежать изначально.
Наконец, красивые глаза Нейтири распахнулись. Они словно пылали внутренним светом и мудростью целых поколений. Теперь она открыто взглянула на Грейс, немного помедлив, откинула край накидки и протянула ладонь, слегка прикоснувшись к этой чудесной вещи, пережившей тысячи лет.
— Sa'nok, ты…
— Да.
Нейтири всё поняла и без лишних объяснений.
— Тэя опечалится. Лучше дождись её возвращения, не спеши.
— Послушай, — Грейс нежно вложила амулет в ладонь Нейтири. — Это не символ расставания. Мы же только что об этом говорили…
Плечи Нейтири дрогнули.
— Знаешь, — задумалась Грейс, — не так я представляла себе нашу встречу после такой долгой разлуки…
Неожиданно Нейтири мягко рассмеялась.
— Упасть в объятия друг друга и щебетать о былом днями и ночам, не зная устали, делясь грустными и счастливыми событиями прожитых дней.
Грейс усмехнулась.
— Наверное, ты права. Но нам, возможно, стоило бы остаться здесь на пару лун и в семейном кругу вспомнить всё, что было. Сызнова соткать драгоценные моменты нашей жизни, подышать ими немного, облекая воспоминания в слова. Я не против такого «пушистого» финала. Впрочем, я чувствую, что наша история уже давно подошла к концу…
Нейтири повела ладонью и тысячи нитей Звёздного Цветка потянулись к небу, радужным светом озаряя Колодец Душ, словно благословляя грядущую церемонию.
— Думаю, что здесь я закончила. Пора созвать старших членов племени. — Нейтири ненадолго умолкла. — Ты побудешь рядом ещё немного?
Грейс оживлённо кивнула ей.
— Сколько пожелаешь.
Нейтири была очень этому рада. Затем она хлопнула в ладоши, и волна света утонула в лесу, созывая На’ви.
— Скажи, ты уже собрала осколки той древней сказки? — спросила Нейтири.
— Более или менее, — неопределённо ответила Грейс. — Без тени самодовольства могу утверждать, что я смогла бы рассказать больше, чем Мо’ат в своё время. Но эта история чересчур зыбкая. Иногда ясная, как погожий день, а порой размытая, как в ненастную темень. Иногда я совсем не нахожу в ней смысла. Я облетела сотни кланов, побывала там, где, вероятно, На’ви и не вздумали бы путешествовать — я повторила шаг за шагом весь путь той девочки. И похоже, что события её странствий стали лишь запутаннее. Так или иначе, это всё, что у меня есть…
— Тогда не теряй и мгновения, Sa'nok, — голос Нейтири преисполнилась торжества, — когда почувствуешь, что настала пора, расскажи Народу и даже небесным всё, с самого начала. Пусть они помнят эту забытую сказку…, — внезапно Нейтири нахмурилась и воскликнула. — К моему стыду, я только что осознала — у этой истории так и не было названия!
— Тут уже проще, — пожала плечами Грейс. — Дочь Космоса.
Глаза Нейтири удивлённо расширились, так искренне, по-детски.
— Это было очевидно… Почему я сразу не догадалась…?
Грейс рассмеялась и, чуть помедлив, осторожно спросила.
— А кто расскажет Историю о Сёстрах?
— Тэя, — просто и без утайки ответила Нейтири. — Но в другое время и в другом месте.
— Лучше и быть не может, — кивнула Грейс, уловив тонкий смысл за этими словами.
К Колодцу Души потекли ручейки жителей деревни. Воздух наполнился голосами, а рощи — переливами биолюминесцентных меток на стройных телах. Две женщины вдумчиво наблюдали за этой сдержанной суетой, внимали звучанию леса и наслаждались присутствием друг друга.
— Помнишь, — вдруг произнесла Нейтири, — как ты сказала мне, тогда в школе, что я и Саванин — две благословлённые Эйвой сестры, чья история только начинается. Я думаю, что ты ошиблась в одном…
Сердце Грейс болезненно сжалось. Зря она подтолкнула Нейтири к таким размышлениям. Но затем Грейс тяжело выдавила из себя, силясь удержать хаотичные мысли.
— История Саванин оборвалась слишком рано, чтобы те слова всецело стали реальностью, — последовал судорожный выдох. — Даже в Море Души я не чувствовала её голоса…
— Нет же…
В следующий миг Грейс невольно вздрогнула, когда услышала журчащий детский смех десятков счастливых ребят, и, словно ожило прошлое, звонкий голос будто заново обрётшей юность Нейтири, струившийся из каждой клеточки Звёздного Цветка, заставил мир, чувствующий приближение рассвета, окраситься тёплыми красками.
— …ведь ты, как и я до определённого момента, не задумывалась о том, что с тобой… нас было трое…

Грейс разомкнула веки.
И всё же это было не прощание — только очередная встреча.
Грейс бережно подняла амулет, лежавший на мерцающей моховой подстилке, и выпрямилась перед сотнями На'ви, молчаливо ожидавшими её слова. Среди всех этих сосредоточенных лиц Грейс мгновенно отыскала дорогую её сердцу «девочку», так похожую на Нейтири. В глазах той восхитительной «девочки», на самом деле ставшей очень взрослой и прекрасной женщиной, плескалось счастье и предвкушение грядущих открытий.
— Идём же, милая Тэя, — прозвенел голос Грейс, насыщенный беспрецедентной силой её Пульса Души.
Она поманила Тэю к себе, протягивая ей древний амулет Цахик.
— Позволь мне в последний раз помочь вам на пути в будущее…
И алтарь вспыхнул светом звёзд, купая в радужных переливах сотни фигур На’ви. Могучий резонанс прокатился по линиям силы — венам всей планеты — сосредоточие коих было здесь, в центре Колодца Душ. А затем солнце взошло над горизонтом. Властная ночь уступила место красоте нового дня…
Минули дни. Клич икрана огласил земли Оматикайя, созывая всех и каждого. Грейс решила, что необходимый момент настал.
На неё смотрят все, кто только есть на веранде, на ступенях, да и вокруг — места едва хватило. Столько новых лиц! Среди них, пусть и было тех немного, находились старые знакомые и друзья. На’ви и небесные вместе, их души сияют.
Грейс ощутила себя старухой, вздорной и болтливой бабкой, лишней среди этой «молодёжи». А ведь и правда: она субъективно старше всех, кто собрался здесь, у Дома Солнца. Но, чтобы она ни думала, все они пришли сюда ради неё и её истории, которую она намеревалась им поведать. Искреннее внимание обращено к ней. Грейс вдруг поняла, что, если не считать вездесущей музыки природы, здесь царит тишина. Лишь постукивают палочки занавесей о края оконных рам, да ещё временами шуршит одежда. Даже дети-болтушки обратились в «уши».
— Внимайте же, а после расскажите другим! — возгласила она. — Это ваша история. Это ваше наследие.
Грейс запрокинула голову и прикрыла глаза, щурясь от потоков солнечного света, проникавшего под полог древесной листвы. Она сделала глубокий вдох, и тонкая улыбка заиграла на её лице.
— У подножия Священных Парящих Гор, там, где сужается великая река Перворождённой долины, множество огромных деревьев, не уступающих нашему Древу-Дому, нависают над водой. Проникая сквозь густую листву вознёсшихся до небес гигантов, солнечный свет становится жёлтым и рассеянным, как растопленное масло, и теплом своим окутывает Детей Великой Матери, чьи сердца бьются в унисон с песней неба и земли…

***
Это была прекрасная ночь для последнего полёта. Но Грейс чувствовала, как время сыпется сквозь её пальцы. Потому она простилась с Цефеем. В целом, она уже сделала всё, что желала. Пора…
— Sa'nok, лишь две луны прошли, но вы уже нас покидаете?
Грейс почти исчезнувшая в густой папоротниковой чаще, не сразу сообразила, что эти слова были обращены к ней. Она бросили взгляд через плечо: травница Малими с тревогой взирала на неё.
В этот момент только по одному её взгляду Малими всё поняла. Каждое слово и действие наставницы сложились в единую мысль: «Так или иначе, все Дети возвращаются к Матери».
— П… позвольте мне сопровождать вас! — неожиданно выпалила она, опасаясь, что потом уже будет поздно.
И впрямь, выглядела старшая какой-то нетипично слабой для неё. Малими почувствовала себя неуверенно, подумав, что той возможно понадобится её поддержка. Но это было уже слишком. Если всего лишь одна неудачная фраза может действительно ранить старшую, то это всё равно, что обладать силой, достаточной, чтобы погасить солнце.
— Я не хочу этого, дитя, — молвила Грейс.
Малими оцепенела, с усилием подавив разочарование. Где бы старшая не появлялась, она творила чудеса и всегда оставляла частицу своей яркой души в сердцах многих На’ви. Но так она растратила себя без остатка, потускнела, и теперь желала покоя. А Малими было больно от того, что «крестная мать» сотен кланов избрала одиночество. Ей не стоило заканчивать всё вот так — это было несправедливо по отношению к собственному жизненному пути, связавшему её душу с каждым живущим созданием этого мира.
Девушка взглянула прямо в золотистые глаза старшей и, не выдержав, стиснула кулачки, позволив себе быть невежливой.
— Простите, старшая, но я не приму этого!
Грейс спокойно смотрела на девушку.
— Всё… это… Так быть не должно! — Малими распалялась. — Для нас, для Народа вы значите не меньше, чем кто-либо из соплеменников. Ни в радости, ни в горести мы никогда не бросаем друг друга. Даже зная, что Истинная Связь сделала нас гораздо ближе, чем мы могли бы достичь этого физически, мы не забываем о своих корнях. Молю, не оставляйте нас вот так!
— Я и не покидаю вас, — со всей серьёзностью произнесла Грейс. — Наоборот, я возвращаюсь…
Лицо Малими вспыхнуло, и она умолкла, чтобы, чуть поразмыслив, неторопливо сказать.
— Иногда, в местах, где река сильно извивается, её изгиб оказывается отрезанным от основного потока. Так река сбрасывает с себя маленькое озеро, переставшее быть частью потока. И река из года в год продолжает создавать такие озёра, большая часть которых чахнет и высыхает…
Грейс удивлённо выдохнула, наконец-то явив какие-то эмоции.
— Есть что-то неизменное, что, поколение за поколением, заставляет это случаться вновь и вновь, — продолжала говорить Малими. — Но с Новым Рассветом наша река, олицетворяющая дорогу в будущее, более не позволит этим озёрам появляться. Потому что мы едины. И вам то известно лучше, чем любому из нас.
Старшая молчала, а опустившей голову Малими было стыдно смотреть на неё из-за такого неучтивого обращения. Какая же она глупая! Зачем она всё это сказала?
— Не надо, малышка. Не превращай это событие в траур мирового масштаба.
Малими ошеломлённо уставилась на старшую.
Грейс улыбнулась ей и поманила за собой.
— Не отставай, юная травница. Поверь, я далеко не старушка.
Девушка, не сразу оттаяв, спохватилась и ринулась за Грейс, чей шустрый хвост уже растворился за стеной из папоротников.
Они не успели толком углубиться в лес, как Грейс остановилась, прислушиваясь к чему-то. Настороженная Малими последовала примеру старшей и открыла сознание до пределов, чтобы затем, легонько вскрикнув, отскочить в сторону, неожиданно ощутив яркую вспышку чужого разума прямо подле себя.
Сцена была из ряда вон: очень аккуратно протискиваясь сквозь ветви и листву, рядом с девушкой возник огромный икран без упряжи и седла. Одарив Малими чудным взглядом, крылатое создание невозмутимо побрело к Грейс, издавая поскрипывания, в которых чувствовалось некоторое недовольство.
Старшая смотрела на икрана. Тот глядела на неё.
— …
— …
Эта немая сцена продолжалась недолго.
После этого старшая сказала.
— Вы уже встречались. Это Цефей. Он очень умный и хитрый зверь, но не бойся этого проказника.
Малими даже не знала, смеяться ей или плакать.
— Ваш друг пойдёт с нами?
Зверь тихо «заурчал», подразумевая, что это и так было очевидно, и стал прокладывать им дорогу, твёрдо опираясь на четыре конечности. Но крылья берёг, не позволяя им без дела цепляться за молодые деревья и высокие растения.
«Почему духовная наставница не последовала за старшей?» — думала Малими.
А Грейс, читая её мысли, словно открытую книгу, произнесла.
— Тэя рядом со мной. Каждый этот миг.
Малими раскаянно притихла в своих мыслях. И правда, её недавняя вспышка негодования, вызванная кажущейся несправедливостью решения старшей, теперь выглядела ещё более нелепой.


Музыка для атмосферы
(Ben Woods — Lay Back And Shoot The Stars)
Звёзды ярко сияли над головой, на западе в сумерках вырисовывались большие каменные арки, возвышавшиеся над Колодцем Душ. Но путь этой троицы лежал севернее: по узким тропам, пылавшим красками, туда, где раскинулись богатые сады Священной Рощи.
Спустя некоторое время Малими не выдержала тишины, прерываемой лишь насыщенными звуками леса и гулкими шагами икрана впереди них.
— Sa'nok, получается, что вы… последняя… из ходящих во сне…
Ответ последовал нескоро.
— Возможно. Небесные вполне могли бы использовать свои ресурсы и восполнить этот пробел, пока гостят у вас.
— Но, по всей видимости, они не стали… Так? — Малими пошевелила ушками, ловя каждое слово старшей.
— Нет. Думается мне, это всё их гордость, которая проявилась в самый неподходящий момент.
Малими о чём-то крепко задумалась и затем произнесла, уверенная в своей догадке.
— Всё просто, Sa'nok, они не хотят отрываться от своих корней! Когда они столько потеряли, быть небесным человеком для них теперь стало значить многое. И мы, какое бы решение они не приняли, поможем им и сбережём, коль уж они вновь оступятся.
Грейс окинула Малими одобрительным взглядом и, чуть погодя, поинтересовалась.
— Как хорошо ты знаешь английский?
Девушка тут же радостно откликнулась на языке небесных — бегло и почти без акцента.
— Не хуже многих старших! Под руководством бабушки и деда я даже изучала письмо, чтобы затем успешно закрепить знания в школе Шионросс…
Малими не успела договорить, как в её сторону полетел маленький кристальный цилиндр. Она умело поймала его в руки и с интересом взглянула на эту вещицу, чьи грани красиво переливались в биолюминесцентном свечении леса.
— Это электронный носитель, — пояснила Грейс. — Весьма архаичная вещь для мира На’ви, вобравшего в себя память тысяч поколений и с лёгкостью ей распоряжающегося. Тебе уже приходилось видеть такие у небесных? Не знаю, сколь велики твои познания, как травницы Оматикайя, но, я уверена, ты многое сможешь подчерпнуть из того, что я изведала за обе свои жизни. Поверь, я тоже своего рода травница… Если что, обратись к небесным за помощью в изучении этих данных.
Малими бережно сжала в своих ладонях это сосредоточие воспоминаний и с чувством поблагодарила старшую.
— Я сберегу ваши знания и, как обрету их понимание, поделюсь ими со всеми и с каждым!
— Даже не сомневаюсь, — улыбнулась Грейс. — В прошлом я совершила ошибку, передав свои знания тем, кому не следовало. Но теперь я уверена, что всё это в надёжных руках. — Увидев застывшего в ожидании икрана, Грейс прошептала. — Мы пришли.
Малими судорожно вздохнула. Они прибыли в святыню. Неужели это всё?
Грейс неспешно приблизилась к деревьям Священной Рощи, излучавшим свет жизни, нежно провела ладонями по их пурпурным прутьям, ласкавшим кожу, прикоснулась к их молочно-белым стволам и, выбрав одно из приглянувшихся ей Деревьев Голосов, присела у его корней, ощущая спиною тепло, обволакивающее тело и разум покоем.
Малими была рядом, как и Цефей. Икран казался безмятежным, хоть и знал он, что произойдёт, но девушка не находила себе места, не понимая, что сказать и как быть в такой необычной ситуации.
— Я хотела бы побеспокоить тебя одной просьбой…
Девушка прижала ладони к груди.
— Всё, что будет в моих силах, Sa'nok!
Грейс усмехнулась и указала на Цефея.
— Он не выразил желания уходить в свободное плавание. Если не трудно, позаботься о нём. Уверена, вы неплохо поладите.
Икран негромко вскрикнул в подтверждение этих слов. Малими, в свою очередь, неожиданно заплакала.
— Я… Да! Я буду заботиться о нём…
— Эй! — рассмеялась Грейс. — Ну хватит! Это не прощание, моё милое дитя…
Малими, безуспешно сдерживая слёзы, кивнула, помня слова старшей.
— …верно, это очередная встреча.
Грейс подарила Цефею и Малими самую яркую из своих улыбок и чуть прикрыла веки.
«Я знаю Пандору больше, чем кто-либо. Я любила этот мир так же, как мать и отца, и почти столь же сильно — сейчас я это осознаю — как Землю… но при этом я была лишь частицей Земли. И дело не в величине моих чувств. Я понимала сущности «Гайа» и «Эйва» только потому, что прочла «книгу», написанную ими. «Книгу о жизни».
Ни одну из этих богинь нельзя назвать непогрешимой. Одна думала, что её наследие невозможно победить, а люди почти доказали, что это не так. Другая, потеряв себя, смогла сокрушить людей и почти раздавить сестру и её Детей, просто скопировав методы первых, один из которых уничтожил и её саму. Но судить их нет причин. «Гайа» и «Эйва» подарили жизни своим Детям. Как и им была подарена жизнь кем-то и когда-то. Только в этом заключается тот сокровенный смысл вечности.
Может, я храбрюсь и на самом деле просто боюсь темноты, так безудержно цепляясь за это многослойное слово — «Жизнь». Такое ёмкое слово; почти бесконечное. Теперь, прочитав «книгу о жизни», я ничего не вижу в прежнем свете: пылинки в солнечном луче, пробившимся из-под завесы Дома Солнца; горсть песка на океанском берегу; детский смех и счастливые улыбки; собственную ладонь, поднесённую к лицу. Когда-то я соорудила вакуум между собой и другими людьми, между собой и миром вокруг, когда все были живы. И вот так сложилось, что многих уже нет, а я до сих пор чувствую этот вакуум. Но теперь я понимаю, что даже если кто-то уходит, те связи, что они создают, бессмертны».
Белоснежная ива полыхнула ярчайшим светом. Миллионы атокирина засверкали в воздухе, в могучих лесах и над безграничными равнинами, словно выжидая этого момента. Пандора внимала голосу своего Дитя…
— Нейтири, Саванин, Джейк, Максим, Норман, Анна, Сион..., — Грейс шептала многие имена людей и На’ви. — Мы снова будем вместе...
Лицо Грейс расцвело счастливой улыбкой, когда она протянула ладони свои к мерцающим звёздам, усеявшим небосвод бесконечной рекой. Знакомое присутствие заполнило сознание, и Грейс почувствовала в груди нарастающее тепло.
Она вспомнила напев, ставший ключевым фрагментом той Вечности Разума, которую обрела Эйва в миг своего явления в этот мир, чтобы затем даровать это чудо своим Детям: «Да будет благословенна любая жизнь». Таков был замысел Великой Матери, нашей Дочери Космоса — о сотворении жизни и вечности её пресуществления. И осознание истины, кроющейся за этими словами, заставило сердце трепетать от восторга, а каждая деталь истории обрела смысл и связь. Потому что, как и звёзды над головой, любая жизнь — На’ви, люди или кто бы то ни был в этом бесконечном мире — тоже Дети Космоса. Сыновья и Дочери Вселенной.



Чудесные композиция и клип в качестве заключительных титров
(Silent Poets feat. Leila Adu — Asylums for the Feeling)
ПОСЛЕДНИЙ АВАТАР
ФИНАЛ

[Bolo]

Осилил только в 3 присеста Сразу всё не переваривалось...
Фееричный и душевный финал, где ключ ко всему - Грейс, она же - последний Аватар.
Получилось здорово, поскольку тут только ощущается вся сила замысла сюжета, его изначальная продуманность и законченность. Как же надо было держать настрой, чтоб так плотно провести его от начала? В общем, апплодирую
Финальный мир мне чем-то напомнил некую квинтэссенцию или "что-то между" "После Тьмы", "Полётов на Икранах", и даже где-то "Бунт свободы", ну в некоторых эпизодах-персонажах Но всё это в Пандорианской атмосфере мира Аватара, да ещё со своим, весьма замысловатым и законченным сюжетом.
Вообще, серьёзный, большой труд, который надо сберечь.

[Goopy]

Спасибо за этот тёплый отзыв, Боло

Что касается предполагаемого влияния твоих работ... Знаешь, только сейчас задумался о том, сколь много возникло точек соприкосновения. Ведь последний рассказ, который я прочёл после своего долгого отсутствия и последовавшего затем возвращения на форум стал как раз "Бунт Свободы", в коем, разумеется как и в "После Тьмы" и в "Полётах на Икранах", немало интересных деталей было, которые я ненамеренно, а скорее подсознательно вплёл в ещё не придуманный мною сюжет (справедливости ради отмечу, что первая версия романа была совершенно другой: менее про "дух", больше про "земное", физическое, ничем не отличающееся от большинства экшен ориентированных фанфиков по Аватару). Но в действительности отправной точкой для создания этого цикла можно назвать многие произведения, которые вообще никакого отношения к нам (форуму) и к Аватару не имеют. Я устану их перечислять. Тем не менее, я хотел бы отметить один из рассказов на нашем форуме (опубликованный с разрешения автора), который стал отличным референсом для осмысления собственных идей: "Пандора. Война Терристов". Для этой истории в 2013 году я даже постер сделал — вот настолько понравилось. Тут излишне комментарии, просто прочтите и сравните. Всё станет на свои места, вплоть до заимствованных мною цитат в некоторых сценах.
Кстати, лишь сейчас я понял кое-что — случилась интересная аллегория. Мой уход и путешествие Грейс стали взаимным отражением друг друга: покинуть клан, долго отсутствовать, а затем вернуться, обретя многочисленные цепочки связей. Забавно, ведь это не сознательное планирование, а, судя по всему, опять-таки что-то подсознательное: руки делают, но глаза, через которые видит разум, уже не боятся.

Настрой держать было непросто. Да и кому я об этом говорю, правда?
Получилось свою работу сделать только благодаря планированию. Которое, конечно, сыграло со мною злую шутку, ибо сам роман, судя по статистике Word'а, был сделан всего за полных две недели, размазанных на месяца полтора, а публиковался с большими задержками целых полгода. Проблема была в том, что я не удовлетворился прочитанным и стал переделывать. Это плохо с точки зрения задуманных сроков и банального потери времени, НО это оказалось очень хорошо для самой истории и цикла. Я доволен.
И да, возвращаясь к планированию: убедился, что для начала сделать надо подробный сценарий (относительно краткое изложение всего романа по главам, вплоть до финала) и лишь потом приступать к самому роману. В "Последний Аватар", являющийся по-сути финалом всего цикла "Дети Космоса", я вплёл множество деталей, которые для ещё ненаписанных рассказов-предысторий уже стали выстрелившими ружьями. Суть в связи — физическом и духовном, коль уж хотите, цахейлу для всех историй. И меня это затянуло не на шутку.

Что будет в скором времени.
Я вычитаю роман, поправлю немного текст, сделаю документы в разных форматах для оффлайн-читалок, залью на файлообменники и размещу здесь и в своей теме, чтобы можно было свободно скачивать и читать. Плюс ко всему сделаю полноценный релиз, как на форуме: с картинками и музыкой в одном файле. Впрочем, если кому нужно, "Последний Аватар" так же был размещён на samlib и ficbook, где тоже есть возможность скачать произведение в разных форматах.

Теперь о дальнейших планах.
"Другие тени Земли" и "История двух Сестёр" пишутся. Скорее всего, "Тени" будут опубликованы первыми, а десерт в виде "Сестёр" позднее. Сроки не буду оговаривать. Когда закончу хотя бы один рассказ целиком, тогда и начну размещать — так лучше всего. Хотя могу отметить, что каждый из этих рассказов в отдельности по объёму текста в половину меньше "Последнего Аватара". Короче говоря, дело времени, а не возможностей.
К сожалению, это не относится к "Дочери Космоса". Я планирую этот рассказ в виде "эпического" приключения в мире На'ви, которое займёт много сот глав. Поэтому вообще будет чудом, если я напишу его и начну публиковать хотя бы во время релиза фильма "Аватар 2".

В целом, это всё. Спасибо всем, кто прочёл рассказ, спасибо тем, кому он понравился, спасибо тем, кто, возможно был недоволен — любые эмоции уже в плюс.
Увидимся "Пусть Эйва прибудет в вашем сердце".

Сообщение отредактировал Goopy: 22 июня 2018 - 04:44

[Bolo]

Goopy сказал:

Интересно, а в формате pdf медиа-файлы (аудио) можно размещать?

Всё, что есть возможного размещать (плеером а не ссылкой) ещё Кот расписал в специальной теме в техническом разделе, и как это делать. Вот медиа-pdf я ещё не видел даже