[Падре]

Martian сказал:

Очень и очень тревожно за нави.

Да, их положение там, прямо скажем, совсем незавидное. Остатки их нашли своё спасение лишь на территориях оккупационных секторов других государств (караул, это был спойлер, не читать!). Ну, в этой реальности так получилось, сорри.

[pandorskiy kot]

Хех... грустновато получется

[Bolo]

Падре, ты это, такой чернухой (нерадостной реальностью) всех распугать можешь.

[Падре]

В конце вообще будет грустно. Человек иногда становится заложником обстоятельств и вынужден поступать против своей воли и принципов, выбирая между плохим и очень плохим.

[Bolo]

Видишь ли, Падре, жисть она в этой самой реальности отнюдь не сахар, и дерьма вокруг и в прямом и переносном смысле столько, сто сей выбор вовсе не новость а обыденность. Просто тут многие хотят как я понимаю хоть в той видеть какой-то позитив, хотя бы для на'ви которые по сути не виноваты в том, что человеки устраивают свою жизнь так, что им приходится так жить и делать такие выборы. Мы-то знаем почему - от лжи, которая "во благо", от несвободы. Но как я понимаю сюжет-то у тебя уже готов, Просто пальцы за ним не успевают по клаве стукать... Знакомо.

[Падре]

(продолжение...)



РЕТРОСПЕКТИВА 3.


Будни в учебном лагере длятся семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки. И сон – это не сон, а всего лишь короткое забытье. Это ожидание резкого сигнала тревоги, стремительного выдвижения на позиции, где среди вспышек разрывов и треска выстрелов главное - не поддаться панике и сохранить ясность мысли. И образы, приходящие, когда глаза слипаются – это смутное, колышащееся отражение прежней жизни. Той жизни, которая ушла безвозвратно. И теперь уже порою кажется, что её и не было. Что это был какой-то сон. Сон о свободе, где ты принадлежишь самому себе не во всём, но хотя бы в частностях. Но, этого всего нет. Оно растворилось в прошлом. А сейчас есть только безконечные перемещения по заросшим болотистым джунглям, где влажный воздух не даёт вздохнуть полной грудью, где от влаги даже мельчайшая ссадина воспаляется и причиняет боль, где каждые пять-семь минут надо падать в жидкую грязь и судорожно выцеливать в густой листве дроны-мишени, а налипшие на сапоги комья грязи делают ноги непослушными.

И эти постоянные «информационные получасовки», на которых представитель Корпорации вдалбливает в сознание образы врагов, с которыми предстоит встретиться за миллиарды километров отсюда. Кровавые каннибальские ритуалы, клыки, с которых капает человеческая кровь, варварство и жестокость, нерестанные убийства, добивание своих раненых, чудовищные злодеяния, пытки и истязания попавших в плен к ним людей. Всё то, что прежде было известно о нави – неправда. Они показали своё истинное лицо. Их единственная цель – уничтожение людей. Люди пришли к ним с миром, пытались порделиться с ними знаниями, а в ответ получили только смерть. И предатели помогают им. Предатели, которые пылают ненавистью ко всему человеческому, и они не только там на Пандоре, они и здесь, скрытые, незаметные... Они ходят среди нас, маскируются под добропорядочных обывателей, учёных, служащих. Полученные сведения закрепляются самыми передовыми методами с помощью нейропрограммирования. После «получасовок» следует сеанс электронной терапии. Провода присоединяются к голове, и человек кратковременно отключается. Зато потом на плацу во время изнуряющих отжиманий, когда сержант-инструктор орёт:
- Кто враг наш?
Ему отвечет сотня глоток:
- Нави!!
- Что мы будем с ними делать? – следует вопрос.
- Рвать, нах...й!!!!
- Не слышу! – злобно бросает инструктор.
- Рвать, нах...й!!!
- Что, суки, проститутки, совсем сил не осталось? Мямлите, как пидоры в гей-баре!! Будете отжиматься до вечера! Я не слышу, ну!! – упорствует садист в форме.
- Рва-а-а-ать, нах..й!!! – с утробным рыком и слюной из глоток вырываются слова.
- То-то же! Встать, бегом марш! – сержант сменяет гнев на милость.


***

Как сладко спалось в эту ночь. Та-а-а-акие сны снились, вах... А проснулся, вспомнил про то, что нам сегодня предстоит, и словно в дерьмо окунулся. И какого хрена шеф к нам эту, как её... Соун прицепил? Твою мать... Васятка мой, как услышал, кто с нами поедет, морду скорчил, словно уксусу хватил. Однако, приказ. Ничего не поделаешь. Наше дело телячье – обосрался и стой. Невыполнение приказа чревато весьма. Мне в своё время хватило по самые «не балуйся». Самое интересное, что так и осталось неизвестным, почему склад поставили охранять нас, а не полицаев, почему запретили использовать системы подавления? Поговаривали, что дело всё в борьбе властных группировок в окружении Великого Князя, что кому то было выгодно народное недовольство. Расследование заглохло, а крайним сделали меня. Пипец... Вот, и этот самый пресловутый Дж.Салли, да упокоится его душа, тоже не выполнил приказ в своё время. И теперь посмотрите, к чему всё это привело. Нет уж, братцы. Каждый должен заниматься своим делом. Хотя, ежели посмотреть, отдай я тогда приказ открыть огонь, неизвестно, как бы всё обернулось? Виноватым снова бы назначили меня, только разница была бы в том, то сейчас на моих руках крови нет, а тогда была бы. Вот и пойми, как тут поступить. Что-то меня с утра понесло на воспоминания. Не хочу, надо отвлечься. Скоро уже надо выдвигаться.

Всё собрали, всё уложили в кузов вездехода. Надо же ещё и место оставить для этой самой Соун, будь она неладна. Постелили там ей коврик. Клубочком пусть сворачивается. Мне плевать. Я её не звал. Нет, хватит, а то я опять заводиться начинаю, а это нехорошо перед рейдом. Надо успокоиться.
Васятка уже поджидает меня, экипирован, помыт-побрит, винтовка за спиной, боеприпас на поясе. Я всё ещё раз проверил. Сменные фильтры, индивидуальный пакет с антидотом, запасные аккумуляторы для рации. Ещё раз проверил своё. Да, ничего не забыл.
- Ну, что, зёма, посидим на дорожку?
Он осклабился.
- Конечно, Гер Степаныч.
Ха, мы с ним почти соседи. Выяснилось, что жил он на соседней улице. А сюда угодил по глупости. Нет, его не было в составе той самой первой роты. Из них остались только я, да ещё, мож, с десяток парней. Остальные - кто помер, кому амнистия вышла... мне разрешили вернуться, да, куда мне? Жена ушла давно ещё, дочка уже не помнит меня, наверное. Да и как-то поспокойнее тут, потише. На мозги не капают.
- Ну, пошли?

В техно-ангаре нас уже ждёт «Славутич». Мощная, маневренная машина на гусеничном ходу. Трудяга наш. Та-а-а-а-а-ак... Не понял. Лашкевич там, и с ним ещё и начальник научной группы. А он зачем?
- Здравия желаю, Константин Иванович. Андрей Николаевич, наше почтение.
Это я персонально главному учёному. Тот кивнул мне тоже.
- Доброе утро, Герман. Планы немного измненились. Я тут поразмыслил и решил дать вам в помощь ещё и Андрея.
П...ц, приплыли... А он-то нам зачем? Шеф уловил мой недоумённый взгляд и продолжал:
- Я подумал, что раз вы не очень с нави контакт находите, то Андрей вам будет необходим. Он хорошо знает язык нави, их характер и повадки.
Протестовать безсмысленно. Как дать понять гражданскому, что группа наша теряет мобильность и становится всё уязвимее с каждым таким, вот, пассажиром? Я только махнул про себя рукой, а вслух спросил:
- Обезпечение для него уже загружено?
- Да, - кивнул шеф, - Суон ждёт вас за воротами форпоста.
Суон, а я её всё Соун зову. Хорошо, что напомнил, а то эта синяя особа оскорбилась бы страшно, назови я её имя неправильно.
- Помните: прибыли, задокументировали, убыли. Всё. И никакой инициативы! Ясно?

Шеф вдруг перестал улыбаться, стал серьёзен и напряжён.
- Так точно, шеф, приказ понятен.
Я рапортую бодро, а затем командую погрузку. Главный ботан и Васятка полезли в кабину, а Лашкевич нацепил дыхательную маску. Вася за рычагами управления, проверяет показания приборов, даёт команду на запуск движка. Я ещё раз машу рукой шефу и занимаю место в кабине рядом с водителем. Ботан-Андрей (его фамилия меня приводит в ярость, я б, наверное, с глузда съехал, если бы носил фамилию Жопецкий, говорят, из шляхетского рода, хе, кто бы мог подумать) занял место у дверцы кабины.

Герметичные створки ворот техно-блока с громким шипение разъехались, и сюда ворвался весёленький солнечный свет. Вася врубил первую скорость. Мы с урчанием выползли из ангара.Выехали за ворота и остановились. А вот и Суон. Поджидает нас. Ба-а-а-а... Да это та самая смазливая молодуха, которая приходила давеча. Я ей ещё номер восемь выписал. Раньше все они для меня были на одно лицо, потом я научился различать их. Хм-м-м-м... Суон, Суон...
- Гляди-ка, Вась, кто нас ждёт.
Вася повеселел на глаза, заёрзал, чувствую, от сердца отлегло у него, да, признаться, у меня тоже малость так подотпустило. Ждал же чувырлу какую-нибудь местную. А тут... Вот, стоит, так внимательно смотри на нас. Такая серьёзная. И оружие у неё. Ох ты, Боже ж мой. Нож кривой, как турецкий ятаган на груди болтается, дробовик старый РДАшный на плече. Хоть и старый огнестрел, однако ж, нутро врагу наизнанку вывернет запросто. Амазонка, прям.
Все надевают маски, я вылезаю и бодренько так чапаю к синей воительнице.
- Ты – Гер-ман. Я – Суон.
Почти что swan, лебедь ты наш синекрылый.
- Ну, здравствуй, лебедь.
- Что?
Внимательно так смотрит на меня, пристально.
- Полезай в кузов, - говорю, а сам улыбаюсь, как дурак.
Жопецкий, высунувшись из кабины, что-то проорал на навийском. Суон кивнула и сноровисто запрыгнула в кузов вездехода. Вот, значить, зачем она приходила вчера, наверное, обговорить детали. И, видать, она давно с нашим Лашкевичем общается. Что это так мимо моего носа? Я ж начальник безопасности, вроде как? Ох, и мутный тип этот Лашкевич, ой, му-у-у-утный. Не иначе, как из Департамента Безопасности заслан, что, впрочем, неудивительно.
Навигатор мягко светит своим экраном. Вася Корнеев как-то так задорно рвёт с места, и мы начинаем наш маленький, простенький и совершенно безопасный рейд. Вот только что-то неспокойно мне.

(продолжение следует...)

[Bolo]

Падре сказал:

Жопецкий

- Ну нифига себе фамильица...
- Я!!!

[Падре]

Bolo сказал:

нифига себе фамильица

Изначально я хотел сделать так, что его фамилия была Жатецкий, но из-за особенностей телосложения служащие форпоста прозвали его промеж себя Жопецким. Но, помятуя о марке пива "Жатецкий Гусь", не рискнул сползать уж в такой откровенный плагиат .

И, кстати, да, у меня очередное раздвоение относительно финала. Какую концовку делаем? Есть грустная, есть неопределённо-тревожная со слабыми позывами к "оптимизьму". Всё зависит от того, как мы решим судьбу Суон. Оставляем жить или "утилизируем". Какое ваше мнение, коллеги?

[Bolo]

Конечно мне дорога жизнь каждого из Народа, даже если это - вымышленный персонаж. Но авторское право никто не отменял, и розово-слюлявые сюжеты тоже не алё... Но я надеюсь она не единственный представитель Народа в твоих планах?

[Дозорный]

Цитата

И, кстати, да, у меня очередное раздвоение относительно финала. Какую концовку делаем? Есть грустная, есть неопределённо-тревожная со слабыми позывами к "оптимизьму". Всё зависит от того, как мы решим судьбу Суон. Оставляем жить или "утилизируем". Какое ваше мнение, коллеги?

В зависимости от того, как будет расписано. Словом решай сам, и старайся преподнести получше)

Повесть покамест действительно мрачная. Хроники оккупированного Ирака напоминает чем-то

[Падре]

Дозорный сказал:

Хроники оккупированного Ирака напоминает

Хроники оккупированной Пандоры продолжаются.


(...продолжение) Ахтунг, в тексте присутствует завуалированная ненормативная лексика!!!



РЕТРОСПЕКТИВА 4.

Проект «Поход Последней Надежды» стартовал. Доселе скрывавшей свои секреты в области передовых научных разработок Корпорации пришлось поделиться ими со всеми. Ставились многочисленные эксперименты, конструкторские бюро перешли на круглосуточный режим работы, опытные производства изготавливали и испытывали один образец за другим, с планетарных баз потянулись караваны с сырьём. Ценой невероятных усилий, экономя на всём, чём можно, истощая все возможные резервы, спустя несколько лет государства Земли смогли построить несколько межзвёздных кораблей, способных доставить ударную группировку к Пандоре. Удалось даже разработать специальные модификации вооружения, устойчивые к воздействию сильного электромагнитного поля. Но, какой ценой это было достигнуто? Все эти годы страны и континенты сотрясали голодные бунты и восстания, которые подавлялись с железной беспощадностью, уровень преступности поднялся на недосягаемую прежде высоту. Многие второстепенные производства просто останавливались, целые города и даже области пустели. И по безлюдным и тёмным улицам этих городов-призраков ветер кружил оставленный прежними жильцами мусор. Вся эта сумасшедшая гонка истощила Землю до крайности. Но это был единственный шанс. Под самое завершение проекта начались разговоры о возможности широкомасштабной колонизации Пандоры. И, хотя, до это этого было ещё очень и очень далеко, страны-участницы за исключением Корпорации, терявшей свою монополию и, соответственно, львиную долю доходов, всерьёз восприняли эту идею. Но, пока шли эти разговоры, от орбиты Плутона один за одним уходили в межзвёздную бездну серебристые иглы кораблей. Уходили в неизвестность.

***
«Славутич» мерно катит по лесной дороге, колыхаясь на ухабах. Хорошо бы тут хотя бы «бетонку» проложить, да, ведь, после первого же ливня вся эта «бетонка» поплывёт да разъедется. А вокруг нас возвышаются массивные стволы, мы словно по зелёному тоннелю едем. Те, кто первые сюда прилетает, поначалу жутко очаровываются всей этой красотой. А чо? Естественно. Стоят, разинув рот, смотрят, задрав голову, охают да ахают. Да, в общем-то, не столько их внешнее это всё поражает, нет, все они испытывают то же самое, что мы все, вся наша рота, испытала, впервые ступив на эту землю. Вы думаете, я фантазирую? Авотхрен! Герман – фантазёр... Щяс, ага... Герман свой последний романтизм и все свои фантазии высрал кровавым поносом в витебской тюряге. Вы их поспрошайте при случае. Разными словами, разными образами они вам выскажут примерно одно и тоже: спокойствие, умиротворение, тёплый восторг, словно прилетел не на Пандору, а вернулся в своё светлое детство. Вот, что они чувствуют. Это после той суматошной Земли-то каково, а? Потом, конешно, привыкают, будто и всё время тут жили. Блин, даже слёзы навернулись. Не надо, чтобы мои люди видели мокрые глаза.

Как там наша синяя проводница? А, ничего, сидит , привалившись спиной к борту, головой крутит. Ничего, нормальненько... Навигатор показывает, что примерно через минут сорок такого хода мы выйдем за границу нашего сектора и пкатим по нейтралке. Дорога там есть, а, чорт! Вася резко тормозит. Здесь пересечение двух дорог, одна – наша, другая ведёт к местной деревеньке. И, вот, по этой другой дороге неспешно бредёт стадо коров. Ну, этих, как его, штурмбистов. Вот, сука... Здоровенные, как наш вездеход, даже больше. И двое пастухов из местных. Это наши учёные подали им идею одомашнить этих рогатых монстриков. Когда Корпорация зачищала свой сектор, многие бежали к нам. А ни еды, ни крова не было. Реально, синька с голоду подыхала, казалось бы, в таких лесах-полях, сорвал какой-нибудь фрукт да стрескал, ан нет. Этого мало. Крепко их поломали, конечно, очень крепко. Дух их сломали. Волю к жизни начисто снесли. Я, вообще, синьку не люблю. Нет, не так сказал. Мне они пофигу, так будет правильнее. Я, к слову сказать, теперь стал очень эгоистичен, возраст, наверное, сказывается, хотя, на пенсию не хочу ещё. Но я не люблю, когда с ними вот так вот по-варварски. Ну, не по-людски это, всё понимаю, месть, там, зачистка, но так нельзя, как РДАшники с ними поступили. Ну, блин, пришлось выручать. Почему? Да потому что всё оказалось немного не так, как нам рассказывали. Пытались нас использовать, а потом выкинуть, как, ну, эт-самое, ну, понимаете, да?

А как выручать синьку? А вот так. Посдказали идею, помогали... Я сам сопровождал наших на эти дела. Ловили молодых телят, приручали, упорно работали. Получилось. И теперь были нави охотниками, а стали животноводами. Сады-огороды научили копать-полоть. Вот, у наших-то восторгу было, помню, такие отчёты строчили. Ну, и премии, звания там всякие, само собой. За прогресс, за налаживание связей, так сказать, в преддверие начала колонизации. Первобытно-общинная формация, ага, точно. Прогресс, одним словом. Помню со школы ещё. Зарулили их на проторенную дорожку. И, вот ещё что меня удивляло тогда. Как они наших от РДАшников отличали? По запаху что ли? Как мы идём патрулём, так всё нормально, стоят, балагурят, скалятся. Стоит где-то там появиться либо РДАшному глайдеру, либо ихнему пешему патрулю на границах сектора - всё, караул! Пожар в джунглях, и всё такое, все бросаются врассыпную и прячутся под кустами. Непонятки, одним словом. Такие дела, братан. Мож, эта Суон расскажет чего?

Это сраное стадо медленно ползёт, не давая нам проехать. Вася нервничает. Он одевает маску, мы тоже, открывает дверь кабины и орёт погонщикам, мешая русские слова с навийскими:
- Эй вы, ё... вашу мать, бл...ь, давайте, пошевеливайтесь, черти полосатые, долго нам вас ждать!?
Погонщики, вероятно, не понимают всего, но тон Васи подсказывает им, что надо делать. Резкими криками и тычками длинных шестов они заставляют животных ускорить шаг. Шестиногие коровы ревут и гулко топают. Вася для убедительности шевелит стволом башенного импульсного пулемёта. Я бросаю быстрый взгляд через плечо на Суон. Заметно, что гневный порыв Васи ей не понравился. Она укоризненно покачивает головой. Но, что поделать, ты уж потерпи, милая, насильно тебя с нами никто не тащил. Тем более, что Васятка наш незлой совсем, дурной малость бывает, это да. Ну, дак, все мы не идеал.

Тем временем погонщики делают своё дело, ревущая и фыркающая масса шестиногих рогатых чудищ освобождает дорогу, оставив после прохода изрядно разбитую грунтовку, да навозные кучи.
Мотор вездехода ревёт, мы ползём дальше. От неспешного покачивания нашего Жопецкого начинает клонить в сон. Вот, он уже уронил голову на грудь и тихонько посапывает. Между прочим, подчинённые зовут его за глаза «Наша Жопа». Что, как бы показывает наличие чувства юмора у наших ботанов. Ну, пусть подремет.
Вдали я замечаю проблесковые огоньки. Яркие вспышки поочерёдно то красные, то зелёные. Это пограничные вешки. Вот и они остались позади. Мы выехали на нейтральную территорию. Что тут? Да, всё то же самое, та же дорога, тот же лес. Но, уже не наш. И прав у нас здесь столько же, сколько и у остальных. А ещё тут надо почаще поглядывать на сенсор движения. На всякий случай.
Меня и самого начало немного плющить. Зеваю, моргаю, всячески отгоняю дремоту. Тем паче, что почти половину пути мы уже прошли. Впереди развилка. Что-то тяжело мне стало в груди, подожди, Вася... Подожди, зёма...

Василий чувствует мою руку у себя на плече и, подчиняясь взгляду, тормозит. Перед нами две дороги.одна – широкая, наезженная. Мы часто по ней ходим в другие сектора. Вторая – узкая, местами заболоченная, извилистая, с ухабами, ямами. Я щёлкаю кнопками навигатора. Смотрю и оцениваю. Почему-то по намеченному пути мне совсем неохота двигаться, ну, прям, с души воротит. Так, если мы поедем по этой тропке, так-с... Делаем крюк километров десять, потом вдоль побережья. Ну, опоздаем малось. Я смотрю на часы. Световой день к тому времени не должен ещё закончиться. Успеем. Жопецкого разбудила остановка. Он проморгался, сфокусировал зрение на мнеи спросил:
- Что происходит? Почему стоим?
- Развилка.
- А что тут такого? Ну, развилка, и чо? У нас есть маршрут.
- По маршруту нельзя нам, - сам говорю и чувтствую, что тот будет возбухать.
Так и вышло. Глав-ботан заёрзал и воззрился на меня с негодованием:
- Это почему это «нельзя»?
- Нельзя нам туда... Плохое предчувствие.
Ну, щяс на говно изойдёт.
- Вы что, Герман? Какое ещё «предчувствие»? Перестаньте. У нас есть готовый маршрут. Поезжайте и не задерживайте нас.
- Нет, - это я говорю уже жёстко.
Жопецкого перекосило.
- Вы что, с ума сошли? Вам приказано двигаться по маршруту, не отклоняясь. Я сейчас же сообщу о вашем самоуправстве шефу, - он потянулся к переговорному устройству.
А пофигу.
- Всем надеть маски.
Рука Жопецкого замерла на половине пути, в его взгляде появилось удивление, но маску он нацепил. Здесь не до пререканий. Я нажал кнопку, открывая дверь с его стороны.
- Что это значит?
- Это значит, Андрей Николаевич, что я вас не задерживаю, хотите идти по маршруту – в добрый час. Пизд...йте, и попутного вам ветра. А мы как-нибудь в обход.
Вижу, засопел сердито, откинулся на спинку сиденья и замолчал. Так-то. Я здесь главный, на мне ответственность за твою жопу. И не перечь мне.
- Давай налево.
- В обход? – Корнеев косится на меня.
- Да, двинем в обход.
- Есть в обход.

Гусеницы взрывают грунт, машина съезжает с основной магистрали и углубляется в лес по узкой колее. Ветви скребут по стеклам. Я оглядываюсь на Суон. Она молодец. И виду не показывает. Всё так же головой крутит. И дробовик свой так аккуратно на коленях держит. Эх, ей бы ружьишко побольше бы, типа противотанковых, что я в музеях видел. Вот это был бы её размерчик.
Уже потом, когда мы вернулись, я узнал, что мои опасения были ненапрасны. Уж, не знаю, как так вышло, но в этот раз «индейцы» предприняли вылазку из своих гор и засели аккурат на этой дороге. Но, вместо нас в засаду угодил патрульный вездеход Великого Халифата, шедший после нас примерно через полчаса. Был большой бой. Отбились они, конечно, но не это главное. Главное то, что на это раз у «индейцев» были гранатомёты. Вот это новость. Откуда? До сих пор не покидает меня мысль, что неслучайно это всё было. Кто снабдил их тяжёлым вооружением? Халифатский вездеход-то они сожгли. Вишь как, и выходит так, что либо они ждали нас, либо так само вышло. И, похоже, что кто-то из наших соседей ведёт себя нечистоплотно, ибо на брошенных гранатомётах идентификационные метки были сбиты. Но, нет доказательств, а, значит, это всего лишь подозрения. И шум поэтому поднимать никто не стал. У всех, видать, есть тут свои дела-делишки.

Едем потихоньку. Быстро ехать не получится, нас-то в кабине растрясёт, а уж нашу попутчицу, вообще, по кузову размотает. Жопецкий уже не спит, нервничает, но старается не показывать это. Молодец. Минут через пятнадцать нашей неспешной езды слышу в динамиках зашуршало, потом Суон так полушёпотом:
- ГермАн, стоять надо!
Оп-па... Я Васе тут же:
- Стоп!
А сам в микрофон:
- Что случилось, Суон?
Она пытается что-то сказать по-русски, но не получается у неё, и она переходит на быстрый-быстрый шёпот на нави.
Жопецкий слушает с напряжённым лицом, потом переспрашивает, поворачивается к нам:
- Она говорит, что поблизости чует своих, но с недобрыми намерениями.
- Сколько? – для меня и всех нас это самое важное.
Жопецкий слушает ответ, потом нервно откашливается и произносит:
- Их немного, и они чуть впереди по ходу.
Ну, если немного, то нестрашно, на скорости проскочим.
- Вот, из-за вашей самодеятельности мы и влипли, - Жопецкий раздражён.
Он достаёт из кобуры свой скорчер и прверяет уровень заряда батареи.
Я молчу. Что толку говорить? Всё равно ему не объяснишь.
- Давай на малой скорости вперёд.
Вася даёт газу, «Славутич» как бы нехотя начинает движение. Всё внимание моё направлено на экран сенсора. Пока всё спокойно. Через метров сто мне становится всё ясно с первого взгляда. Путь преграждают хаотично наваленные брёвна. Классическая засада, детский сад, бл...ь. Машина наша мощная, мощности хватило бы с разгону разбить эту горе-баррикаду, но дорога узкая, есть риск собрать всё это в кучу и увязнуть. Выхода два: либо растаскивать брёвна по одному, либо насувать туда ультралиддита и рвануть всё это хозяйство к едрёне фене. Мы стоим. Вокруг по прежнему тихо. Видно, что они ждут, когда кто-нибудь выйдет из машины. Надо же, раньше они дальше своих гор не совались.

Я беру винтовку и говорю всем, включая Суон:
- Значит так, вы сами всё видите. План наш такой: я сейчас выхожу, забираю взрывчатку из кузова, укладываю туда. Потом мы отъезжаем, взрываем и едем дальше. С этим всё ясно. Теперь следующее. Скорее всего они нападут, как только я окажусь около баррикады. Андрей Николаевич, вам оставаться в машине и не высовываться. Вася, ты – за пулемёт. Бей короткими. Суон говорит, что их немного, скорее всего, мы их отгоним. Понятно? Суон, как только услышишь стрельбу, выпрыгивай из кузова и прячься рядом с дорогой, потому что они будут в первую очередь шмалять по кузову. Кабину им не покоцать. И как только я подбегу, ховайся снова в кузов и лежи там, не высовывайся.. Переведите ей, Андрей.
Она слушает и одобрительно кивает. Молодец какая, лишние вопросы не задаёт.
- Давай, подвези меня насколько возможно поближе.
Корнеев подводит машину ближе.
- Маски надеть...

Я пошёл.
Выпрыгиваю и по чавкающей грязи подхожу к кузову, забираю из контейнера пяток зарядов с детонаторами. Встречаюсь взглядом с Суон. Она едва слышно произносит:
- ГермАн...
И ещё что-то тихо-тихо. Её четырёхпалая ладонь касается моей, и мы на миг застываем. Чё-то странное...
Я спрыгиваю и нарочито неторопливо подхожу к наваленным в кучу брёвнам и прочему хламу. Начинаю крепить заряды. Один, второй. Крепятся легко. Раз, и там. И детонатор. Включаем. Начинает мигать красный светодиод. Ещё надо заложить три заряда. И тут в наушнике появляется васин голос:
- Командир, движение на одиннадцать часов! И на два часа!
Понятно. Неопытные какие-то. Похоже, нам крупно повезло. Это то ли молодняк они свой так учат, то ли ещё не научились грамотно засады устраивать, коль оставили нам путь назад.

Короткая очередь заглушает звуки леса, за ней ещё одна, потом начинается суматошная стрельба. Над головой свистит. Ого. В стекло маски летят щепки от брёвен, в которые с глухим звуком ударяются пули. Ну, точно, зелёные ещё. Стреляют издалека, видать, сами нас боятся, на понт берут. Ну, это несерьёзно. Тем не менее, я плюхаюсь наземь и наугад стреляю пару раз. Слышу, как свистящим треском заговорил наш башенный пулемёт. Вот Вася выпустил пакет зарядов и теперь ждёт, чтобы уровень напряжения восстановился. Говорил же ему, бей короткими. Они не выдержат, отойдут. Я ползу и устанавливаю третий заряд. Ещё пару. Краем глаза замечаю что-то стремительное и синее оказывается рядом со мной. Суон! Ах, ты! Куда!? Я ж приказал тебе сигать в кусты не высовываться. Вот, бл...ь, отшлёпаю тебя потом за невыполнение.

Суон плавно и грациозно, как это умеет делать только синька, в один прыжок оказывается рядом, привстаёт, стреляет куда-то вперёд поверх баррикады, тут же отскакивет, меняя позицию; прячется за бревно, снова палит дробью. Прикрывает, значит... Ну, спасибо тебе. Я проползаю под грохот стрельбы вперёд (проклятое пузо мешает, сука) и ставлю последние два заряда. Пули шлёпают рядом, но прицельную стрельбу «индейцам» мешает вести Вася своими очередями и Суон. Чувствую, что обозлённый противник перенёс огонь на неё. Она уже и голову не может поднять. Так плотно её «осаждают». Пора выручать. Теперь я приподнимаюсь. Мне кажется, что я вижу впереди мелькающие в растительности фигуры. Высаживаю туда весь пакет. Подскакиваю к Суон, рывком вытягиваю её, и мы вместе бежим к вездеходу. Блин, Жопецкий открыл дверь кабины и тоже палит из своего скорчера, вот рисковый. Что ж, мужик, ничего не могу сказать, мужик. Толкаю Суон в кузов, она вскакивает, хватает меня за руки и, словно куклу, втаскивает внутрь. Мы валимся на дно кузова, вражеские пули, пущенные вдогонку прошивают верх, стучат в борта. Я ору:
- Давай назад, рви, нах...й!
С места «Славутич» даёт задний ход. Резко, внезапно. Мы оказывается друг у друга в объятиях. Вот только мне винтовка неприятно режет бок. А так – ничего. Отъехали. Надеюсь, у них ума хватит нас не преследовать.

Я деликатно (насколько это возможно) высвобождаюсь, достаю из кармана пульт и нажимаю кнопку. Слышу мощный удар впереди, затем васин голос:
- Отлично!! Всё – в хлам! Супер! Ха-ха! Ну, получили, скоты?
Потом с удивлением:
- Они отходят. Нет, они просто бегут! Вот это да...
Ну, прям, сегодня сплошные странности. Всё стихает. Я осторожно высовываюсь наружу. Потом спрыгиваю. Суон тоже прыгает и встаёт рядом. Она достаёт из поясной сумки патроны и неспешно перезаряжает магазин своего дробовика. Надо подойти и посмотреть, пройдёт ли наша машина. Вот, я я уже рядом с тем, что было когда-то наспех и неумело сложенной баррикадой. Нормально. В самый раз. Я повораичваюсь и хочу махнуть рукой Корнееву, чтоб тот подогнал вездеход к нам. И тут я замечаю, как наша храбрая Суон вдруг бледнеет. Нет, она не бледнеет, а зеленеет, наверное? Как бы это объяснить? Ну, это мы бледнеем, а у синьки в такие моменты кожа становится такого непонятного блевотного цвета, в общем. И вдруг, как задрожит вся.

Я подхожу и беру её за руку. Рука холодная и влажная. Она смотрит вперёд, глаза раскрыты от ужаса. Со стоном она выдавливает:
- Та-а-ам...
- Что там, Суон? – я оглядываюсь, я решительно ничего не понимаю.
Такая метаморфоза приводит меня в недоумение, вселяет в меня страх, и я тоже начинаю нервничать.
Суон совсем плохо. Её колени подгибаются, она без сил опускается на землю, сжимая мою ладонь.
На дорогу метрах в десяти от нас из леса выходят люди. На них пятнистые сине-зелёные безформенные накидки. На голову накинуты капюшоны. Оружие наготове. Теперь всё понятно. РДАшники. Их человек двенадцать. Все рослые, крепкие, как на подбор. Ни одного пузана, как я. Как-то сразу видно, что это профессионалы. Походка, выправка, воинская стать. Они, не торопясь, идут к нам. Такие хорошо знают себе цену и поэтому редко торопятся. Настоящие бойцы, машины войны. Суон, кажется, сейчас окончательно упадёт в обморок.

Главный из них откидывает капюшон, и я вижу властное лицо. Блондин с короткой бородкой. Глаза весёлые. Он протягивает руку:
- Олафсон. РДА.
- Бурцев, Литва.
- Мы патрулируем квадрат, услышали стрельбу. Помощь нужна? – Он бросает короткий взгляд на скорчившуюся у моих ног Суон.
- Вы вовремя, они наверное, почуяли вас и быстро ушли, - говорю я, - мы следуем к нашим метеостанциям для сбора данных, а тут засада.
- Это да. Сегодня что-то шалят они. Это ваша? Что с ней? Зацепило? – он оценивающе смотрит на дробовик.
- Нет, просто шок. Сейчас очухается.
- Красивая... Окей, если что, то знайте, мы рядом. Через общий канал зовите, - Он прислушался к чему-то, потом его лицо приняло озабоченное выражение.
- Только что передали, нападение на патрульный вездеход. Нам надо выдвигаться.
- Бывайте! Удачи вам.
- Вам тоже счастливого пути.
Группа РДАшников тихо и безмолвно скрывается в зарослях. А я и подбежавший Жопецкий пытаемся привести в чувство Суон.

[Martian]

Падре сказал:

Реально, синька с голоду подыхала, казалось бы, в таких лесах-полях, сорвал какой-нибудь фрукт да стрескал, ан нет. Этого мало. Крепко их поломали, конечно, очень крепко. Дух их сломали. Волю к жизни начисто снесли.

Как страшно это читать!
Падре, чем атмосфернее и талантливей твое произведение, тем страшнее читать.
И тем сильнее хочется явиться туда... Ну, хотя бы тем, кто у меня на авке сейчас. За нави тревожно и страшно.

[Падре]

Martian сказал:

За нави тревожно и страшно.

Скорее всего, им будет дан шанс, конечно, это будут уже не прежние нави, опыт-то никуда не денешь. Да и земляне тоже меняются. Может быть, не так быстро, как хотелось бы. Склоняюсь к мысли, что негативной концовки не будет. Но, потом в общих чертах могу обрисовать, что там я планировал.

[Martian]

Интересно, выжили бы земляне, в такой ситации? И что нави должны доказывать, какой шанс? Они-то ни в чем не виноваты, в отличие от захватчиков.

[Падре]

Martian (04 декабря 2011 - 19:06) писал:

Интересно, выжили бы земляне, в такой ситации?

Кто знает, кто знает?

Martian (04 декабря 2011 - 19:06) писал:

, какой шанс?

Там по ходу выяснится. Малость приоткроется завеса над героическим прошлым синего народа.

[Дозорный]

Что ж, будем ждать продолжение истории.

[vit]

ждем

[Martian]

Падре сказал:

Малость приоткроется завеса над героическим прошлым синего народа.

Звучит достаточно зловеще, чтоб быть интересным.

[Падре]

(...продолжение)


ВНИМАНИЕ!!! Уровень нецензурности данного текста составляет (2 ед по пятибальной шкале)







РЕТРОСПЕКТИВА 5.


Вот и Пандора. Корабельные радары обшаривают каждый квадратный метр поверхности. Идёт заключительный этап уточнения целей. Вносятся последние поправки в координаты. Орбитальные бомбардировщики заправлены и готовы к отстыковке. Личный состав ударных соединений выеден из состояния криосна и готов к погрузке в посадочные модули. Самый большой контингент у Корпорации. У них же и самые обширные задачи. Самый маленький – у Великого Княжества Литовского. Рота десанта да звено «Стрижей». И задачу им поставили не такую уж сложную. Общий план операции заключался в нанесении ударов по целям с орбиты и последующей высадки десанта с задачей окончательной зачистки. Необходимо было атаковать племена, принявшие активное участие в изгнании колонистов. Роте Бурцева ставилась задача нейтрализовать остаточный боевой потенциал Морских Охотников. Того самого клана, где по сведениям исследователей, царил матриархат. Племя это было небольшое, сосредоточено в двух деревнях на побережье океана. Рота разбивалась на два взвода, и каждому взводу ставилась задача зайти в деревню и зачистить её после орбитального удара. Аналогичные задачи ставились подразделениям других стран участниц Похода Последней Надежды. Это называлось в документах «санацией». А к Оматикайя у Корпорации был особый счёт. И к их лидеру Дж. Салли. Им была уготована особая судьба. Что двигало командованием? Жгучая жажда мести или желание побыстрее решить наболевшую проблему? Докопаться до сути сейчас уже практически невозможно. Да и неинтересно это никому.

Первыми от кораблей-носителей отстыковались орбитальные бомбардировщики. Постреливая огоньками маневровых двигателей, они выстраивались в атакующие формации звено за звеном.
Взвод Бурцева занял места в посадочном модуле. Низкий потолок, сиденья вдоль стен, как в десантном глайдере. Всё привычно. Лёгкий толчок и скрежет по обшивке означали, что отстыковка состоялась. Они могли слышать переговоры пилотов.
«Центральный, я – «Неман». Запуск маршевых, режим оружия - боевой».
«Удачи вам, «Неман».
«Стрижи» пошли на цели...
Они не ощущали скорости, находясь внутри модуля, только, когда началась тряска, все поняли, что вошли в атмосферу. Невесомость ушла, появилась сила тяжести.

Им всем ещё что-то вкололи перед посадкой в модуль. Сказали, что это витамины для укрепления огранизма после криосна. Так это было на самом деле или нет, но Бурцев постепенно ощутил накатывающие волны совершенно дикой ярости. Дыхание сделалось тяжёлым, взгляд стала застилать красная пелена. Может быть это было от перегрузок? Может быть, и от перегрузок. Потом пелена ушла, зато зрение сделалось необычайно отчётливым. Он мог разглядеть даже малейшие царапины на противоположной стенке. Его движения стали аномально быстрыми, реакция молниеносной. Но ярость никуда не ушла. Наоброт, она стала кристально-чистой. Он ощутил физическую потребность кого-нибудь убить, руки наполнились внутренним зудом, в животе засвербило. Желание убивать стало непреодолимым. Кромсать ножом живую плоть или всаживать из винтовки разряд за разрядом в свою жертву, наслаждаясь последними содроганиями. Желание смерти сделалось настолько невыносимым, что он запрокинул голову и завыл, словно волк, чтобы хоть слегка облегчить своё состояние. Ему ответил вой пары десятков глоток. Десантники мотали головами, сжимали кулаки до побеления, били им в стенки, сдирая в кровь костяшки, свирепо поглядывая на сидящих рядом.
- Нави! Нави! Нави! – раздался крик.
- А-а-а-а!!!! Еб...ть и резать!! – ответил яростный ревущий хор.
Оскаленные рты, безумные, горящие ненавистью глаза.

«Если ты встретился с бешеным псом?
Пса стреляют!
А, если змея заползла в твой дом?
Гадину убивают!
С Нави коварным как быть с врагом?
Люди литовские знают!
Штыком его, заразу,
Да так, чтоб заорал,
Чтоб вывалилось наземь
Всё то, что он сожрал.
Ты будешь в горе косу рвать,
Метаться на ветру,
И навиянки подлые
Рожать не смогут детвору.
Пройдём великою грозой
Дыхнём дыханием Земли
И над навийскою бедой смеяться будем мы!
Будь им дерьмо могилою,
Землян не покорить!
О, дай мне Родина силы
Бить, бить, бить!»

На ум пришла речёвка, которую они орали в строю. Кто это сочинил, он не помнил. Но сейчас эти наполненные яростью строчки так и вертелись в голове.
«Центральный, я – «Неман», цель «Альфа», есть накрытие. Цель «Бета», курс боевой!»
«Я – центральный, принято!»
Это донеслось из кабины пилотов. Цель «Альфа» - объект атаки их взвода. Значит, по ним «Стрижи» уже отработали, молодцы.
- Пять минут до высадки, приготовиться – подал голос первый пилот.
- А ну, хорош, бездельничать! Маски проверить, боекомплект проверить, за работу, сволочи! – завопил Бурцев.
Ну, что же так долго тянутся эти минуты? Ну, когда же? Руки, сжимающие винтовку, дрожат в сладком предвкушении. Сейчас они этих вероломных трёхметровых головрезов-каннибалов на куски рвать будут.
- Приготовиться!
Последовал сильный толчок, движение прекратилось. Десантники отстегнули ремни безопасности, и выстроились в две колонны.
Аппарель с шипением отрылась наружу, впуская тёплый и густой воздух.
- К машине, суки! Пошли-пошли!

В несколько секунд солдаты покинули модуль и выстроились рядом. Теперь им предстояло преодолеть примерно метров двести и войти в деревню противника. Модуль совершил посадку на опушке густющего леса. То есть, сзади, оглянувшись, Бурцев увидел сплошную зелёную стену. Стволы исполинских деревьев, казалось, уходили под самое небо. Потом до него дошло, что он слышит тишину, но живую тишину, которая обволакивала и таинственным образом оказывала успокаивающее действие. Это не была тишина в полном понимании, это было тишиной по сравнению с тем, к чему он привык. Шуршание ветерка в кронах деревьев, шелест густой травы под его высокими ботинками. И завораживающие краски. Потом пришло осознание: это же другая планета, чужое небо, такое голубое и бездонное. И такое доброе после холодных металлических интерьеров транспортника. Он словно очутился в сказочном лесу. Картинки, которые он видел, будучи малым дитём, в книжках, внезапно ожили. И куда-то безследно отхлынула дикая злоба. Может быть, он с первым вдохом глотнул какого-то яда, не отсечённого фильтрами, и скоро умрёт? Может быть, этот яд какплю за каплей отнимает его силы? Он посмотрел на свой взвод. Люди выстроились в две шеренги и выглядели немного смущёнными. Они несмело переминались на месте, стараясь не смотреть друг на друга. С каждым вдохом становилось спокойнее на душе.
- Двенадцатый! Двенадцатый! Почему не отвечаете? Доложите обстановку.
Это же Центральный, а он прослушал!
- Центральный, это двенадцатый. Высадились, выдвигаемся к цели «А».
- Становись! – подал он команду.
Наверное, из-за плотного воздуха голос его прозвучал без должного напора, обыденно, повседневно. Вид строя ему не понравился.
- Что вы, как мухи сонные ползаете? Что с вами? Задание все помнят? Повторяю для забывчивых. Пленных не брать, выживших не оставлять. Цепью! Марш!

Взвод растянулся в цепь и медленно двинулся к деревне, над которой столбом поднимались клубы чёрного густого дыма. Шли медленно, осторожно ступая и вертя головами в разные стороны. Ожидали засады.
Деревня располагалась в естественной чаше, образованной горами. С двух сторон её окружали уступчатые скалы, спереди плескался океан, а сзади вдалеке начинались заросли. И именно с этого направления и двигались земляне.
Бурцев услышал характерный свистящий щелчок выстрела импульсной винтовки.
- Что там у вас?
- Да, показалось, товарищ лейтенант,.. – передали с левого фланга.
Нервы у всех, похоже, на пределе.
Уже можно было различить, как над горящим посёлком кружат, подобно встревоженной стае ворон, местные крылатые создания, напоминающие птеродактилей. Слышно, как они скрипуче тревожно кричат. Это же баньши, подсказала память. Средство передвижения по воздуху. Стоп. Он почувствовал внутреннее смятение и чуть поотстал. По радио вызвал командира второго взвода пожилого, видавшего виды прапорщика Земляного:
- Двадцать второй, я – двенадцатый, приём!
После продолжительного шуршания и потрескивания послышалось мрачное:
- Двадцать второй на связи.
- Слышь, Палыч, да, я это, я чего вызываю-то... Как у вас там?
На другом конце воцарилась тишина, потом последовал абсолютно неуставной ответ:
- А почему ты интересуешься?
Значит, что-то не так у них там.
- Да, тут, похоже, херня какая-то.
- В каком смысле?
- Да, не могу сказать, ничего не понимаю... Как-то странно чувствуем мы себя, веришь? Все какие-то варёные стали, мнутся, жмутся, идут неохотно.
- Вот, и у нас то же самое.
- Ты что-нибудь про такое слышал раньше?

Их разговор прервал неожиданно возникший шум. От горящей деревни, отчаянно махая длинными руками, к идущим цепью людям бежала долговязая тощая фигура, издавая пронзительные крики. В этих криках было столько боли, горя и страдания, что, вскинувшие, было, оружие десантники, опустили свои винтовки и остановились. Нави они видели только на голографических экранах. Картины эти им демонстрировали в рамках подготовки в тренировочном лагере. А здесь настоящий, из плоти и костей житель далёкой планеты приближался к ним, судя по его виду, совсем с неагрессивными намерениями. Их готовили ко встрече с трёхметровыми подлыми людоедами, коварными синими тварями, бьющими в спину. То, что они видели сейчас, сильно отличалось от навязанного им образа. Солдаты, ещё пятнадцать минут назад изнывавшие от жажды убийств, теперь нерешительно оглядывались на своего командира, ожидая указаний. Как через асфальт дорог пробивается хрупкий стебель цветка, так и в их искалеченных душах просыпалось и шевелилось что-то давно забытое, отодвинутое в самые далёкие уголки. Отстрелить бегущему нави голову плазменным разрядом никто так и не решился. Абориген подбежал к людям и с размаху бухнулся на колени. Это была мужская особь, если Бурцев правильно научился их классифицировать в лагере. Кожа его во многих местах была обожжена и кровоточила, волосы на голове и туго сплетённая коса частично обгорели. Он цеплялся руками за одежду солдат, что-то умоляюще лепетал и показывал рукой назад, на полыхавший в деревне пожар.
- Чего ему надо? Кто-нибудь понимает его речь? Чего он орёт-то? Пристрелите его, кто-нибудь, что ли?
Бурцеву, несмотря на его старания, язык нави так и не дался. Только чуточку. Типа, «руки вверх», «стой, стрелять буду», «где ваша деревня» и всё подобное.
- Просит помочь, говорит, огонь упал с неба и убил почти всех, очень просит помочь ради Великой Матери-Эйвы, говорит, все сгорели. Совершенно все в один миг, говорит, сгорели.
Это ответил бородатый десантник, как помнил Бурцев, осуждённый на Земле за грабёж с убийством.

Абориген подползал на коленях то к одному, то к другому, умолял с натуральными слезами. Возникло минутное замешательство. Потом часть солдат забросила оружие за спину и решительно зашагала по направлению к деревне, оставшиеся же ожидали приказаний от своего командира, а крики и мольбы погорельца нестерпимо рвали его сердце в клочья.
«Куда они пошли без приказа? Да, что же это такое происходит!?»
Бедняга-абориген находился в таком глубоком шоке, что, похоже, не соображал толком, к кому он обращается. Небесные люди были давно изгнаны с Пандоры, и, возможно, он тоже принимал участие в той кровавой битве. Но сейчас, когда страшное пламя с небес в считанные секунды поглотило всё племя, все жилища, вообще, всё, что было, он бросился за помощью. И первые, кого он встретил, были именно эти встревоженные и мятущиеся внутри себя, Небесные люди. И именно к ним он кинулся, потому что горе, постигшее его народ было так велико, что ни одно живое сердце не могло не откликнуться, не могло не сострадать, даже заскорузлое, покрытое каменной скорлупой сердце Небесного человека.
- Помочь бы надо, товарищ лейтенант, - услышал он нерешительный голос.

Ушедшие вперёд уже подходили к окраине посёлка.
А как же приказ? А как же задание? Это же саботаж! Это грозит провалом всей операции! Так енльзя! Разум протестовал. Он давал присягу, он солдат, он убийца на службе у государства. А сердце говорило обратное. Сердце? Как часто он прислушивался к голосу собственного сердца? Бывало иногда. А сейчас оно просто криком кричало. Никогда такого не было, никогда. Разум требовал сохранять хладнокровие, «нейтрализовать» незванного гостя и продолжать выполнение задания, завершить работу «Стрижей». Но не поднималась у него проклятая рука. У его подчинённых, по видимому, тоже. Он обречённо махнул рукой:
- Пошли.
Горящие примитивные строения, кучи пепла и головешек, нестерпимый жар, искры летающие снопами, и трупы, валяющиеся повсюду. Обгоревшие, обезображенные, скрюченные от жара, спёкшиеся в одну безформенную массу. Разбросаны вокруг нехитрые предметы быта. Прямо посреди деревни ещё дымятся глубокие воронки от взрывов бомб. Через фильтр не чувствуется запах горящей плоти... Зато видно, как тлеет под синей кожей несчастных жертв белый фосфор. Где-то ещё можно определить, вот женщина, вот молодой нави, вот почти ребёнок, а где-то сгоревшие уже не поддавались визуальной идентификации. Он уже повидал сгоревших ранее. Человек от огня делается маленький такой, словно подросток. Здесь всё было так же... Он шёл посреди поля смерти, сторонясь жарко полыхавших костров. Вид этой бойни воскресил в его памяти картины освобождённой Коломны, из которой только-только ушли войска Восточной России. Те же пожары, те же языки огня, полыхающие из выбитых окон полуразрушенных домов, те же кучи трупов на улицах, та же боль.

- Двадцать второй, это двенадцатый. У нас потерь нет, но, похоже, Палыч, нас макнули в говно с головой. Мы не выполнили приказ.
- Двенадцатый, двенадцатый... Это двадцать второй... Гера, блять, Гера... Фосфор против беззащитных... Нас жёстко нае...али. Это ад, сука. Так нельзя, Гера. Они же живые...
Как странно было слышать такие слова от ветерана, прошедшего огни и воды.
Его подчинённые уже суетились. Кого-то из абригенов оттаскивали подальше от огня, кого-то уже перевязывали, разрывая свои индивидуальные пакеты, заливали раны и ожоги медицинским гелем. Несколько хвостатых, оправившись от первого шока, помогали десантникам. Живых оказалось совсем мало. Скоро их станет ещё меньше.
В наушнике прорезался сухой голос:
- Двенадцатый, это «Неман». Режим ожидания. Требуется повторный удар?
Он замотал головой.
- «Неман», повторный удар не нужен, вы отлично поработали, братишки, спасибо...
Потом, подумав несколько секунд, он вызвал командование:
- Центральный, это двенадцатый. Докладываю обстановку. Потерь нет, санация завершена. Но, нужны медики. Да, медики! Срочно, сюда!
Плевать. Как только они здесь окажутся, сами всё поймут, как понял он и его люди. А в синем ласковом небе продолжали кружить баньши, оглашая пепелище тоскливыми криками.


***

Кое-как мы с Жопецким привели в чувство нашу амазонку. Пока начальник научной секции что-то успокаивающе ей говорил, я достал свою флягу из вездехода, набрал водки в ладонь и растёр Суон грудь. Это её взбодрило. Меня тоже, кстати. Не, всё понятно. На РДАшников так реагируют все нави. Это ещё с тех времён, когда ихняя Эйва замолчала. Но, как они их чуют, заразы такие? Суон уже практически пришла в себя, она поднялась, отряхнулась, поправила нагрудную повязку, растрёпанную при растирании водкой (ох, Гера, старый ты похотливый козёл).
- Мож, привал сделать? Спросите её, Андрей, как она себя чувствует? – я посмотрел на Жопецкого вопросительно.
Тот перекинулся несколькими предложениями с уже окончательно пришедшей в себя Суон.
- Она в порядке. Очень ей стыдно, говорит, перед нами за такую трусость, но, ничего не смогла с собой поделать . Это внутри неё.
- Да, нормально всё. Скажи, пусть не парится. Мы это всё знаем-понимаем.
Я подождал ещё немного, знаками показал Суон, что мы готовы отправляться дальше. Она кивнула и запрыгнула в кузов. Мы тоже залезли в кабину. Корнеев завёл мотор, и мы, набрав скорость, поползли по лесной дороге дальше.
Я потянулся за микрофоном. Теперь предстояло связаться с базой. Наверное, Лашкевич будет недовольно что-то бурчать по поводу нашего отклонения от курса, но мне всё равно. Он – там, а я здесь. Не нравится, пусть поищет кого-нибудь другого для своих тайных дел или сам едет.

Я вызываю шефа, он мне тут же отвечает, как будто сидел и ждал, когда я прорежусь в эфире. Говорю, мол, так и так, съехали с основного маршрута, едем в обход, попали в засаду, но отбились. Потерь нет. Он ни словом меня не упрекнул. Я потом уже понял, что про засаду на основном маршруте он к тому времени узнал. Потому и не стал выступать. Спросил лишь, цел ли Жопецкий? Я ответил, что все целы, что из-за этого объезда и засады запоздаем и вернёмся только к вечеру. Лашкевич пожелал нам удачи и потребовал докладывать о ходе миссии регулярно.
Мы выехали на открытое место. Заросли остались позади. Теперь дорога шла вдоль побережья. Совсем, как дома. Ещё бы столбы вдоль дороги стояли да вдалеке - эстакады магнитных поездов. Жопецкого снова клонит в сон. А мы с Васяткой неспешно перебрасываемся словечками. Совершенно пустой разговор ни о чём. Сначала обменялись мнениями о неудачной «индейской» засаде. Потом назаметно перешли на обсуждение Суон. Ну, а о чём могут ещё говорить люди, пребывающие несколько лет в стенах пандорского форпоста? Анекдоты все уже давно рассказаны-пересказаны, новостей нет особых, то, что вокруг уже видели много раз. Вася жалеет наших соседей. Качает головой и укоризненно говорит, что не знает как бы он жил-поживал, окажись в такой же ситуации. Всё это началось во времена Большой Зачистки. РДА проводила в жизнь программу по очищению своего сектора от потенциальных угроз. Они ставили целью обеспечение безопасности для своих людей. Хорошая, конечно, цель, но какими методами это делалось? Честно говоря, не хочу вспоминать. Я же не живодёр какой-то там или садист... Бежали местные, кто куда. К нам бежали тоже. Короче, потом возмутились все, все участники того Похода. Типа, если не прекратится этот геноцид (или, правильно сказать, навицид?), то Корпорации объявят бойкот со всеми вытекающими. Ну, и тем, конечно, пришлось сбавить обороты. А эта ихняя Эйва с той поры и замолчала. А они без Эйвы этой вообще никак. Вот и началось у навей шатание и разброд.

Бл...ь, интересно, предполагал ли этот долбанный Салли, что всё так обернётся? Мне рассказывали, что вместо своей работы он закрутил роман с местной шмарой, а на свои обязанности хрен забил. Чего добился? И сам сгорел, и шмара его. Тогда РДАшники жахнули с орбиты по ним мезонной боеголовкой. И всё, не нашли ничего от него. Да, там до сих пор выжженное место.
А вот там, если чутка забрать левее, там будет место того нашего «подвига». Там тоже долго ничего не росло. Так и был выжженный фосфором пятачок. Ну, кто в том аду выжил, а их было совсем мало, потом разбрелись, кто куда. Нам говорили, там - бойцы-головорезы. Ничего там такого не было. Обычное племя с пиками-луками, дикари. Бабы ихние главные были у них. Одежда у них была в красных тонах. Потом уже я видел в нашем секторе синьку в красном. Наверное, остатки осели здесь. Вообще, что с ними дальше будет, неизвестно. Может, вымрут потихоньку, может, так и будут тихо киснуть. Этих горных «индейцев» рано или поздно перебьют всех. То, что их до сих пор не перебили, это, ящетаю, чья-то тухлая игра. Воспоминания, воспоминания...
Ага, до первой точки осталось тройка километров. Отлично.

Вот, мы и добрались. Я растолкал Жопецкого, приказал Васе взять камеру, а затем мы все дружной толпой вывалились из кабины. Суон уже стояла, настороженно оглядываясь по сторонам. Место это представляло собой ровное плато. Я подошёл к обрыву и взглянул вниз. Высоко тут, если свалишься, то костей не соберёшь, конкретно. Жопецкий обшаривает скалы, Вася всё это тщательно снимает на камеру. Суон вдруг говорит:
- Здесь ничего нет.
Хорошо так говорит, почти без акцента. А потом мне кивает:
- Надо ехать дальше, ГермАн, здесь ничего нет.
Вот так она и называет меня. С ударением на последнем слоге. ГермАн. И голос у неё низкий, а не скрипучий, как у многих из них. Ладно, как скажешь. Поехали дальше. Сейчас приедем, туда, всю эту туфту там заснимем и поедем обратно.
- Всё, хорош, сворачиваемся, - подаю я команду.
Жопецкий, кажется мне, ничем не разочарован, наоброт, какой-то стал серьёзный, подобрался весь. Молчит, не разговаривает. Достал из кобуры свой скорчер зачем-то, вижу, проверяет заряд батареи. Хотел его спросить, да потом подумал, что хрен с ним. Отчитались Лашкевичу, едем дальше.

Ещё через пять километров нас встречает аналогичное плато, окружённое скалами. Те же камни, такой же обрыв, разве что тут чуть больше зелени. Вьющиеся растения, я смотрю, тут обосновались. Они обволакивают камни у подножия скал, а некоторые даже уходят своими извилистыми стеблями высоко вверх. Мы снова вылезаем. Суон выглядит почему-то обеспокоенной. Корнеев снимает всё на камеру, водит объективом налево и направо. Я подобрал камушек, подошёл к обрыву и с силой запустил его. В плотном воздухе Пандоры он летит совсем недалеко и беззвучно плюхается в воду далеко внизу.
- Эй, поглядите сюда! – слышу я возглас Жопецкого.
Чего-то нашёл... Хм. Подхожу я, подходит Суон и Корнеев. Жопецкий ножом прорубил завесу вьющейся зелени и теперь рубит стебли дальше. Теперь я понимаю. Перед нами в скале открывается небольшой проход. Его ширина достаточна для того, чтобы в него прошёл один человек. Высота же его соответствует росту нави. Края прохода свидетельствуют о его искуственном происхождении.
- Подождите! Всем отойти! – это я командую.
Жопецкий заканчивает рубить и отходит на два шага назад. Я же осторожно галядываю внутрь. Темновато. Достаю фонарик и свечу внутрь. Под ногами я вижу полураскрошившиеся ступени, ведущие вниз.
Я выключаю фонарь и пару секунд раздумываю. Потом приходит решение. Надо идти вниз.
- Короче, Корнеев, остаёшься у вездехода, и будь на связи. Андрей Николаевич, я вас тоже попрошу остаться. Сначала я должен там всё осмотреть. Вы спуститесь туда, когда я подам сигнал, что всё чисто. Суон?
Она кивает мне.
- Я пойду с тобой. Есть вещи, которые недоступны глазам Небесных.
Странно, она говорит по-русски очень хорошо. Я молча киваю, снова включаю свой фонарь и делаю первый шаг в открывшийся проход.


(окончаниее следует...)

[Дозорный]

Мндаа... жесть.