Это было так: пока американцы продвигались через влажные леса восточной половины своего континента, пока они еще не дошли до Миссисипи, они свирепствовали главным образом над местным населением - индейцами. Индейцы были земледельцами, имели поля, строили большие дома, довольно быстро переняли у англичан и французов огнестрельное оружие, сопротивлялись как могли, но они не сумели организоваться. В дальнейшем последовательно племя за племенем истреблялись американцами, имевшими хорошую организацию. Эта организация заключалась в том, что белые понимали, что подчиняться своим губернаторам штатов и своим полковникам надо, в этом есть смысл, и хотя это в данный момент не приятно, но потом окупится.
И вот эта волна перешла Миссисипи и стала распространяться по американской прерии, а прерия - это примерно наша казахская степь, с той только разницей, что в ней паслись не стада сайги, а стада бизонов. Индейцы этих бизонов истребить не могли. Они не могли использовать огромные запасы бесплатного мяса до тех пор, пока у них не было лошадей, потому что с грузом пешком по степи далеко не пройдешь. Воду надо брать с собой, а она тяжелая. Поэтому они и жили по берегам рек и на охоту ходили только очень недалеко. А бизоны безопасно паслись по всей прерии от Рио-Гранде до южной Канады, до границы леса; их прирост ограничивался только эпидемиями, которые уносили их в большом количестве из-за скученности. Иногда их резали крупные серые американские волки.
Испанцы привезли в Америку лошадей, а так как они пасли их небрежно, то значительная часть лошадей убегала в прерию. Там они одичали и стали ходить по степи, как и свойственно диким лошадям, табунами. Индейцы сообразили, что это им выгодно, стали ловить этих лошадей и заново их одомашнивать - это были мустанги. Причем индейцы прерий были люди способные. Они вполне воспринимали все достижения европейской культуры. Ездить верхом они выучились гораздо лучше европейцев, потому что те племена, которые успевали поймать мустангов и приручить их, учили своих детишек верховой езде с четырех лет, так что, входя в возраст, они на лошади чувствовали себя так же, как наши монголы, ничуть не хуже. В связи с этим у них появилась возможность отходить далеко от рек и убивать бизонов, но они делали это крайне осторожно.
Как раз в тот момент, когда европейцы проповедовали безграничность богатств природы и теорию прогресса, согласно которой надо уничтожать вредных животных и сохранять полезных (как будто кто-то знает, кто вреден, а кто полезен), индейцы исходили из убеждения, что Великий Дух не создал ничего плохого. Все, что он создал, все должно существовать. И убивать просто так, не для еды, может только сумасшедший. Мы сейчас, с наших позиций охраны природы, вполне разделяем точку зрения индейцев сиу, но в то время они эту истину доказать никому не могли. И поскольку они протестовали против бессмысленного убийства бизонов, убийства не ради мяса, а ради шкур, кож, которые вывозили промышленники, то их самих истребили (См.: Дуглас У. О. Трехсотлетняя война. Хроника экологического бедствия. М., 1975. С. 153.). Это и была в 70-х годах XIX века так называемая "индейская война".
К несчастью Америки, прогресс техники дошел до такой степени, что американцы провели трансконтинентальную железную дорогу и стали совершенно свободно ездить из Нью-Йорка в Сан-Франциско. По дороге проезжающие джентльмены развлекались тем, что стреляли бизонов, не имея возможности даже подбирать их. Просто развлекались стрельбой. Убивали и ранили животных. Бизоны падали и гибли. Иногда, когда поезд останавливался, пассажиры, перебив несколько сот бизонов, у некоторых вырезали языки, чтобы их поджарить, но мясо и даже кожи оставляли. Они были богатые, им это было не нужно. В результате стада бизонов сократились до таких пределов, что бизонов практически в степях не стало, вместе с бизонами погибли и индейцы, приспособившиеся к планомерной и регулярной охоте на бизонов.
Но ведь никогда не бывает, чтобы "свято место" оставалось пусто. Нашлись предприимчивые американцы, которые привезли сюда овец и решили, что траву съедят овцы. Но если бизон не доступен мелкому волку, а доступен только крупному, то овца вполне может быть добычей шакала (их там называют койоты), и шакалы стали делать набеги на овечьи стада, весьма сокращая их численность. Пришлось перейти к крупному рогатому скоту, и тогда появились на месте индейских племен такие группы - так называемые "ковбои", причем они создали по существу субэтническую группу среди американцев.
Они жили в своих маленьких городках очень долго, иногда всю жизнь. Дети их оставались там на жительство, культуру они не воспринимали, грамоте их учить было незачем, да и ни к чему, им все было неинтересно. Они пасли скот с малых лет, учились стрелять из длинноствольных пистолетов и пить джин в большом количестве, а также убивать тех индейцев, которые еще уцелели. Потом был создан романтический образ ковбоя для литературы и кино; появились ковбойские фильмы, ковбойская литература.
Но природа мстит за себя. Пока разводили стада коров, суслики, которые там живут в большом количестве, стали поедать оставшуюся от бизонов траву, а койоты, конечно, ели сусликов. Но суслики размножаются быстрее. И количество пастбищ резко сократилось. Кроме того, норы, которые эти грызуны выкапывают в степи, очень опасны для крупных животных - для лошадей и даже для коров. Те, если попадают в нору ногой, то ломают ногу, а животное со сломанной ногой подлежит немедленному убою (т.е. суслики воспользовались преимуществом, которое для них создали первопроходцы англосаксонского происхождения). К тому же и ковбойское хозяйство не выдержало конкуренции с планомерным мясным хозяйством Штатов, конкуренции с Аргентиной и Венесуэлой, где быки и коровы попали на места более благоприятные. Пришлось перейти к земледелию.
Тогда американцы стали самым богатым вывозящим хлеб народом, перебили конкуренцию наших русских южных помещиков, которые раньше через Одессу вывозили огромное количество хлеба. Американский хлеб - маис и пшеница - были в то время настолько дешевы, что они били любую конкуренцию. Для того чтобы хоть как-то поддержать цены на них, правительство покупало этот хлеб по минимальным ценам и уничтожало его - хлеб топили в море или сжигали, для того чтобы не снижать цены и не разорять фермеров. Остаток прерии, то, что осталось после бизонов, после овец и после крупного рогатого скота, распахали земледельцы, и тогда пошли пыльные бури.
Первая из них случилась в 30-х годах 20 века и нанесла неисчислимый ущерб, потому что сильный ветер с запада, дувший от Кордильер, засыпал песком и мелкой пылью почти все сады и поля Восточной Америки. Убрать эту пыль было невозможно, а плодородия в ней никакого не было. Только тогда начали обязывать фермеров принимать меры по сохранению ландшафта, по восстановлению дернового слоя, по восстановлению почвы. Если какой-нибудь фермер отказывался это делать, то явившийся инспектор, констатировав, что работа не проведена, приводил подрядчика. Подрядчик проводил работу, а цена работ приписывалась к подоходному налогу фермера. Это они сделать сумели. И перешли к такой культуре, которая тоже оказалась крайне выгодной, - к картошке.
Картофель, как известно, растение американское, но южное, и на севере оно почти не было распространено. Но американцы посадили клубни, картошка прижилась и стала расти там. Очень хорошо! Фермеры богатели, пока не продвинули свои поля до склонов Кордильер, где обитали на каких-то кустах жучки с длинными носиками. Этим жучкам очень плохо жилось, потому что там кустов было мало, и пищи не хватало. Вот они и приспособились есть картофельную ботву. И вместе с картошкой они победным маршем прошли по всей Америке, перебрались в Европу и дошли до нас.
Выходит, что истребление индейцев, бизонов, богатейшей природы Диксиленда, Новой Англии, где леса превращены в пустоши, в песочные дюны, - все это пошло на пользу главным образом колорадским жукам, которые освоили новый континент - Европу. Так что, как видите, господство спокойного обывателя, золотой посредственности бывает не всегда полезно для окружающей среды, которая нас кормит и составной частью которой мы являемся.
И не стоит думать, что подобное отношение к природе свойственно только современным представителям так называемого цивилизованного мира. И в более ранние времена у других народов встречалось такое же потребительское отношение к природе со столь же плачевными результатами. За 15 тысяч лет до нашей эры на Земле не было пустынь, а теперь куда ни глянь - пустыня. А ведь любая пустыня - это результат гибели природы из-за деятельности человека, возомнившего себя ее царем.
Именно так трудолюбивые земледельцы, думающие об урожае одного года, превратили в песчаные барханы берега Эцзингола, Хотан-дарьи и озера Лобнор, взрыхлили почву Сахары и позволили самумам развеять ее.
Сахара продолжала расти и в античное время. Дело в том, что огромные стада лошадей, которые нужны были для римской кавалерии, паслись в предгорьях Атласа на рубеже Сахары. Они вытоптали землю так, что там тоже начала воцаряться пустыня, и до сих пор она расширяется. Свидетельство тому - недавняя Сахельская трагедия.
Вообще надо отметить, что воздействие на природу в античное время со стороны Римского мира (Pax Romana) было ничуть не меньше, чем в наше время со стороны Европейского мира, разумеется, с учетом разницы в уровне развития техники.
Чтобы убедиться в этом, посмотрим, каким пришел Рим к I в. н.э. Итак, что же было в это время в Риме? А ничего хорошего. Потому что Рим превратился из маленькой деревни, где жило 500 семейств, в победоносный "Вечный город", который распространился на большое пространство и превратился в мегаполис с миллионным, полуторамиллионным и двухмиллионным населением.
Сами понимаете, что такой город надо было кормить, а кормить его было очень трудно, потому что сами римские граждане не желали работать. Они завоевали столько стран вовсе не для того, чтобы потом дома заниматься скучным земледельческим трудом. Они считали себя участниками общего дела ("республика" - общее дело) и полагали, что если оно приносит доход, то они должны получать свою долю этого дохода. И потом легионеры, ходившие в далекие походы на восток - в Грецию, в Сирию, на запад - в Испанию, на север - в Галлию (современную Францию), возвращаясь с большой добычей и получая отставку и даже земельные наделы, эти земельные наделы быстро пропивали и свою добычу тоже.
Кстати сказать, они не могли поступать иначе, потому что походы требовали от них такого нервного напряжения, что отдых им был необходим, а отдых стоил дорого. Ведь отдых - это же не просто лежать под оливой. Отдых - это удовольствия, а они всегда денег стоят. И они закладывали все свое имущество, пропивали его, а потом надо было или снова идти в легионы, или (если они были старые, усталые и их не брали) получать от государства средства для существования. Им давали бесплатно хлеб, так как считали, что раз у них есть хлеб, они не пропадут. Конечно, не хлебом единым жив человек, надо и оливки, и масло, и мяса поесть, и рыбки солененькой, и вина выпить. Для этого они доставали деньги, обслуживая вождей различных политических партий. И чем активнее они обслуживали своих вождей, тем больше те вожди им платили.
В результате Средняя Италия, родившая этот этнос, совершенно изменила свой ландшафт. Богатые земледельческие угодья превратились в пастбища по той простой причине, что в те старые времена холодильников не было и мясо привезти откуда-нибудь из-за моря было невозможно, оно бы протухло. Поэтому на бойни в Рим пригоняли быков и свиней, для того чтобы их тут же резали и мясо сразу же продавали.
А хлеб можно было привезти из Африки, где в долинах Атласа были фосфористые почвы, дававшие баснословно большие урожаи. Плоды можно было привезти из Испании, из южной Галлии, называемой Прованс (букв. провинция, т.е. завоеванная страна), вино из Греции, хлеб еще и из Египта везли в большом количестве, т.е. все можно было привезти, кроме двух вещей - свежего мяса и цветов для женщин, ибо женщины, я не знаю почему, очень любят цветы.
В результате город Рим с двухмиллионным населением превратился в город-паразит, который жил за счет всех завоеванных провинций и высасывал из них все соки. Казалось бы, провинции должны беднеть, нищать и превращаться в совершенное ничтожество. Ничего подобного не было! Они, при том, что их грабили целиком и полностью, богатели, увеличивали свою продукцию и выдавали на Рим столько, сколько требовало начальство, и еще себе и своим детям оставляли - не меньше, чем отдавали.
За счет чего же шло такое процветание? За счет совершенно безобразного ограбления природы. Великолепные дубовые и буковые леса Италии были вырублены, и склоны Апеннин поросли маквисом; Испания, которая была покрыта прекрасными субтропическими лесами, превратилась в степь, по которой можно было только овец гонять, как в Монголии, и испанцы стали скотоводческим народом. В Африке богатейшие долины были выпаханы. Перестали давать какие-либо урожаи, т.е. житницы Рима (Африка и Сицилия) оказались голыми каменистыми странами, почти без почвенного слоя.
Отсюда ясно, что если мы процветаем, то всегда за счет чего-то, а древние римляне, подобно нашим недавним предкам, считали, что богатства природы неисчерпаемы. Их потомкам пришлось убедиться, что они были неправы. Вместе с тем сказать, что у них была хорошая, веселая жизнь, нельзя. Понятно, что двухмиллионное население в Риме создалось не за счет естественного размножения и даже вопреки тем демографическим тенденциям, которые в это время были. В большом городе, где много всякого рода удовольствий и удовольствия эти бесплатны (не только хлеб давали, но и бесплатные представления ставились для римских жителей и приезжих), женщины не очень стремились иметь детей. Римские матроны принимали все меры, чтобы сохранить фигуру как можно дольше.
Поэтому в Риме был отрицательный прирост населения. Пополнялось же население за счет людей из провинции, которые приезжали, и поскольку прописка там не требовалась, занимали угол и находили себе какое-то применение, далеко не всегда целесообразное с точки зрения государственной. Одни становились сутенерами, другие - контрабандистами, третьи - ворами, четвертые - наемными убийцами, женщины - проститутками - кто кем. И в огромных пятиэтажных домах в Риме им сдавали комнаты или даже углы. Теснота была жуткая. Дома строились плохо, вентиляция омерзительная, здания иногда падали, погребая жильцов под собой, но их строили заново так же скверно, потому что погибших никто не считал и не жалел.
Правда, римляне сделали несколько важных технических усовершенствовании, они провели клоаку - канализационную систему, использовав маленькую речку, которая так и называлась (с тех пор клоакой стала называться любая канализация), а с другой стороны, сделали водопровод. Раньше они обходились акведуками, т.е. ставили желоб на подпорках и по нему пускали чистую воду, которая все время обменивалась кислородом с атмосферой. Но в город-то акведуки не проведешь, да и грязь в городе, воздух плохой. Поэтому сделали водопровод. Они умели делать водопроводы, но со свинцовыми трубами. Вино также хранили в свинцовых сосудах, а других не было. Вода стала заражаться свинцовыми окислами. Вино портилось, и люди постоянно медленно отравлялись. Короче говоря, в Риме был очень тяжелый быт, который люди терпели, лишь бы бездельничать.
Этот противоестественный уровень развития урбанизации - синоним инерционной фазы, когда этнос, как Антей, теряет связь с почвой, на которой он вырос. На эту тему Джон Стюарт Коллинс в книге "Всепобеждающее дерево" пишет: "Святой Павел был прав, призывая гнев Божий на головы жителей Антиохии. Правы были и другие пророки, проклинавшие города. Но, поступая правильно, они руководствовались ложными мотивами. Суть греха была не в его моральной стороне, он относился не к теологии, а к экологии. Чрезмерная гордыня и роскошь не навлекли бы кары на людей; зеленые поля продолжали бы плодоносить, а прозрачные воды нести прохладу; какой бы степени ни достигли безнравственность и беззаконие, высокие башни не зашатались бы, а крепкие стены не обрушились бы. Но люди предали Землю, данную им Богом для жизни; они согрешили против законов земных, разорили леса и дали простор водной стихии - вот почему нет им прощения, и все их творения поглотил песок".
Блестяще, но неверно! Безнравственность и беззаконие в городах - прелюдия расправы над лесами и полями, ибо причина того и другого - снижение уровня пассионарности этносоциальной системы. При предшествовавшем повышении пассионарности характерной чертой была суровость и к себе, и к соседям. При снижении - характерно "человеколюбие", сначала прощение слабостей, потом - небрежения долгу, потом - преступлений. А привычка к последним ведет к перенесению "права на безобразия" с людей на ландшафты. Уровень нравственности этноса - такое же явление природного процесса этногенеза, как и хищническое истребление живой природы.
А пока мы можем сделать жестокий, но логический вывод. То, что европейские эволюционисты называют "цивилизацией", а мы "инерционной фазой этногенеза", не так уж безобидно и прогрессивно. Оказывается, за все надо платить. И везде, где проходила инерционная фаза, цивилизация пилила сук, на котором сидела. Потому и является неизбежной следующая фаза, о которой ни один историк или географ не скажет доброго слова.
Источник: Л.Н.Гумилев, "Конец и вновь начало".