Маленькие люди, или Большая нефть

https://p3-admin.gre...ill-medium.webm

— Ловим щурогайку, ну то есть мелкую щуку, — рассказывает рыболов Иван. Он стоит на берегу протоки Чеускина, в пойме Юганской Оби, совсем рядом с местом, где прорвало трубопровод. В метре от него — оранжевый бон, который положили на воду, чтобы нефть не растекалась дальше; поплавок поблескивает на радужной нефтяной плёнке. Мы разговариваем, собственно, стоя в нефти. — Щука, она ж как живёт? Она другой рыбой питается, потому все её и ловят. Обычная рыба ведь водоросли ест, так её только на сковородку кинешь — она сразу нефтью завоняет.

За спиной у Ивана участки местных жителей, которые купили землю на живописном берегу протоки. У одних здесь дачи, а другие живут здесь круглый год. 23 июня они проснулись в чёрной луже: начался паводок, под его напором не выдержал нефтепровод, и масса воды быстро разнесла нефть по лесам и лугам поймы Юганской Оби.

Мы не сразу понимаем, что находимся на участке Любови Петровой, это место вообще больше похоже на стройплощадку: рядом работает огромный экскаватор, снимает толстый слой земли, которая пропиталась нефтью. На Севере продукты дорогие, поэтому на этой земле они с мужем выращивали овощи и фрукты на всю зиму: на участке не больше десяти соток росла картошка, огурцы, помидоры, перцы, ягоды... Берег протоки Чеускина они выбрали из-за красоты: на одном берегу росли ивы, а на другом, если пройти через сырую пойму, — берёзовая роща. Паводок поднял нефть высоко: теперь на кустах, ивах и берёзах примерно на метр от земли осталась чёрная мазутная полоса.

Соседка Любови, Лидия Парамонова приглашает нас к себе в дом. На пол она накидала газет, чтобы было не так грязно: он весь в чёрных маслянистых пятнах, нефть покрывает деревянные половицы. Вода с нефтью полностью покрыла её участок и затекла прямо в дом. Муж, говорит Лидия, чуть не заплакал, когда увидел участок: землю он сам сюда завозил. А теперь тут ничего нет, и не понятно, вырастет ли когда-нибудь. Ещё одна дачница с соседнего участка разговаривать с нами стесняется, но стоит рядом и не может сдержать слёзы, когда смотрит на отравленную землю; следующий участок, на который пойдёт экскаватор, — её.

Излившаяся нефть образует плотный слой вязкой жидкости, не пропускающий воздух. Жить на таких территориях практически невозможно.
«Город живёт нефтедобычей, больше здесь у нас ничем не занимаются», — объясняет нам Любовь. После разлива она ездила в больницу, жаловалась на отравление парами нефти, но там отказались выдать справку. Она логику понимает: «Если вам кто-то помогает, протягивает руку, вы же не будете эту руку кусать». Больницы, как, в общем-то, и всё здесь, спонсирует «Роснефть».

Вместе с соседкой она рассказывает, что обращалась в газеты, но писать про пострадавших от разлива нефти дачников там отказались: у редакций заключены договоры на информационное обслуживание нефтяников. «Нам все вокруг говорят, что мы мещане, что есть проблемы и поважнее, что на Украине вообще война. Но мы столько сил вложили в эту землю, ведь на Севере непросто что-то вырастить, мы только хотим, чтобы нам компенсировали убытки», — жалуется Любовь.

Вода с нефтью полностью покрыла её участок и затекла прямо в дом. Муж, говорит Лидия, чуть не заплакал, когда увидел участок: землю он сам сюда завозил. А теперь тут ничего нет.

У одного из местных рыбаков мы арендуем моторную лодку, чтобы пройтись по пойме Юганской Оби и посмотреть, где осел нефтяной шлам. Картина по-настоящему радужная: радужной плёнкой покрыта вся вода, густая нефть стекает с листьев кустов и деревьев, всё та же чёрная полоса высотой в метр от земли покрывает стволы деревьев и кусты.

Сильным течением нефть с участков унесло, но она осела в небольших отворотах реки, где течение спокойное. Выходные, светит солнце, и берег усеян рыбаками, которые беспрерывно закидывают спиннинги в загрязнённую воду. Мы удивляемся и всё спрашиваем, не кажется ли им опасным ловить рыбу в нефтяной реке. «Граммом больше, граммом меньше», — отшучиваются мужики. И уже серьёзно добавляют: «Мы же тут не молоко добываем». Мол, всякое бывает и жаловаться не стоит. Такой большой разлив нефти рядом со своим домом нефтеюганские дачники видели впервые и склонны считать это «несчастным случаем, катастрофой, от которой никто не застрахован».

Мы приезжаем на пастбище, где пасутся коровы. Ферма Натальи Трохиной из посёлка Сингапай стоит достаточно высоко, и паводок с нефтью туда не добрался, а вот пастбища затопило. Встретивший нас пастух Шурик немногословен: «Вода ушла, а нефть осталась. Трáва теперь отравленная, воняет, и коровы её не жрут». Гнать скот больше некуда: прямо рядом с пастбищем буровая площадка «Роснефти», пастухи стараются не пускать туда коров. Стадо возвращается домой голодным, а хозяева терпят убытки: всё лето после разлива нефти им приходится покупать сено, чтобы прокормить несколько сотен коров.

В Нефтеюганском районе с разливами нефти знакомы больше, чем в самом Нефтеюганске. Здесь никто не считает, что разливы — это единичные несчастные случаи. Наталья Макагон, редактор городского портала «Пыть-Ях Онлайн», — одна из немногих журналистов, кто написал про свежий нефтяной разлив на реке Пучип-Игый. Во время нашей встречи она хочет показать нам впечатляющие видео разлива, но обнаруживает, что оно было удалено с Youtube за «нарушение авторских прав». Наталья привозит нас на реку.

Чтобы понять, насколько большим был разлив, никакого видео не нужно. Берега небольшого карьера, в который впадает река, покрыты чёрным мазутом, на воде плотная нефтяная плёнка, стоит специфический резкий запах нефти, вокруг тучи насекомых…

Наталья знакомит нас с местными жителями, которые видели разлив своими глазами. Один из них, Сергей, просит не называть его фамилию. «Я занимаюсь ремонтом скважин больше двадцати лет, и то, что я вижу, — ужасно».

Последний крупный разлив недалеко от Пыть-Яха на реке Пучип-Игый случился в мае этого года, нефть там собирают уже три месяца, и она до сих пор не убрана. Валентина Немченко живет в дачном кооперативе «Майский» совсем неподалеку, она заядлая любительница рыбалки. «Раньше в этом озере щуки вооооот такие были», — Валентина разводит руки так широко, насколько только это возможно. Теперь щуки мелкие и пахнут бензином, даже кошка их не ест. Валентина приехала в сибирский таёжный край в 70-х годах и очень любит вспоминать то время: как гуляли по лесу, встречали диких зверей, собирали ягоды. Теперь всё совсем по-другому: «С 90-х годов здесь уже всё залито нефтью. Разливы происходят постоянно».

Сергей связан с нефтяниками по работе и считает, что информация о нефтяных разливах блокируется, хотя знают о них все: «На месторождения допускают только персонал, разливы на каждом шагу. Последние годы начали ликвидировать порывы прошлых лет, а их знаете сколько по тайге? Не передать. Взять любой нефтяной куст — в районе каждого из них разливы, и их не ликвидируют, потому что они далеко, их не видно». Сергей рассказывает, что работал на месторождениях, где живёт коренной народ, ханты: «Не понимаю, как они это терпят! Взять, например, Угутское месторождение — кусты, кусты, кусты [ред. куст — нефтяная скважина]. В результате рыба уходит, зверьё уходит, а ведь коренные этим живут».

Ханты всё ещё живут так, как жили сотни лет: разводят оленей, собирают грибы и ягоды, ловят рыбу, чтут обычаи предков, живших на этих землях. Нефтяные скважины и «качалки» уже окружили их родовые угодья, однако нефтедобытчикам не даёт покоя нефть, которую хранят сами земли родовых угодий. Нефтяники заключают с местными так называемые социально-экономические соглашения: ханты получают за свои земли деньги, а кроме того стройматериалы, сапоги, спецодежду, бензин. Но сторговаться получается не всегда.

Александр и Рената Айпины из тех ханты, которые не хотят никаких компенсаций. Они хотят жить на своей земле так же, как жили много-много лет назад их прадеды и прапрадеды. В прошлом году Александру удалось отстоять свою землю: «Лукойл» получил лицензию на разработку Марталлеровского месторождения, добрая половина которого лежит в родовых угодьях оленеводов. Для Айпиных это означало бы потерять последний бор, где могут пастись их олени. «Пока «Лукойл» отступил, но у нас такое чувство, что мы на мине замедленного действия», — говорит Александр. Он жалуется, что нефтяники ведут себя нагло и любой ценой пытаются отхватить территории коренных. На пастбище одного из его знакомых оленеводов нефтяники прилетели на вертолёте: решили эффектно доставить соглашение о передаче земель в пользование компании. К реакции знакомого Александр относится с пониманием: «Какую же силу воли надо иметь, чтобы не подписать бумаги, когда они так заявляются».

* * *

По трассе Сургут-Когалым мы едем дальше на север. В Когалыме нас встречают ханты, чтобы проводить на свои земли — сами мы вряд ли доберемся. Часа полтора мы едем за их «Нивой» по песку и просёлочным дорогам, глубже в лесотундру. Навстречу попадается только техника нефтяных компаний. Наконец, на стойбище нас встречает добродушный хозяин, Иосиф Иванович Сопочин, и совсем не добродушная собака на цепи. «Никогда в жизни у меня злых собак не было! А как с нефтяниками спорить начал, даже собака злая завелась», — смеётся Иосиф Иванович.

«Ноябрьскнефтегаз» получила лицензию на разработку нефти и газа на месторождении «Отдельное». Это месторождение заходит на родовые земли семьи Сопочиных. И они, впервые за всю историю округа, не пошли навстречу нефтяным компаниям, заявив: мы со своей земли не уйдём.
>> Видео-репортаж, снятый в апреле 2015 года, о семье Сопочиных
«Ноябрьскнефтегаз», дочерняя компания «Газпром нефти», собирается добывать нефть и газ в родовых угодьях семнадцати семей, в том числе большой семьи Сопочина. Целый год Иосифу Ивановичу удаётся сохранить свои земли: «У нас разрешения просят, но мы свои условия сказали. Нам не надо никаких денег. Нам жить негде, поэтому мы свою землю сохраняем, нам надо внукам что-то оставить». Мы сидим за столом в доме, где растут его внучки. Нам приносят горячий чай, варенье, жареную оленину. Стол здесь не традиционный низкий, а обыкновенный — со стульями. Над столом висят часы с фотографией Путина и Медведева. «Мы разве против, чтобы для России нефть добывали? Ну, давайте тогда не ущемляйте наши жизни! Это само выступление президента Российской Федерации было: нефть добывать надо, но не ущемлять жизни коренных народов. Они президента России не слушают!» — возмущается оленевод. «Они говорят, что России нужна нефть, что Россия должна встать с колен. А я не понимаю таких людей, они не особо-то за Россию хотят. Это грабеж и воровство. Мы тоже за Россию! Мы хотим России чистый воздух дать, леса наши сохранить. Этим воздухом не я один дышу, и нефтяники им дышат», — распаляется Сопочин.

Он говорит, что «традиционщиков», ханты, которые ведут традиционный образ жизни, в Ханты-Мансийском округе много, но становится меньше: они лишаются своих территорий, возможности разводить оленей и переезжают в сёла и города. А тем, кто решается отстаивать свою землю, приходится очень тяжело. «Они может быть и не хотят нас обидеть, но настаивать на своём будут». «Они» в данном случае это «Газпром», с которым у Иосифа Ивановича противостояние. Его родственника Володю Сопочина, отца молодого семейства, особенно беспокоит, что «Газпром» будет бурить скважины у ручья, и, если случится авария на трубопроводе, нефть затопит родовые земли: «Всё пойдёт к нам, пострадает дичь, рыба, олени, да и мы сами — мы же тоже пьём воду из ручьёв. Они спрашивают, чего мы добиваемся. Бог нам дал такой мир, и мы хотим, чтобы он таким и остался, чтобы наши дети здоровыми были и хранили традиции».

Оленеводы в ХМАО держат в среднем по 80-200 оленей, при этом у каждого оленя есть своё имя. Вместе со своими оленями ханты кочуют по лесотундре в поиске сосновых боров беломошников, где растёт ягель. Олени приходят на стойбище рано утром: зимой, чтобы покормиться комбикормом, а летом чтобы укрыться от мошки в спасительных клубах дымокура, который разводят оленеводы. Ханты говорят, что «природа сама так придумала, чтобы олень домой возвращался».

«Я никогда не давала задачки про яблоки — детям-ханты это совсем непонятно. Все задачки у меня были в оленях, и считать мы учились не с единицы, а сразу с трёх, так как в упряжке три оленя.»

Дети у ханты учатся в интернатах. От стойбища до стойбища десятки, а то и сотни километров, организовать школу в тундре невозможно. Поэтому в начале сентября вертолёт облетает стойбища и забирает детей в школу. Бывшая учительница начальных классов Аграфена Семёновна Сопочина рассказывает, как преподавала ханты математику: «Я никогда не давала задачки про яблоки — детям-ханты это совсем непонятно. Все задачки у меня были в оленях, и считать мы учились не с единицы, а сразу с трёх, так как в упряжке три оленя. Потом складывали две упряжки (3+3=6) или умножали одну упряжку на два (3*2=6)». На стойбище дети возвращаются только на каникулы.

* * *

«Я демонстративно обращаюсь к ханты только по имени и отчеству. Нефтяники любят коренных называть «Яшка», «Дашка», хотя сами могут быть намного младше», — говорит Аграфена Семёновна Сопочина. Она, в отличие от многих местных, прекрасно владеет русским языком и получила высшее образование в Петербурге. Прожив пятнадцать лет в городе, Аграфена Семёновна вернулась в лесотундру и снова ведёт традиционный образ жизни. Она приехала с нами в Сургутский район в качестве переводчика к Сергею Кечимову — последнему ханту в окрестностях озера Имлор.

Чтобы подъехать к стойбищу Сергея Васильевича, нам приходится получить специальный пропуск и проехать через КПП. Первым делом Кечимов хочет показать нам, что стало с цивилизацией его предков, после прихода цивилизации нефтегазовой. На своей «Ниве» он везёт нас к ручью, который нефтяники передавили трубами и засыпали песком, «чтобы ягодники сюда хорошо ездили». Кечимов говорит по-русски плохо, но изо всех сил старается нам объяснить суть конфликта коренных с нефтяниками: «Нефть они нашли на нашем угодье. Вообще они не нормальные люди по нашим законам, они сильно мешаются тут жить, врут, обманывают по-всякому. Когда свой газ выпускают, такой шум стоит!»

«Нефть они нашли на нашем угодье. Вообще они не нормальные люди по нашим законам, они сильно мешаются тут жить, врут, обманывают по-всякому.»

Больше всего Сергея Васильевича беспокоят нефтяные разливы или «нефтяные лужи», как он их называет. «Смотри, вокруг листья все высохли, в это время лист не высыхает. А это потому, что отравы здесь много, мы боимся даже ягоды собирать. Всё озеро воняет, тонна рыбы сдохла. Болота такие мягкие стали, что звери сюда не идут». Он рассказывает, что знает каждую «нефтяную лужу» на своей земле и обязательно сообщает о них «нефтяному начальнику».

Вместе мы объезжаем Фёдоровское месторождение и за полчаса находим около трёх разливов. «Нефтяных луж много, их не убирают, а под землю копают, чтобы мы не нашли и шум не подняли», — говорит Кечимов. Он рассказывает, что разливы засыпают торфом (вместо «торфа» у него получается «торт»): «Они вон не убрали нефти, а сверху тортом укрыли. Когда начинают торт таскать, я сразу знаю, что где-то нефть вылили». Кечимов говорит, что один из ханты обнаружил огромный разлив нефти: «чёрное золото» било ключом из трубы и разливалось с огромной скоростью по тайге, и никому до этого не было дела. Тогда хант нашел рубильники и отключил всю скважину. Потом пришлось объясняться начальству — так и возникает напряжённость. «Если кому надо нефти, работайте нормально и людей не обманывайте, и чтобы природа чистая была. Если нефтяной начальник — защищай людей и зверей», — философски замечает Кечимов, пока «Нива» проносится мимо очередной скважины. Говорит, что разлив на этом месте он просил убрать, и единственный раз не сдерживается: «Ни х** не сделали!»

Мы проезжаем через очередное КПП, машину досматривают ЧОПовцы, открывают багажник. Заезжаем на нефтяной куст, останавливаемся у нефтепровода и идём по болотам. Сергей Васильевич ведёт нас к священному для ханты озеру Имлор. Кечимов — смотритель озера и его временный хранитель. Это значит, что в его обязанности входит следить за озером и проводить священные обряды с ханты, которые приезжают к святыне.

Пройдя по болотам, мы пробираемся через кусты и вдруг оказываемся прямо на берегу озера. Оно величественно раскинулось на многие километры, вода похожа на зеркало. Кечимов рассказывает древнюю легенду об озере: здесь случился бой посланца небесного Создателя — медведя — с юганским богом. Медведь был смертельно ранен и каждая капля его крови камнем упала в озеро. Жестокие люди, жившие на берегу озера, тоже превратились в камни, и до сих пор на дне Имлора можно найти каменные части тела: ноги и руки. Сергей Васильевич рассказывает, что сам поднимал их со дна.

Свою философию и мудрость ханты передают детям в сказках, песнях и легендах. Это своеобразная школа жизни в тайге. Природа для ханты источник жизни и источник вдохновения — ей всегда отводится особое место.
Вы можете послушать старую сказку на хантыйском языке, а также её полный перевод.
Сейчас к озеру приезжают ханты, на деревьях по берегу они оставляют свои одежды и вещи — жертвы богам. Кечимов говорит, что приносить жертвы нужно обязательно с чистым сердцем: а иначе берёзы на берегу погибают тут же, гниют вместе с дарами. По его словам, у хранителя с озером есть особая связь: если что-то случится, он это чувствует сердцем. Однажды он почувствовал, что нефть пролилась в Имлор — и действительно нашёл разлив на берегу. «Некоторые ханты говорят, что скоро бог русских накажет», — говорит Сергей Васильевич. Становится жутковато. Мы спрашиваем, не шаман ли он. Кечимов уклончиво отвечает, что в роду у него шаманы были, и что иногда он видит, что человек скоро заболеет. Потом нам объяснят, что хант никогда не назовёт себя шаманом, даже если таковым является, так нельзя, не принято.

Спрашиваем, знает ли Сергей Васильевич, что о нём много пишут в газетах. Говорит, что знает, а потом тихонько добавляет: «Пишут, что меня на три года посадят». Против Кечимова возбуждено уголовное дело об угрозе убийством: сотрудники «Сургутнефтегаза» утверждают, что он угрожал им ружьём и обещал убить. Сам он говорит, что, наоборот,

Началась история с того, что вокруг стойбища начала ходить большая собака, затем одного из своих оленей Кечимов нашёл мёртвым. Позднее собака попыталась напасть на него самого, и Кечимов её застрелил. «То была не собака, то был зверь какой. Застрелил только с третьего выстрела», — рассказывает хант. На выстрелы с кустовой площадки нефтяников вышли трое рабочих. «Они говорят: «За эту собаку всю жизнь будешь сидеть или в чуме сдохнешь, и никто тебя не найдет». Через несколько дней на его пастбище пришли люди и обвинили уже в убийстве человека. Кечимова жестоко избили, однако на стойбище он был не один, и беззаконие удалось остановить. Но позже его застали врасплох: по его словам, неизвестные люди принесли бумагу на русском языке и заставили её подписать. Как оказалось позже, это было признание в угрозе убийством.

18 августа 2015 года состоялось очередное заседание суда по делу Кечимова. Cуд отклонил ходатайство адвоката о возвращении уголовного дела в прокуратуру. Адвокат не согласен с решением, поскольку считает, что Кечимова вынудили подписать обвинительный акт, на котором основано дело.
Мы пытаемся разобраться, кто же все-таки приходил на стойбище к Кечимову, угрожал и избивал его. «Нефтяники, чиновники и полицейские тут связаны, они все друг с другом хорошо знакомы и крепко дружат. Начальники скважин разрешают полицейским проходить через посты, строить дома, рыбачить и охотиться», — пересказывает слова Кечимова Аграфена Сопочина. Документы те люди предъявить отказались, и теперь никак не установишь, кто это был. «Власти и нефтяные компании созваниваются и согласуют свои действия. У коренных такой возможности нет», — считает Сопочина. Между тем, по закону, в родовых угодьях всем, кроме самих ханты, запрещено охотиться, ловить рыбу, собирать ягоды и грибы и держать собак, так как они могут напасть или напугать оленей.

Кечимова возмущает, как обращаются с коренными жителями нефтяники и полицейские, он последний хант в окрестностях Имлора, остальные продали земли и переселились в посёлки. «Русские придут и начинают с нами скандалить: «Уйди отсюда, тут буровая будет! Расписывайся!» А у меня нервы этого не терпят. Я законы знаю, у меня закон в голове, я знаю, как должно быть. Это земля наша, а не ихняя», — говорит Кечимов. Аграфена Семёновна рассказывает, что давят не только на Кечимова, но и на других. Нефтяники внушают малообразованным ханты, что те не по закону претендуют на территории и убеждают начать «жить цивилизованно», то есть уехать из тайги, жить в посёлке или городе. Многие ханты уже разорены, в тайге осталось много вдов, и их несложно заставить передать земли нефтяным компаниям на невыгодных условиях.

http://https://youtu.be/vaecKar8RLM

Кечимов говорит, что идти коренным ханты просто некуда: вокруг уже везде скважины, поэтому «традиционщики» начинают борьбу за своё хозяйство. «Мы воевать не хотим, мы хотим, чтобы к нам справедливо относились, по-человечески, и дали жить спокойно», — говорит Сергей Васильевич. Но добавляет, что нефтяники считают эту землю своей, поэтому конфликтов избежать не удаётся. «Коренных мало, их могут уничтожить», — пессимистично заключает он.

Со стойбища Кечимова мы идём три километра пешком. Садимся в машину, опять переезжаем КПП. С тяжёлым сердцем оставляем Сургутский район и последних ханты, небольшой народ, которому приходится учиться, как защищать свою древнюю цивилизацию.

* * *

Помогите Гринпис
Во всем мире Гринпис существует исключительно за счет частных пожертвований и не принимает денег от государственных, коммерческих структур и политических партий. Ваша поддержка поможет нам работать и дальше над прородоохранными проектами.
>> Сделать пожертвование
Из Сургута мы летим в Москву новым лоукостером «Победа». В бортовом журнальчике «Вестник "Победы"» — статья под жизнерадостным заголовком: «Сургут. Не только нефть». Но верится с трудом: сейчас в Сургуте и Сургутском районе все силы на стороне нефти, а всё остальное медленно погибает, оставаясь только на открытках и сувенирах для туристов.

За то время, пока вы находитесь на этой странице, в России разлилось около 131.55 тонн нефти.

Видео материалы © Денис Синяков / Роман Печорин / Greenpeace
Автор текста Татьяна Васильева

http://www.greenpeac...mpaign=longread

ВОТ ТАК И ЖИВЕМ

Pandora: Маленькие люди, или Большая нефть - Pandora