[Аннаэйра]

Извержение вулкана, наводнение, ужасное землетрясение... для всех животных эти катаклизмы всегда являлись страшным бедствием, ужасом, ставшим явью... Но все же во все времена находились и те, кто умел извлекать выгоду даже из такой ситуации. Возможно, это и звучит жестоко... но, с точки зрения природы, это вполне естественно.

ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ СЕРИЦИПТЕРУСА

Мертвое место… Угрюмое… и мертвое. Серициптерус слегка изменил угол наклона крыльев, чтобы подняться повыше, над плотным облаком зловонного серого дыма, что, точно погребальный саван, укрыл сожженную, изуродованную пламенем землю. В воздухе густо парили частицы пепла, несущие с собой запах смерти и разрушения, и вся земля была усыпана этим пеплом, посреди которого угрюмо чернели медленно тлеющие стволы погибших деревьев и иссохшие трупы не успевших спастись динозавров, превращенных пламенем и жарой в бесформенные мумии, погребенные в золе своего исчезнувшего мира… Подувший ветер заставил пепел подняться плотной тучей, и птерозавр едва успел прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от этой волны. Он не горевал о погибших – ведь сам он успел спастись. Один из немногих, кому это удалось…
В тот вечер все начиналось, как обычно, и жители болот, не чувствуя дурного, занимались своими повседневными делами, даже не подозревая, что многим их них не суждено пережить эту ночь. Наш серициптерус, сидя на ветке невысокого дерева, довольно чистил клюв от налипшей на него рыбьей чешуи, вытирая его о жесткую морщинистую кору. Он охотился почти весь день, набивая живот, но зато теперь его желудок был полон до отказа, и птерозавр мог на время прекратить свою манию еды – по крайней мере, до следующего утра. Под ним, у берега реки, мирно пьют воду два молодых лимузавра – изящных, двуногих динозавра, похожих на длиннохвостых страусов. Они пьют, поминутно оглядываясь по сторонам, и не случайно – несмотря на длину почти в два метра от носа до хвоста, эти ящеры отнюдь не в безопасности на этой болотистой равнине, где полным-полно кровожадных хищников! Так что ничего удивительного, что, когда за их спинами кто-то громко хрюкнул, несчастные «страусы» тут же бросились наутек, предоставив группе инлуней – маленьких, чуть больше метра в длину, травоядных динозавров с забавными толстощекими мордами, в которых с трудом угадывался прототип внушающих уважение рыл трицератопса или стиракозавра. Первым к водопою подошел старый взрослый самец, что долго оглядывался по сторонам в поисках опасности, но, так как ничего подозрительного не обнаружил, да и чуткий серициптерус спокойно чистился на своей ветке, позволил приблизиться к реке и остальным членам своего маленького стада. Эти животные могли надеяться только на свою осторожность и быстрые ноги, поскольку не обладали никаким серьезным защитным вооружением, так что им приходилось постоянно быть настороже, чтобы не попасться хищникам. Серициптерус лишь мельком посмотрел на них, тут же вернувшись к любимому себе, даром, что одна особенно противная чешуйка застряла у него в десне, и, как бы он ни старался, никак не мог ее оттуда вытащить. В конце концов, отчаявшись решить проблему простым потиранием клюва, птерозавр, сохраняя баланс на двух задних лапах, попытался вытеребить чешуйку когтями передней лапы, расположенными на сгибе крыла. Эта методика оказалась более успешной, но – она лишила серициптеруса равновесия, и, когда внезапно дерево, на котором он сидел, содрогнулось от мощного подземного толчка, несчастный, не удержавшись, свалился вниз.
К счастью, он успел расправить крылья до того, как врезался головой в землю, но все же он серьезно напугался, и еще некоторое время кружил вокруг своего насеста, громко и раздраженно вскрикивая, пока дрожь земли не стихла, и он не смог вновь присесть – правда, уже на соседнее дерево. За последние несколько недель такие толчки случались регулярно, причем со временем – все чаще и чаще, так что многие динозавры уже просто привыкли к этой странноватой особенности их родного края, просто перестав обращать на нее внимание. Они не могли определить источник этих сотрясений, хотя смутное беспокойство охватывало их всякий раз, когда они смотрели на высокую гору к северу, вершина которой выбрасывала в кристально-голубое небо огромный столб клокочущего газа и пара, что становился лишь темнее и толще с каждым днем. Давление внутри спящего вулкана медленно, но верно нарастало, и именно это вызывало землетрясения, что сотрясали уютную долину от края до края, заставляя огромное облако, висящее над горой, увеличиваться в размерах, накрывая все вокруг сплошным пологом густых, мрачных сумерек. Впрочем, туча – она на то и есть туча, чтобы ее можно было не бояться, и никто из жителей долины даже не подозревал, предвестником какой чудовищной катастрофы выступает эта масса пепла и раскаленного газа, клубящаяся над просыпающейся огненной горой. Каждое землетрясение означало очередную победу сил преисподней над хрупкой корочкой застывшей породы, которую мы зовем земной корой – но откуда было это знать древним рептилиям?.. Поэтому наш серициптерус, все-таки выскоблив-ший надоедливую чешуйку из своего клюва, лишь удивленно чихнул, когда ему на нос, медленно кружась, опустились первые хлопья вулканического пепла. Птерозавр тряхнул головой, и серые «снежинки» вновь сорвались в полет – но им на смену уже падали новые, и вскоре все небо начало дружно извергать из себя целые кубометры рассыпающейся, пахнущей дымом массы.
Ничего похожего за все пять лет своей жизни летучий ящер, как и все прочие жители долины, еще не видел, и, хотя он, бесспорно, удивлен, но ничего опасного в новом явлении природы не чувствует. А тем временем туча только сгущается, и вот уже на склонах горы, ужасающе-алые в сгустившихся сумерках, появились первые потоки вырвавшейся на свободу лавы. Они медленно стекают вниз, сжигая все на своем пути, и их исход несколько уменьшает давление внутри вулкана – но все же они не могут прекратить неизбежное, и служат лишь бледным отражением того, что только должно наступить. Земля содрогается все чаще, и наконец-то животные начинают чувствовать, что что-то определенно не в порядке. Инлуны прекращают свой водопой и скрываются в зарослях, а серициптерус, разнервничавшись, поднимается на крыло и взлетает повыше, чтобы оглядеться. У него очень острое зрение, и даже с расстояния в почти сто двадцать километров он прекрасно видит, в глубине кратера вулкана постепенно разгорается алое свечение. Вязкая магма слегка приостановила извержение, набухнув над кратером «шапкой», но все же не сумела его удержать, и в конце концов чудовищной силы взрыв с легкостью уничтожил эту шуточную преграду, вместе с собой подняв в небо огромную массу раскаленной породы, взвившуюся вверх на несколько сотен метров. Остатки застывшей пробки, что так долго скрывали недра кратера, разлетелись во все стороны, чтобы потом обрушить на землю потоком раскаленных камней, уничтожая все живое. К сернистому запаху вулкана прибавился дым от горящих деревьев – долину начал охватывать пожар, и теперь уже все животные, от мала до велика, бросились в безудержное бегство, спасая свои жизни. За первым взрывом последовала еще серия, заставившая густую лаву последовать за остатками пробки, и небо заполонили сотни бесформенных, сверкающих комков, что подвергли засыпанную пеплом долину плотной бомбардировке с воздуха, только усилив панику. Каждый спасался, как мог, и сородичи серициптеруса двигались в авангарде этой беспорядочной толпы. Поэтому, наверное, и уцелели… Лишь несколько крылатых ящеров погибли в ту ночь, сбитые камнями или кусками лавы, чего, впрочем, нельзя было сказать о наземных животных. Ибо, вслед за чудовищной массой пепла, по земле тяжелой кавалерией прошлась волна лавы, окончательно «подчистившая» все, что только встречалось ей на пути. Но – этого серициптерус уже не видел. К счастью, извержение было не слишком сильным, и, по сути, долина легко отделалась – благодаря болотам, что, в буквальном смысле, поглотили лавовый фронт, остановив его на своей границе, так что расплавленная смерть не продвинулась далеко. Через пару сезонов дождей все придет в норму, и животные, пережившие катастрофу, забудут об этом дне, так что, пока была возможность, стоило пользоваться хотя бы тем немногим хорошим, что принесло с собой извержение – трупами.
Огромная масса пепла, что обрушилась на болота, перемешалась с грязью и водой, превратившись в нечто вязкое и липкое, по консистенции напоминающее сырое тесто. Это была смертельная ловушка для любого динозавра, которому достало неудачи в нее угодить, и многие обезумевшие, перепуганные животные завязли в ней, не в силах даже пошевелиться. Естественно, что это не ушло от внимания хищников, и ничего удивительного, что всю неделю, что прошла с момента извержения, плотоядные буквально прочесывали эту колоссальную западню, выискивая беспомощных жертв, многие из которых были уже в таком состоянии, что даже приход падальщиков воспринимали скорее как избавление от мук… Вот и на этот раз, едва заметив вдалеке нечто примечательное, коричневато-зеленое, на котором пировали уже два голодных птерозавра – их было легко узнать по белой кайме на темных серых крыльях – серициптерус тут же помчался в указанном направлении, дабы не опоздать к ужину. Выяснилось – на ужин сегодня был крупный взрослый джиангджунозавр – довольно редкий в этих местах стегозавр, изрядно напоминающий североамериканского родственника, только не такой огромный. А жаль – было бы вкуснее… Видимо, животное завязло в пепле одним из первых, судя по тому, что его голова была полностью скрыта под огромным куском лавы, но все же смерть не была милостива к этому динозавру – учитывая, что все его тело было густой изрешечено каменными осколками, что полосовали беспомощного, намертво завязшего в грязи джиангд-жунозавра, пока последние искры жизнь не покинули его огромное тело. Однако, что оказалось трагедией для травоядного гиганта, обернулось удачей для группы птерозавров, ибо осколки камня оставили множество прорех в жесткой, грубой шкуре, и теперь даже слабые клювы летающих ящеров были в состоянии вклиниться под кожу, выдирая оттуда кусочки слегка подгорелого мяса. Естественно, не обходилось без ссор, ибо какие же птерозавры могут есть спокойно? – но, учитывая, что на такой тушке, весом почти в три с половиной тонны, могли спокойно уместиться и еще три раза по столько же летучих ящеров, до серьезных стычек дело не доходило, ограничиваясь свирепым шипением да щелканьем клювов, после чего самоудовлетворенные хищники возвращались к трапезе. Они знали, что счастье не продлится долго, поэтому и ели, как ошалелые, запихивая в пасти огромные куски мяса – но все же, не успели они и наполовину насытиться, как над равниной раздался пронзительный рев сразу двух изрядно голодных глоток – и все серициптерусы дружно взвились в воздух, оглушительно хлопая крыльями, открыв тушу для пары молодых гуанлуней.
Стройные, трех метров в длину, эти легко сложенные хищники вряд ли могли хоть кого-то серьезно напугать своим видом, но первое впечатление часто обманчиво, и можно было лишь один-единственный раз посмотреть на их острые, как лезвия ножей, зубы и острые когти на сильных передних лапах, чтобы понять, какие это безжалостные убийцы. Они не были самыми крупными плотоядными этих мест, но, вне всяких сомнений, считались одними из наиболее успешных охотников, быстрых, ловких – и относительно смышленых, по меркам динозавров! Обычно они охотились поодиночке, без особого труда находя себе добычу на этих равнинах, но эти два ящера были родными братьями, и, привыкнув за время засухи к совместной охоте, пока что держались рядом. А это не просто удваивало – утраивало их опасность, так что ничего удивительного, что осторожные серициптерусы предпочли встречать гостей с воздуха! Не обращая внимания на крылатую публику, хищники осторожно приблизились к добыче, мягко ступая по застывшей грязи. Они весили всего лишь около семидесяти килограммов, то есть, как очень крупные волки, но, тем не менее, гуляя по этому болоту, они, в самом прямом смысле, рисковали головой. Если бы тонкая корочка застывшей грязи проломилась под их лапами, вряд ли им достало бы сил вытащить их обратно, и тогда хищники были бы обречены на медленную смерть от голода и жажды – а то и от зубов собственных сородичей, что даже не подумали бы спасать попавшего в беду соплеменника! Для гуанлуней сородичи не имели никакой ценности, и даже этот временный конгломерат двух молодых особей не обещал продержаться долго – как только один из братьев выйдет из строя, или же решит, что ему не выгодно подобное содружество, он тут же уйдет, а то и набросится на сородича, чтобы уничтожить возможного конкурента. Но – не сегодня, и, хрипло, вибрирующе рыча, гуанлуни приблизились к мертвому стегозавру, раздувая ноздри. Будь этот гигант жив – и им бы осталось только облизываться, глядя на его внушительные габариты, ибо один удар шипастого хвоста травоядного сносил с ног даже пятиметровых монолофозавров, ломая им кости и протыкая внутренности – чего уж говорить о легких гуанлунях!.. Однако – на этот раз джиангджунозавр уже не мог сопротивляться, и, поняв, что сегодня явно их день, свирепые плотоядные тут же набросились на тушу, с каким-то просто физически ощутимым наслаждением вспарывая рассохшуюся шкуру и погружая челюсти в кровоточащую плоть.
Серициптерусы же терпеливо ждали своей очереди, сидя неподалеку, на полузаваленной грязью коряге, не рискуя приблизиться – гуанлуни были не из той породы ящеров, что стерпели бы подобную наглость. А столько мяса в них все равно не влезет, так что, так или иначе, птерозавры свое получат… Вот только, как оказалось, у этой живой очереди наметился еще один участник, поскольку, не прошло и получаса, как вдали, за дымовой завесой, показалась некая угрожающая тень, что легкой рысцой приблизилась к туше, где обернулась… взрослым самцом гуанлуня. Огромным, по крайней мере, на полметра длиннее, чем наша парочка, и килограммов на пятнадцать потяжелее. Ничего удивительного, что молодые хищники изрядно занервничали, и, как только взрослый оказался в опасной близости, более чем ясно демонстрируя свои намерения, они все же отступили, рыча, но пригибая головы в знак подчинения. Им, надо сказать, совсем не улыбалось вступать в драку с таким опасным противником, и, ворча, они, тем не менее, посторонились, уступив тушу сильнейшему. В конце концов… стоит ли какое-то там мясо смерти от зубов заведомо более сильного соперника? Мяса на свете много, а вот жизнь – одна, и терять ее совсем не хочется. Поэтому уж лучше подождать, хотя, конечно, глядя, как взрослый гуанлунь полосовал мясо, с трудом верилось, что после него еще хоть что-нибудь останется… Может быть, гуанлуни и не были чрезмерно велики, но все же они несли в себе признаки одних из самых ужасающих хищников в истории планеты – тираннозавров, являясь самыми ранними представителями этой кошмарной семейки. И хотя взрослый гуанлунь сошел бы разве что за хиленького детеныша тираннозавра рекса, тем не менее, в своей экосистеме он занимал не самое худшее положение. А это дорогого стоило… Старый гуанлунь ел долго, едва ли не насильно проталкивая в себя все новые и новые куски мяса – и сварливо рычал на любого приблизившегося, будь то один из подростков или же не в меру нахальный птерозавр, решивший исподтишка уволочь себе вкусненький кусочек. Впрочем, на подобные номера отваживались только самые молодые, либо самые глупые серициптерусы, остальные же, в том числе – и наш летун – спокойно сидели на месте, словно им и дела не было до этой несчастной туши. И лишь оглушительно заорали, словно зрители в цирке, когда один из юнцов, зазевавшись, не успел улететь вовремя, и огромные челюсти схватили его за кончик крыла. Этого оказалось достаточно, чтобы сбить птерозавра с воздушного потока, и изящный белокрылый красавец, совершеннейшая машина для полета – тут же превратился в бесформенный комок кожи и когтей, неуклюже рухнувший на землю – по ту сторону туши стегозавра. Будь он чуть проворнее – и, пожалуй, сумел бы отпрыгнуть прежде, чем гуанлунь обогнул ее и вновь бросился на свою жертву, но… если не судьба, то, как уж говорится, не судьба, и жалкие трепыхания придавленного задней лапой серициптеруса были быстро и надежно прекращены одним-единственным ударом мощных челюстей. После этого и молодые гуанлуни, и вся стайка птерозавров определенно присмирели, не решаясь тревожить раздраженного старика, так что тому все же удалось наесться досыта, после чего, сыто рыгнув, он побрел прочь, роняя с морды капли крови, а его набитое брюхо мерно раскачивалось между мощных задних лап.
Едва он ушел, птерозавры тут же ломанулись к туше… но молодые гуанлуни быстро напомнили, что они все еще здесь, и несчастные серициптерусы вновь вынуждены были рассесться на своей коряге, пока два голодных ящера с оглушительным хрустом рвали мясо, отдирая его от костей. К счастью, мука не продлилась слишком долго – желудки у этой парочки были все же поменьше, чем у взрослых, и в конце концов, после стольких часов ожидания, довольные птерозавры вернулись к трапезе. К тому времени, правда, туша была уже изрядно обглодана, а все самые вкусные части – съедены, но, по крайней мере, то, что осталось, было еще вполне пригодно в пищу, а привередничать птерозавру… ну, скажем прямо, невыгодно. Несолидно. Ведь, по-хорошему, птерозавр рожден не могучим хищником, как плотоядные динозавры, способным охотиться на добычу, вдвое, а то и втрое превышающую его размером. У него нет таких же огромных голов с чудовищными зубами, невероятно толстых шей и тяжелых костяков, способных одним своим весом, без малейшей помощи лап, вырвать небольшому травоядному динозавру половину ребер! Пойдя по пути развития аэродинамических возможностей своего тела, летучие ящеры утратили свой шанс стать свирепыми и кровожадными убийцами гигантских жертв, наводящими ужас тиранами мезозойской эры. Везде и всюду – им отводилась довольно скромная роль рыбаков, ловцов насекомых, падальщиков… Но кто сказал, что они особенно от этого страдали? А? Не смотрите на разорванные останки молодого серициптеруса, чьи остекленевшие глаза молча смотрели в пасмурное серое небо – это его вина, и ничья больше. За свою торопливость – он поплатился жизнью.
Если хочешь выжить, ты должен быть сильным. Быстрым. Умелым.
И всегда дожидаться своей очереди.

Конец.